ГЛАВА 1
"БЕЛАЯ КОЛДУНЬЯ"
— Алеша, просыпайся… — нежный голос матери эхом пронесся по бескрайним полям мира грёз, подхватил Алешу и стремительно понёс прочь.
Видения расплывались и шептали вслед юноше: "Прощай — увидимся следующей ночью!". Алеша хотел крикнуть что-нибудь в ответ, но не успел.
Он лежал на теплой печи и прислушивался как потрескивали в ней дрова; потом потянул носом — пахло яблочными пирогом. Алеша улыбнулся и спрыгнул босыми ногами на деревянный пол. Первым делом он нагнулся к пламени, разглядывая румянящийся пирог.
Через пару месяцев Алеше должно было исполниться шестнадцать, и этот худощавый, высокий юноша считал себя взрослым человеком и обижался, когда матушка обращалась к нему как к маленькому.
А теперь Алёша скучал — скучал уже не первую неделю — весь ноябрь стояла дождливая, сумрачная погода: на улице слякоть, холод. Потом повалил снег — и падал, и падал уже несколько дней, наметал большие сугробы. Во все эти дни Алёша либо помогал по хозяйству, либо ходил в соседский дом, где учился грамоте (была там единственная, и потому драгоценная книга). Учился, надо сказать с неохотой, не понимал ещё красоты изложенных в книгах мыслей, и верно бы совсем не ходил, не учился, если бы ни девушка Ольга, которая и была его учительницей. Оля говорила Алёше, чтобы он учился грамоте, что потом, когда вырастут, пойдут они вдвоём в стольный Белый град, где библиотека… При слове «библиотека» тёплые глаза Оли, мечтательно и загадочно вспыхивали, и Алёша забывал себя в такие минуты — любовался ею, слушал голос…
Ну а теперь Алеша протянул руку к пирогу, намериваясь отломить себе кусочек, и тут же отдернулся назад от жара.
-..Сорванец! Немедленно умойся и обуйся!.. — крикнула за спиной мать.
Тут скрипнула дверь и по натопленной избе пронесся, быстро тая в теплом воздухе, морозный порыв с улицы.
В горницу вошел Алёшин отец Николай-кузнец: молодой, высокий, крепко сложенный, с широкими плечами, с небольшой еще бородкой. На нем болтался расстёгнутый тулуп — совсем не заснеженный, отсюда Алеша с радостью понял, что наконец-то снегопад прекратился. Николай Тимофеевич был свеж и румян, он добродушно усмехнулся, глядя на Алёшину мать:
— Ну дождались — на улице благодать, небо синее-синее, ни облачка, солнышко светит, и мир весь белый-белый!
Алеша засмеялся и побежал было на улицу — да так бы и выбежал босиком если бы отец не остановил:
— Алексей, постой!.. Ты что ль обуйся, оденься, поешь, и я тебе поручение дам, с ним в лес пойдешь.
Юноша обрадовался — вот, значит доверяют как взрослому. Он вернулся, и все ж, прежде чем сесть за стол, подбежал к окошку — там, за изумительно тонким белым узором, угадывался сияющий солнечный день.
Алеша придвинулся к стеклу, подул — блеснула синева небес…
Спустя полчаса, дверь во двор распахнулась и из неё степенно вышел Алеша. Теперь он был одет в меховую шубу, шапку-ушанку из-под которой торчал непокорный русый чуб; на ногах — черные валенки; на руках — ярко-синие варежки.
Плотный, по весеннему тёплый поцелуй солнечных лучей так на него подействовал, что Алёша приглядел полутораметровый сугроб в двух шагах от крыльца и, вскрикнув что-то невразумительное, прыгнул в него — погрузился в мягкую, белую перину; набрал в рот снега и тут же со смехом выплюнул его.
Тут раздался голос отца:
— Ты, я вижу, совсем как маленький… Мешок то забыл. — он бросил Алеше небольшой мешочек с веревочной перевязью. — Не забудь, как я тебе сказал — осмотри все ловчие ямы, зайца увидишь — кидай в мешок, белку отпусти…
Алёша выбрался из сугроба, в смущении пробормотал что-то, а про себя поклялся, что уж теперь то будет вести себя так, как подобает взрослому человеку — без каких-либо ребячеств. Вот он стряхнул снег, и крикнул громко:
— Эй, Жар, выходи!
И тут выбежал, виляя пушистым хвостом, огненный пёс. Размерами он превосходил даже самого крупного волка. Нрав же у него был добрый.
Первым делом Жар подбежал к Алеше, облокотился ему лапами на грудь, и лизнул шершавым и теплым языком в нос. Алеша засмеялся и оттолкнул пса — тот принялся обнюхивать мешок для зайцев. Учуяв старый заячий дух, Жар радостно взвизгнул и завилял хвостом ещё быстрее…
Вышла матушка, и выдохнув белое облачко, крикнула вслед Алеше:
— Ты смотри не задерживайся — вот Жар домой станет поворачивать, так и ты за ним…
Но этих слов Алеша уже не слышал — он бежал по белой, сверкающей деревенской улице…
Вот осталась позади последняя калитка, а впереди распахнулась замёрзшая гладь круглого озера.
Озеро это, на дне которого били ключи, и в котором в изобилии водилась всякая рыба окружено было белейшими — ещё более белыми нежели недавно выпавший снег, берёзами. И хотя, некоторые из стволов выгибались над ледовой гладью — всё равно они были стройны, и казалось, что — это молодые, прекрасные девы склонились, и смотрят как в зеркало небесное, на свою красу.
И там, среди этих берёзок, ещё издали приметил Алёша Олю. Она стояла, прислонившись к одной из них, нежно обнимала своими лёгкими пальцами, и, кажется, что-то шептала.
Сначала Алёша хотел подкрасться к ней незаметно, чтобы услышать её шёпот, а потом и напугать неожиданно, и даже шепнул Жару, чтобы залёг пока — но, как стал подкрадываться, так вспомнил, что не подобает себя вести так, раз уж ему скоро семнадцать, и он намеренно громко прокашлялся…
Ольга сразу обернулась к нему. Она так тепло улыбнулась, что Алёша вдруг понял, что о нём она и думала, и тогда так хорошо ему стало, что позабыл он все слова, и смог проговорить только:
— Ну вот… Ну я вот в лес… Стало быть… Н-да… Вот…
Она заговорила, и голос у неё был такой нежный и тёплый, что, казалось, та девственная природа, которая их окружала, сбросила вуаль внешних своих форм, и всё самое прекрасное, что в ней было, обратила в эти слова:
— Здравствуй, Алёша… — она чуть склонила голову.
— Да я… — Алёша ещё больше смутился.
Она же говорила ему:
— Снег то какой хороший выпал, а ты знаешь — м снежки тоже нравятся. Такая хорошая игра… Ты, не против сыграть со мною? — она слепила один комок…
…Прошло несколько минут, и на берегу озера стояли два смеющихся снеговика. Настроение теперь было отличное! Окружающий мир представлялся прекраснейшим, светлым царствием, и хотелось свершить что-то такое небывалое, светлое, и взяться за руки, и бежать, лететь…
Но вот Алёша вспомнил о данном ему поручении, и так как вовсе не хотелось ему с Ольгой расставаться, он пробормотав что-то невразумительное, повернулся и зашагал прочь. Оля окликнула его:
— Что же ты — зайдёшь сегодня, грамоте учиться?..
— Да, конечно…
…Уже тогда где-то в глубине своей Алёша чувствовал, что сейчас в лесу что-то неладно. Когда юноша шел через поле, неожиданно ударил ледяной, пронизывающий до костей ветер. Алеша поёжился, поправил шарф и поднял воротник.
— Бр-рр, — застучал он зубами, — откуда такой мороз-то?..
Жар остановился, поджал хвост, подбежал к Алеше и предостерегающе взвыл. Мальчик потрепал его пышную огненно-рыжую шерсть, спросил:
— Что учуял? Неужто волки где поблизости?…
И тут увидел снежный вихрь, который кружил на месте, шагах в ста. И даже на таком расстоянии слышен был звон ветра. Звенел он как-то по особенному — словно и не ветер это вовсе был, а железки скреблись. Вот вихрь метнулся в лес. Задрожали деревья, с крон опадали снежные шапки…
Алеша стоял недвижимый:
— Отродясь о таком не слыхивал. Может вернуться и рассказать?.. — Жар одобрительно вильнул хвостом, но Алеша продолжал — …А так скажут — вот мол, испугался ветра. Все, решено — идем в лес! — и он зашагал в сторону темных стволов.
Вот и первые деревья — те стволы, которых коснулся снежный вихрь, стояли теперь совершенно белые, словно были вылеплены из снега…
Юноша обернулся: за белым полем сияли островерхие крыши родной деревеньки, к синему небу поднимались струйки белого дыма… вот на каком-то дворе, закукарекал петух, и опять мысль: "Может вернуться, рассказать."