Таня заметила, как он с силой стиснул челюсти, как дернулись мышцы на его щеке.

— Я вас и поставлю подручным, — сказала она, — а выспрашиваю потому, что на строгальном подручному тоже иногда приходится управлять станком. Вот и хочу знать, сможете ли.

— Смогу, да не буду, — резко ответил Илья, — не то опять бра-ку на-по-рю!

В его словах, в тоне чувствовалось неподкупное, злое упрямство. «Не надо озлоблять понапрасну, — решила Таня, — посмотрим, что за человек».

— Хорошо. Становитесь подручным к Шадрину, а там видно будет.

3

Взаимный контроль особенно плохо приживался в смене Шпульникова. Не помогали даже костылевские «льготы».

Шпульников никак не справлялся с приемкой, да и Сергей Сысоев теперь неумолимо возвращал детали даже с пустяковыми изъянами. Он совал в руки Шпульникову эталон, технические условия и приговаривал:

— Видел? Читал? Понял? Ну вот и все! Забирай и девай куда хочешь.

На Сысоева не действовали теперь никакие уговоры.

Плохо Шпульникову приходилось потому, что за детали он хватался лишь тогда, когда они прошли уже через все станки, когда уже невозможно было определить, кто именно виноват в пропуске брака. Взаимного контроля от станочников он не требовал, на эталоны махнул рукой с самого начала.

А Нюрке Бокову с дружками жилось и работалось в этой обстановке превосходно: они «жали на рубли».

Шпульников долго относился к этому благосклонно. Однако после того как ему влетело на совещании у директора, спохватился. От Нюрки Бокова и его приятелей нужно было избавляться любой ценой. Но как?

Тогда и состоялся ночной и совершенно секретный разговор с Костылевым. Шпульников пришел к нему домой в сумерках с заметно оттопыренными карманами, а ушел за полночь, стараясь держаться поближе к стенам и заборам, обнимал попадавшиеся на пути столбы и подолгу размышлял перед каждой канавой.

4

Появление Бокова с двумя его приятелями в смене Тани было для нее неожиданностью. Еще до гудка она увидела возле фрезерных станков, на которых постоянно работали девушки, трех парней. Один из них, широколицый, с большим улыбающимся ртом, подошел к ней. Под его левым глазом тускло посвечивало серо-зеленое пятно, след синяка. Он улыбнулся правой половиной рта, прищурился и назвался:

— Боков. Мне сегодня какая работа будет, позвольте узнать?

— А вы откуда появились? — недоумевая, спросила Таня. — У меня тут девушки работают.

— Девок черти с маргарином съели, — с деланным огорчением ответил Боков и развел руками. — Ну, а мы здесь по распоряжению начальства. Закон и точка! Знакомьтесь! — театральным жестом он указал на двух остальных парней и вытащил из кармана записку.

«По производственным соображениям в вашу смену переводятся фрезеровщики: Боков Юрий, Рябов Михаил, Зуев Николай. Станочницы… переведены в смену мастера Шпульникова». Внизу была подпись Костылева.

— Что за производственные соображения? — возмутилась Таня.

— Начальство больше знает, — пожал плечами Боков. — Так чего мне фрезеровать?

Разыскивать Костылева было бесполезно. Смена уже началась, и отправить парней обратно значило «завалить» задание….

— Будете фрезеровать спинку к стулу, — сказала Таня.

Боков оттопырил губу и свистнул:

— Не выйдет номер.

— Это почему?

— Заработок на этой детали плевый, — пояснил он. — Я чего — уборщица вам, что ли? Давайте щиты или заднюю ножку к стулу. Обеспечивайте мне материальную заинтересованность. Закон и точка!

— Вот что, товарищ Боков, — раздельно и спокойно проговорила Таня. — Или принимайтесь за дело, или уходите. Вот вам и точка и закон. Поняли?

Решительно опустив сжатые кулаки в карманчики халата, так, что он натянулся на плечах, Таня ушла к шипорезу. К Бокову подплыли приятели.

— Ну как, Нюрка? Чего она поет? — спросил Мишка Рябов, коренастый парень со смуглым лицом и огромным черным чубом, застилавшим весь лоб.

— Чего, чего, — передразнил Нюрка. — Поет натурально, как по нотам. Тоже мне инженерша! — Он сердито сплюнул и нехотя поплелся к своему фрезеру.

— Работы не дает, что ли? — поинтересовался третий из компании, Колька Зуев, худощавый и длинноносый, с маленькими свинцовыми глазками.

— Пес ее разберет, — недовольно отмахнулся Мишка, — жди вот теперь.

Ждать, однако, долго им не пришлось: работу получили все.

… А в середине смены к Тане подбежала Нюра Козырькова. Лицо ее было в красных пятнах, волосы растрепались, повылезали из-под косынки.

— Татьяна Григорьевна, что же это, а? — скороговоркой начала она. — Это зачем же, а? Зачем в смену-то нашу этих обормотов сунули, а? Там с ними намаялись досыта, так нам теперь надо, да?

— Что случилось, Нюра? Расскажи толком, помедленнее говори, — успокаивала ее Таня.

— Да то и случилось! Идемте скорее ко мне, гляньте, чего мне от них к шипорезу наволокли!

— Не принимай, если брак. А волноваться-то зачем? — втолковывала Таня, идя за Нюрой к ее станку.

— Как так зачем? — не успокаивалась та. Она оборачивалась на ходу, смешно взмахивала руками, все время заправляла под косынку волосы, которые тут же вылезали снова. — А на склад вы-то чего сдавать станете? Я сказала широкоротому, а он меня облаял всяко.

Добрая половина деталей, поданных к шипорезу от станков боковской тройки, действительно никуда не годилась.

— Что я, дура, что ли, дрова-то принимать? — не унималась Нюра. — Вы же сами меня учили, вот… — Торопясь и роняя на пол то эталон, то калибр, то тетрадочку с условиями обработки, она достала из шкафа все нужное. — Ну, глядите… Вот вам италон! Что, годится, да? Ага, вот! А размеры?.. А это вот еще чего?.. В условиях сказано: «Выхваты, отщепы и неровная обработка…» — читала Нюра.

Таня и так видела, что детали испорчены. Она сдержала улыбку, любуясь, как ревностно Нюра выполняла свои дополнительные и новые для нее обязанности контролера.

— Вот! И не буду зарезать! Я им сказала и италон в глаза сунула, и тетрадку вот эту, все, — горячилась Нюра. ― А Мишка Рябов мне италон в нос ткнул. А Боков говорит: «Плевал я на ваши порядки»… Вы еще не знаете, какой он вредный! А я все равно сказала: нет! И вот к вам пошла. Прими от них! А в получку только распишешься, и все! Что я, дура, что ли?

Таня привела к шипорезу всех троих. Боков покосился на эталоны, пренебрежительно сморщил нос и махнул рукой.

— У меня обработка законная.

Остальные двое настороженно молчали.

— Придется расплачиваться, Боков, — строго сказала Таня.

— Не нравится — браковщика ставьте, — заявил Нюрка. — А эта трещотка, — он кивнул на Козырькову, —мне не закон. Актов не подписываю, иду к главному инженеру.

— Дело ваше, — все так же спокойно сказала Таня, — но и работу я не запишу. После смены явитесь на десятиминутку.

На десятимииутку боковцы не пошли. Едва кончилась смена, они, как ни в чем не бывало, направились прочь из цеха. Таня окликнула. Никто даже не обернулся. Тогда, опередив их, она стала в дверях, загородила выход.

— А на десятимииутку за вас кто пойдет?

Боков стоял впереди своей свиты, подбоченясь, с наглыми светящимися, как у кота, глазами.

— Идите сейчас же, — повторила Таня, — не задерживайте людей.

Нюрка потянулся, широко зевнул и с ехидной вежливостью проговорил:

— Передайте вашим людям, товарищ мастерша, большущий привет и скажите: мы их на тютельку не задерживаем. — Он изобразил на мизинце «тютельку» и добавил: — И разрешаем расходиться по домам. — Он повернулся к спутникам. — Мужики, пожелайте нашему мастеру спокойной ночи. Ну! Что надо сказать?

«Мужики», Рябов и Зуев, сделали масленые рожи и утробно загоготали.

— Значит, не пойдете? — не сдавалась Таня.

— Голуба, поверь, ну никак невозможно, — продолжал свою игру Нюрка.

— Бессовестные вы люди! — возмутилась Таня. — Браку нафрезеровали, смену подвели — и скрыться пробуете?