И вот капитан подхватил (остро при этом впившись), Алёшу под один из каменистых треугольников, который заменял ему руку, и повёл куда-то среди выворачивающего смрада, каменного треска, скрежета, испуганных и злых возгласов команды. И хорошо ещё, что он так впился, иначе, при одном из сильнейших толчков, Алёшу непременно бросило бы на стену, пронзило бы одним из шипов. Они спустились по вывернутой, скособоченной лестнице, и вошли в помещение наполненное сильнейшим ветром. Ветер был бы смертоносным, разорвал бы Алёшу в клочья, если бы не хитроумная система каменных щитков, которая останавливала большую часть урагана, и почти все камни, оставляя при этом открытым обзор.
Картина была величественной и мрачной. Каменная поверхность дыбилась многометровыми валами, и «корабль», вместе с выгибающимся тросом, то взмывал на них, то проваливался в чёрные, бездонные пропасти между ними. Многометровые тёмные вихри-призраки носились кругом, вздымали каменные буруны, раскручивали их, метали в корабль. Впереди же, метрах в пятистах, клубилась и нарастала зловещая тёмная стена — в ней раззевалась пасть способная разом поглотить сотню подобных «кораблей», и выбрасывала снежные сонмы.
— Вот она — Хранительница! — с дрожью взвизгнул капитан, и с сомнением взглянул на иссушённую, похожую уже на мумию Алёшину фигуру. — Так вы, стало быть, управитесь с нею?..
Алёша ничего не ответил — он не знал, что теперь делать — он ухватившись за выступ, едва удерживался под напором ветра, и неотрывно глядел на свою противницу; в измождённом мозгу, бились лихорадочные мысли: "Ведь раздавит меня! Какая же у неё мощь! И почему прежде не раздавила?! Я же пред нею — как муравей!.." — и, словно в подтверждение тяжких этих мыслей; вместе с очередной снежной тучей, из исполинской глотки вырвался яростный, оглушительный хохот — под его властью и ветер и валы ещё усилились, и теп" ерь корабль" буквально падал в пропасти меж валами, ударялся от стремительно несущуюся стену следующего, взмывал вверх, снова удар — треск — «корабль» едва не развалился, но вот вновь рывок вверх, вновь падение — удар.
Алёша все силы прилагал, чтобы только удержаться, в кровь были разодраны его руки, он скрежетал зубами, звал на помощь, но в оглушительном грохоте стихий никто не слышал его выкриков. А потом прорезался полный ужаса крик капитана:
— ОНА поглощает нас!.. Спаси! Спаси БО-ОГ!!!
И вот капитан всей своей массивной треугольчатой тушей метнулся на Алёшу, сшиб с ног, тут же подхватил, и сжал в своих каменных объятиях с такой силой, что у юноши затрещали, готовые в любое мгновенье лопнуть кости. На него вытаращились, готовые пронзить, треугольные глаза, и, обдавая смрадом, загрохотал, перекрывая рёв бури, вопль:
— Спа-аси!.. Спа-аси!!! Ведь ты можешь?!! Бо-о-ог!!!
Но вот от очередного, особенного сильного рывка капитан и сам не удержался на ногах, его стремительно метнуло к стене, от удара он затрещал, и… рассыпался грудой острых, холодом исходящих камешков. Алёша понял, что сейчас последует следующий удар — его самого раздробит, и он закричал, пытаясь за что-нибудь ухватится:
— Чунг, помоги же мне! Ну что же?!! Ведь ты такой могучий…
Но его крик померк в ледяном, нахлынувшем со всех сторон вопле:
— Ты уже Мёртв! МЁРТВ! Ты навеки мой раб! Ты частичка меня! Снежинка!..
Алёша метнул истомлённый взгляд вперёд, в изодранное подобие иллюминатора, и обнаружил, что, в клубящемся стремительными, безумными призраками хаосе, «корабль» подхватила и возносит всё выше и выше исполинская, кажущаяся бесконечной волна, но вот волна резко оборвалась, и распахнулась чернейшая, и действительно уж бездонная пропасть, в нетерпении поглотить свою добычу, из бездны этой вытянулись щупальца мрака, обвились вокруг каменной коробки — вот сейчас она лопнет!..
— Чунг! Что же ты?!.. Сделай же что-нибудь?!!
Алёша кричал, а сам вдруг почувствовал, что действительно уже мёртв, что не бьётся его сердце, тело не слушается; понял, что в самом скором времени действительно обратится в снежинку, не имеющую волю, но полностью подвластную Снежной Колдунье. И тогда завопил в ужасе:
— ОЛЯ!!! ОЛЕЧКА!!!! Спаси!!! Что же ты не разбудишь?!!! Ведь ты же рядом!!! Ты всё чувствуешь!!! Ну же!!! А-а-а!!!
Алёша почувствовал, как некая сила подхватывает его безвольное, ледяное тело, несёт к потоку… Впрочем — тело он ощущал всё хуже и хуже, да почти уже и не ощущал…
— А-а-а-А-А-А!!!! — заходился он в беспрерывном, паническом вопле, и не было уже никаких мыслей — один только всёпоглощающий ужас. Мрак.
Когда Алёша уже погрузился в Мёртвый мир, над Янтарным морем с севера стали наползать высокие тонкими и длинными, похожими на обрывки какой-то материи, облаками. Ветер изменился, он дул теперь урывками, то затихая совсем, то начиная звенеть и трепал волосы. Многим слышался в этом звоне гневный голос читающий грозные заклятья. А за бортом морская пучина напрягалась в чудовищные мускулы…
В тот вечер никто на палубе "Чёрного ястреба" не видел заката — солнце кануло в поднявшуюся на многие десятки метров над морем темно-серую пелену. Пелена эта закручивалась сверху словно исполинская волна и неукротимо плыла над морем, закрывая весь обзор.
На палубу вышел Йорг и прорычал:
— Проклятье и тысяча чертей! Сегодня будет буря, настоящая буря, дьявол вас всех подери! Опускайте паруса иначе ветер сорвет все, сегодня нам предстоит жаркая ночка… — и значительно тише, уже для себя добавил. — Точнее то — холодная ночка — ведь это же Снежная колдунья…
Вскоре "Черный ястреб" канул в эту пелену, и вокруг стало совсем тихо, не слышно было ни шелеста волн, ни звона ветра, все замерло: пелена оказалось настолько густой, что не было видно даже и окончания собственной руки — ее можно было вытянуть перед собой и наблюдать, как она постепенно растворяется во все более темнеющем и густеющем мраке.
В этой темени слышались команды, которые выкрикивал Йорг и вторил ему боцман, слышны были и голоса матросов.
Неожиданно туман расступился и "Черный ястреб" вплыл в огромную коническую залу, стены и потолок которой были сделаны из темно-серого плотного тумана, а пол — совершенно черный и колышущийся, то опадающий то вздымающийся вверх — из вод морских. Не успели они опомниться, как призрачные стены почти под самым куполом, словно завеса на сцене расступились, и над их головами появилась страшная ведьма — размерами она даже превосходила "Чёрный ястреб", и всем показалось, что она сейчас разнесёт корабль к щепы. Из десятков глоток вырвался полный ужаса крик:
— Снежная Колдунья! Мы Мертвы!..
— Да Вы Мертвы! Ты Мёртв! — пронзила она сердце каждого ледяной иглой.
Потом она захохотала — и всё усиливался этот хохот, вот перешёл в рёв, и тут же страшная фигура скрылась в клубящемся мареве, но рев который обрушился на палубу, носился теперь в воздухе и, вместе с усиливающимся с каждым мгновением ветром, объял не только их корабль, но и море, и, казалось — вообще весь мир.
Темный туман уже не был таким тихим и недвижимым, как вначале — теперь он стремительно, словно грозная, горная река, нёсся вокруг них, ударял их в грудь, в лицо, жаждал повалить на колени. Вот корабль качнуло, палуба накренилась и в лица ударил целый поток брызг.
— Началось!!! — проревел Йорг. — А ну ж-живо — за работу!!!..
Этим могучим воплем он стряхнул оцепенение охватившую команду — и они занялись той напряжённой, всегда граничащей со смертью деятельностью, какой вынуждена заниматься команда при такой вот, нежданно налетевшей буре. Они спешили спустить паруса, что-то крепили, что-то напротив обрубали — лица всех были мрачны, напряжённы, то и дело слышались слова:
— Вот ведь «повезло» — попали к Снежной колдунья… Теперь только и осталось, что молить — поглотило бы нас море, а не её снежные полчища!..
Вот напряжённые мускулы моря вздулись многометровыми валами "Чёрный ястреб" понесло вверх — потом вниз, в пропасть; тяжеленная, ледяная волна обрушилась на палубу, кого-то снесло — прорезался в воздухе его отчаянный вопль — резко оборвался леденящим, со всех сторон несущим хохотом.