— Прочь с моей дороги, Эшруад!

— Боже! выдохнул Штрауд, изо всех сил пытаясь взять себя в руки. — Кто ты?

— Изыди. Эшруад!

— Меня зовут Штрауд!

— Тебе не обмануть меня, Эшруад.

— Кто ты, кто?

— Прочь с дороги! Беги, Эшруад, беги!

— Да кто же ты, черт побери?

— Тот, кому принадлежит живое.

— Живое?

— Живое есть моя пища.

— Кто ты?

— Тот, кто отнимает жизнь у живого.

— Ты дьявол? Сатана?

Тело Вайцеля затряслось в раскатах злорадного хохота. Гнусные гортанные звуки которого исторгли вспенившуюся бурую жидкость, которая сначала струйками потекла по губам старика, а потом вдруг забила фонтаном. Штрауд успел отскочить, и ядовитый поток не попал в него, залив простыни койки, на которой он до того лежал, и запятнав пол омерзительными лужицами. Бурая слизь, соприкасаясь с воздухом, выделяла газ, распространявший резкое зловоние. Она подобно кислоте разъедала простыни и линолеум пола и источала острый тошнотворный запах земли, древней и глубинной земли, разлагающейся тины, гниющего болота и серы.

В изолятор уже спешили врачи в защитных костюмах, и Штрауд, прижав Вайцеля к койке, прорычал:

— Кто же ты, черт бы тебя побрал? Кто ты, говори!

В ответ у него в мозгу прошелестело:

— Я все и каждый… легионы… армии… Я все и каждый…

— Сукин сын! — Вне себя от ярости Штрауд сдавил хрустнувшее под его пальцами горло Вайцеля.

Врачи едва оторвали Штрауда от задушенного им Вайцеля. В ходе скоротечной схватки Штрауд вместе с парой санитаров очутился на полу. Остальные внезапно замерли, в ужасе уставившись на Вайцеля. Тело старика оторвалось от койки, паря в воздухе, конвульсивно дернулось и рухнуло на простыни. Идеальная прямая на экране кардиографа свидетельствовала, что он мертв.

— Проклятье! Проклятье! Проклятье! — отчаянно прокричал из-под одного из защитных шлемов женский голос. Врач подошла к Штрауду и всхлипнула:

— Какого черта вы здесь натворили!

— Вы же слышали голос, — недоумевал Штрауд. — Сами же видели…

— Ничего мы не слышали.

— И ничего не видели, — добавил кто-то из врачей.

— Но только что со мной говорил голос из тела этого старика.

— Галлюцинации, — облегченно констатировал один из врачей. — Такое нередко случается при выходе из комы, доктор Клайн.

— Доктор Штрауд, — успокаиваясь, обратилась она к нему. — Я доктор Кендра Клайн из эпидемиологического центра Атланты. Вам, возможно, буде г интересно узнать, сэр, что вы единственный из всех пациентов, кто пришел в себя. А вот Саймон Вайцель, как вы можете убедиться, взглянув на ленты мониторов, так и не приходил в сознание ни на секунду, а потому вы и не могли с ним беседовать.

— Но я вовсе не с Вайцелем говорил.

— Вы успокоились, доктор Штрауд? Как по-вашему, санитарам можно вас отпустить?

— Да, конечно. Сделайте одолжение, дайте мне встать.

Поднявшись на ноги, Штрауд указал па перепачканные простыни и напоминающие цветом табачную жижу пятна на полу.

— Пусть ваши лаборанты определят состав этого вещества, доктор Клайн, только будьте с ним очень осторожны.

— А что это такое? — поинтересовался один из врачей.

— Вайцель изрыгнул перед смертью. Какая-то эктоплазма[18], вероятно.

— И вы хотите, чтобы мы вам поверили? — усмехнулась доктор Клайн.

Штрауд посмотрел прямо в ее глубокие и пытливые серые глаза, спрятанные за толстым стеклом защитной маски. Красивая женщина, мысленно отметил он.

— Можете верить или не верить, дело ваше. Но одно я вам гарантирую, доктор Клайн.

— Что именно?

— Вы не найдете другого объяснения тому, как это сюда попало. Ладно, а теперь я пошел.

— Не думаете же вы, доктор Штрауд, что мы вас отпустим без обследования.

Штрауд вновь пристально взглянул ей в глаза.

— Обследование? У меня нет времени побыть для вас подопытным кроликом, доктор Клайн.

— Но мы вас можем и удержать здесь, если придется.

— Правда? И каким же, интересно, образом?

— С помощью моих людей. Дюжие санитары угрожающе шагнули к Штрауду, окружая его плотным кольцом.

— Ну, ладно, ладно, — сдался он. — Но только анализы крови и серозной жидкости, и на этом все… Мне надо поторопиться в музей, помочь доктору Вишневски и док гору Леонарду, если мы действительно хотим справиться с этим… с этой… штукой.

— Боюсь, у меня для вас плохие новости относительно доктора Вишневски и доктора Леонарда… — нерешительно начала Кендра Клайн.

— Нет, о Господи, нет! — перебил ее Штрауд, он даже не хотел этого слышать. — Скажите, что они живы!

— Доктор Леонард находится здесь. — Кендра указала на недвижимое тело на последней из тринадцати коек, стоящих вдоль стены стерильно чистого изолятора. — В глубочайшей коме, как и вы совсем недавно. Мы можем лишь надеяться…

— А доктор Вишневски?

Она тяжело вздохнула, даже толстое стекло маски не могло скрыть огорченного и озабоченного выражения ее лица.

— Доктор Вишневски взят под стражу и…

— Под стражу?!

— Дерзкое нападение, — объяснил стоявший рядом врач.

— Вишневски? Не может быть! Это же безумие! Доктор Клайн увещевающим тоном произнесла:

— Он пытался убить вас киркой. Говорю же вам, что эта инфекция, какого бы происхождения она ни была…

Не дослушав, Штрауд подошел к Леонарду. Глядя на распростертое тело несчастного, он спросил:

— А где держат Вишневски?

— «Бельвю», под замком в специально оборудованной палате для буйных.

Штрауд перевел дыхание, пытаясь предугадать все далеко идущие последствия их вторжения в котлован. Там, должно быть, полно спор этой… этого создания, а похожие на крыс маленькие дряни позаботились о том, чтобы заразные бактерии монстра проникли сквозь защитную одежду в их тела.

— Мы должны узнать, что вывело вас из комы, доктор Штрауд. Чтобы помочь страждущим, число которых удваивается и утраивается с каждым часом.

— Ну уж, полегче… Я ведь не ниспослан вам за ваши молитвы…

— Это-то очевидно! Но инфекция стремительно распространяется…

— Сколько же я был без сознания?

— Шестнадцать часов.

— О, Господи! Мне нужно идти.

— Вы нам нужны здесь, доктор Штрауд.

— Нет, я нужен там, в котловане.

— Вы что, с ума сошли? Вам к нему и близко подходить нельзя, во всяком случае, пока мы не установим возбудителя эпидемии.

— Ах, возбудителя… А что, если я скажу вам, что медицинское обследование его не найдет, доктор? Допустим, что этот эпизод выходит за пределы нашей человеческой медицины и техники, а? Допустим, я скажу вам, что он сверхъестественного происхождения, тогда что?

— Тогда я должна попросить вас оставаться под нашим наблюдением. Этот… эта штука лишила Вишневски рассудка. И может случиться, что вы совладали только с комой, но не с безумием.

— Хорошо, — уступил Штрауд. — Начинайте ваше обследование, только поскорее. Но потом я уйду, а сейчас ради Бога выпустите меня из этого лагеря смерти… и еще, сделайте все возможное, чтобы помочь доктору Леонарду.

— Спасибо, что согласились, — обрадовалась Кендра Клайн и распорядилась, чтобы соседнюю палату немедленно приготовили для проведения обследования. — Возможно, доктор Штрауд, в вашей крови содержатся защитные антитела, которые и побороли болезнь, и если так, то мы должны выделить их и применить для лечения других пострадавших. Вам самому известны какие-либо особенности вашей крови или химического строения организма? Это помогло бы нам сэкономить время.

— Сделайте рентгеноскопию моего черепа, если хотите, — нехотя ответил он.

— Что?

— Единственное мое отличие от всех остальных людей здесь в том, что у меня в черепе металлическая заплата.

— Стальная пластинка?

— Да.

— Вьетнам?

— Опять угадали, доктор.

Штрауд видел, что ей ужасно хочется потереть подбородок, чтобы собраться с мыслями, но защитный шлем не позволяет даже дотронуться до изумительно чистой матовой кожи.