— Кейр сказал, вы по западной дороге поедете, мимо поместья леди Ивельды, — начал Сарот и замолчал, уж не ожидал ли, что я скажу: нет, мы прямо из Котловищ в Саудовскую Аравию поворачиваем и не успокоимся до тех пор, пока не омоем сапоги в Индийском океане.
— Ну раз Кейр сказал, жираф большой ему видней, значит поедем, — согласилась я, отрезая к творогу горбушку еще теплого каравая (это в какую же рань надо вставать, чтобы хлеб к утру теплым был? Люди уважайте труд трактирщиков!). — Дорогу мы определяли еще позавчера, и мелких подробностей маршрута я в голове держать не стала, для чего же карту рисовать, если все запомнить стараться.
— Коль магева не против, я б с вами проехал до поместья, — больше даже попросил, чем проинформировал, как подобает несгибаемому воину Сарот.
— А чего так? Просто за компанию прогуляться, пока твои парни сено заготавливают, или по делам? — с хорошо читаемой примесью ревности встрял Лакс.
— Я должен отказаться от контракта и вернуть аванс, — вполне достойно объяснил мотивы морианец.
— Значит, не врут, когда о вашей чести говорят, — с какой-то задумчивой иронией хмыкнул Лакс, наверное, вспоминая личные впечатления о клинках морианцев на своем теле. — Если уж деньги взяли, то в блин раскатаетесь, а исполните, на что подряжались, или деньги вернете.
— Не врут, — с гордостью истинного профессионала спокойно, не поддаваясь на провокацию, согласился ротас ариппы.
— Точно, мы как Тэдра Номус, — ухмыльнулся курносый, отсалютовав компании кружкой.
Гиз остался невозмутим, только очень глубоко в его глазах затеплился жесткий насмешливый огонек. Морианцы не только выглядели, они и были грозными и безжалостными вояками, но в сравнении с Тэдра Номус островитяне являлись новорожденными котятами перед саблезубым тигром. Но знать им об этом было далеко не обязательно.
— Вы лучше, — решительно возразила я, чем заработала набор изумленных взглядов, как от посвященной, так и от несведущей публики. — Тэдра Номус просто убийцы, пусть даже хорошие убийцы, а только ваш профиль шире и почетнее. Вы ж не банальные головорезы, а наемные воины, телохранители, ну бывает за не слишком достойную работу беретесь, так ведь в стаде не без паршивой овцы. Люди без войны жить не могут…. А вообще-то лучше б женщин уважали: она девять месяцев мучается, дите вынашивает. Потом его годами растит и для чего? Чтобы какой-то козел за пару минут уложил сына в гроб? Так чей труд почетнее и сложнее?
Никто мне моментального ответа не дал, зато принахмурились, прикидывая так и эдак, оценивая сказанное магевой. Опять мой авторитет сработал, заставил мужчин задуматься. Ну а пока они извилины разминают, мы с Фалем успеем все вкусное съесть. Я придвинула поближе мисочку с медом и стала щедро поливать пшенную кашу. Вот овсянку не люблю, а пшенка почему-то нравится, наверное, ею реже в детстве пичкали. Ведь чем сильнее нам что-то навязывают в ту пору, когда хочется отстаивать самостоятельность и нет на это возможности, тем сильнее противодействие, выливающееся позднее в массу разных последствий, в том числе ненависть к овсянке, пенкам на молоке, головным уборам и колючим шарфам.
К концу завтрака уже было решено, что Сарот едет с нами, а двое его адъютантов остаются пасти ариппу на лугах до возвращения ротаса и следить, чтоб народ не упился вусмерть на нежданных каникулах. Пока седлали коней, я заметила, как Кейр украдкой сует в зубы своему пузатое красное яблоко, прихваченное из-за стола. Я же Дэлькору ничего не взяла растяпа, зато для себя хрустящую ароматную горбушку не забыла, чтоб пожевать в дороге. Устыдившись, я сунула руку в карман и предложила жеребцу хлеб. Благодарно фыркнув, конь взял бархатными губами лакомство, сметелил в момент и благодарно лизнул меня в лицо. Я со смешком отмахнулась и принялась утираться. Кейров питомец как раз вполне интеллигентно подобрал в ладони хозяина последние куски фрукта.
— Ну как он? — украдкой спросила я телохранителя.
— Человек — полное дерьмо был, а конь — добрый, — так же тихо ответил мужчина и поощрительно потрепал жеребца по густой гриве. Тот всхрапнул и ткнулся мордой в плечо хозяина.
Я довольно улыбнулась и запрыгнула в седло. Давно ли завидовала ловкости Лакса, птицей взлетающего на спину коня, а сама не заметила, как так же наловчилась или же меня наловчили. Эльфийские жеребцы — твари талантливые! Не только лечить, птицу на лету ловить и клады находить способны. Мой Дэлькор даровитее, да и умнее иного человека будет, нет, я бы даже сказала, большинства людей. И еще мне кажется, даже если он вдруг стал человеком, мы бы все равно остались добрыми друзьями, вот только на ком бы я тогда ездила? Нет, пусть уж лучше Дэлькор будет конем! А что проказлив не в меру, так кто без греха? Я и сама пошалить люблю.
Знать, уведомленные одним из прытких сынков трактирщика, проводить нас подоспели Векша и Дармон. Охотник поглядывал на меня чуток виновато, но упрямо, видно готовился упираться всеми четырьмя копытами, коль я назад шкуру вернуть попытаюсь.
— Спасибо за подарок, очень красивый мех, — вежливо, как подобает воспитанным девушкам, поблагодарила я.
— Рад, коль по нраву пришелся, — с неожиданно доброй и стеснительной улыбкой пробасил охотник.
— Только любой подарок бескорыстно преподнесенный ответного требует, — улыбнулась я и тихо, чтоб не смущать этого здоровенного мужика, во многом оставшегося ребенком, шепнула, склонившись с коня с его уху:
— Салида бесплодной была, а ты здоровехонек, если жениться вздумаешь, детишки у тебя будут.
Векша ничего не ответил, но посмотрел так, что сразу стало ясно, как много для него значат мои слова. В груди стало щекотно и тепло от чужой радости.
— Бывай, Дармон, ты хороший опечитель, за деревню радеешь, пусть ладно у Вас тут все будет, да глядите, морианцев не обижайте, — махнула я рукой старосте.
— И вам дороги ленточкой гладкой, магева, — поклонился бородач, спрятав невольную улыбку "как же, обидишь этих наемников, они сами кого хочь обидят!".
Простившись с Котловищами, мы выехали на узкую дорогу, вьющуюся по перелескам и холмистым равнинам и, придерживаясь привычного темпа, двинулись в западном направлении, в сторону поместья леди Ивельды, известной поклонницы меховых изделий.
Глава 8
Хорошо начинался новый летний день! Лето…. Я обожаю лето! Тепло, не искусственное от теплой одежды или батарей, а натуральное солнечное тепло, льющееся лучами с небес, поднимающее от земли и воды, живой воздух, насыщенный живительной, благодатной силой. Безбрежная высь, зелень трав, барашки облаков, птичий гам — все радует душу, каждая малость.
Осень другая, даже в первом своем золотом великолепии она меланхолична и больна, она предвестница смертного зимнего сна, угнетающего душу монохромным однообразием. Зима. Хруст белизны под ногами как реквием, гимн безнадежности от которого начинаешь сомневаться, а наступит ли когда-нибудь весна или холод навсегда поселился в мире. Холод, бесконечная темнота, куча одежды на улице, а в домах духота и запертые двери. Ненавижу!
Может быть, если б эти сезоны проходили за пару-тройку недель, я научилась не только признавать с отстраненностью наблюдателя, поневоле воспитанного на классических восторгах о "пышном природе увяданье" и "морозе, солнце, дне чудесном", но и ценить по настоящему их прелесть. Однако ж, они, осень с подружкой зимой, так длинны, что поневоле начинаешь тихо ненавидеть их и с остервенением ждать…. Ждать лета, чтобы потом жадно, торопливо ловить его брызги, пить полной грудью свободу.
Лето — пора, когда можно не думать о холодах, можно в любой момент сорваться и умчаться в любую даль. Да, лето — это свобода! Может, именно поэтому я так его люблю. Память детства о радости и приволье каникул. Вот и теперь я свободна, я в пути, впереди неизвестность, рядом друзья и, может быть, кто-то гораздо больший, чем просто друг. Чего же еще надо? Капельку волшебства?! Так оно у меня есть! Запрокинув голову, я звонко рассмеялась.