ПАСТОРАЛИ (1976)
О, сколько жизни было тут,
Невозвратимо пережитой!
Федор Тютчев
Сильнее, приятнее венузинца звоны,
Но я твоим говорю языком счастливым.
Антиох Кантемир
* * *
Говорила Муза:
Многим ты
Любовался: морем, розой, птицей.
Красота… За нежные цветы
Думаешь над бездной уцепиться?
Не спасешься. Бездна — суждена.
Но пока — из чувства и — искусства
Приготовь-ка сладкого вина,
От которого приятно-грустно.
Ты узнал «на жизненном пути»,
Что бывают в мире диссонансы.
Что ж? и диссонансы преврати
В нежно-элегические стансы.
Да, не без иронии порой,
Звуками и красками играя,
Утешай поэзией-игрой,
Радужной сонатой полурая.
О прекрасном, нежном — о любви,
О весне — ведь не одни печали —
Напиши нежнее, назови
Книжку сладко-сладко: «Пасторали».
* * *
Все глазами взять хочу я
Из темнеющего сада.
Иннокентий Анненский
Был южный сад. И птицы – самоцветы,
Как фейерверк, как пышные ракеты,
Почти затмив закаты и рассветы,
Сияли. Я залюбовался пиром –
Рубином, изумрудом и сапфиром,
Живым, живым, но непонятным миром.
И всё кричал пернатый царь – с восточной
Гортанностью, — стоявший одиночкой,
Лазурно-желтый, с черной оторочкой.
А птичка розовато-голубая,
Головкой утвердительно кивая,
Твердила, что она — из Уругвая.
Я отвечал: я тоже издалёка,
Из края, где береза и сорока
И снег лежит широко и глубоко;
Но в край иной придется удалиться
И надо поскорее насладиться
Игрою красок, маленькая птица.
* * *
All I have is a voice.
WynstanHugh Auden
Все, что есть у меня – это голос.
УистенХью Оден
Может быть, навек запечатлеется
Впечатление и настроение
Вечера, когда снежок белеется;
Передать бы тихое спокойствие:
Кажется, и шевельнуться лень, и я
Медленно слежу за тенью двойственной.
Тихо так, что вечер вроде вечности.
Но кусты, еще вчера осенние,
В инее до самой тонкой веточки.
Дождь прошел вчера, но эта лужица,
На которой возникаю тенью я,
Поутру обледенеет, сузится.
В этом парке тихо удивительно.
Статуя белеет привидением —
Или, может, Ангелом-Хранителем?
Сохрани меня. Далеким вечером
Кто-то будет жить моим мгновением,
В этих вот словах увековеченным.
* * *
… влечет мя на похваление
и на плетение словес
ЕпифанийПремудрый
Голубоваты, чуть сиреневаты
Большие комья царственных гортензий.
Крылатый мальчик держит пышный вензель,
И пестрый голубь – ангел Фра Беато.
Забудем в полдень, птичий и пчелиный,
О бедности, о смерти и болезнях,
Смотря на праздник солнечный глициний,
На пальцы рук богининых прелестных.
И в яркой мгле пруда пылают рыбы,
Как листья купины неопалимой.
А там, в аллеях, розовые дымы,
Как отсвет горнего Ерусалима.
Да, милый друг, почти осанна в вышних!
Почти простить, благословить готов
В сиянье солнечных, могуче-пышных
Июльских олеандровых садов.
* * *
Каждый листик надеется стать соловьем,
И минуты хотят опадать лепестками.
Персик, розовый персик — летать снегирем,
Валуны — вдалеке проплывать облаками.
Хочет елка быть Ладою древних князей,
Ярославной в Путивле за мужа молиться,
И хотелось бы маленькой детской слезе
Стать жемчужиной дивной на шее царицы.
Хочет вечер безлунный стать «Песней без слов»,
И цикады мечтают: они — Геспериды.
О, волшебник Искусство! Лишь несколько слов
И Плеядами станут земные акриды.
И колючки на розе — лучами. О да!
Посмотри: только несколько жестов артиста,
И морская звезда — Голубая звезда,
И медуза, как чайная роза, душиста.
* * *
Сердце сожмется – испуганный ежик –
В жарких ладонях невидимых Божьих.
Ниточка жизни – лесной паутинкой,
Летней росинкой, слезинкой, потинкой.
Листья в прожилках, как темные руки.
Время грибное, начало разлуки.
Лично известный и лесу, и Богу,
Листик летит воробьем на дорогу.
Вот и припал, как порой говорится,
К лону родному, к родимой землице.
Крыша, гнездо. И стоит, будто аист,
Время твое, улететь собираясь.
Скоро в ладонях невидимых Божьих
Сердце сожмется — испуганный ежик.