— Почему? — удивился Андрей.

— Ну, — чуть смутилась Лариса. — Ты же сказал, что работаете без выходных, да еще и круглосуточно. Значит, твоя смена закончилась, и сегодня должен быть другой доктор — не можешь же ты работать круглосуточно?

— Ну естественно! Еще мне не хватало жить в этом собачнике. Да, я работаю посменно, но не сутками же. У нас по ночам дежурят практиканты из академии, нас дергают только в особо сложных и срочных случаях. А так мы с напарником работаем по неделе. Так что все ваши шесть уколов выпадают на мою смену. Тебя такой расклад устраивает? Или ты не доверяешь знакомым докторам?

Николаенко улыбнулся так тепло, так радостно, что Лариса поняла — он не менее ее самой доволен не только встречей, но и тем, что его расписание так удачно вписалось в их с Ронни процедуры. И не смогла не улыбнуться в ответ:

— Ну что вы, доктор, я бы никому не смогла так довериться, как вам!

Видимо, ее ответ доставил Андрею немыслимое удовольствие. Его улыбка расплылась еще шире:

— Ну, в таком случае, мадам, я приглашаю вас отведать растворимого кофе, потому как натуральный в походных условиях не сильно-то и заваришь. А еще я бы хотел вас кое с кем познакомить. Вас не шокирует мое предложение?

Лариса ликовала. Ей как раз так не хотелось прощаться с Андреем сразу после укола, как будто ничего, кроме больной собаки, их не связывало.

— Нет, доктор, не шокирует. Больше того, я заинтригована — это с кем же вы меня собираетесь знакомить?!

И незаметно для себя почувствовала легкий укол ревности. Неужели он хочет познакомить ее со своей супругой? Впрочем, Лариса тут же взяла себя в руки. А что такого? Это было бы вполне естественно. Разве он обязан блюсти верность той, с которой его не связывает ровным счетом ничего, кроме мокрых опавших листьев?

Андрей повел ее в ту самую смежную комнату, откуда накануне его вызвала медсестра Наталья. Ронька упирался, пытался уговорить хозяйку выйти в другую дверь, за которой его ждала свобода. Но Лариса привычно тащила упирающееся животное за собой, даже не оглядываясь. А потому не видела осуждающего взгляда медсестры, брошенного ей в спину.

За дверью оказалась небольшая комнатка, уголок для отдыха докторов. Стандартный набор: стол с электрочайником с чайно-кофейными принадлежностями и пачкой печенья на нем, диван и одно кресло, колченогая тумбочка в углу. Ничего необычного, если бы не…

— Ой, какая прелесть! — воскликнула Лариса.

Андрей счастливо улыбнулся:

— Это точно, прелесть! Или два килограмма сплошного очарования. А зовут это очарование Никой. Вообще-то это имя ей не особенно подходит. Ника — богиня победы, она должна быть если и не грозной, то по крайней мере олицетворять собою силу, способную противостоять врагу. Мы же — создания слабые, нежные, а потому я зову свое сокровище Никешей. Или Лялей. Лялюша, иди, кися моя, познакомься с Ронни.

И тут же испуганно спросил:

— А он ее не съест?

— Не знаю, — растерянно ответила Лариса. — Сейчас проверим.

И подвела Ронни к дивану, на всякий случай максимально натягивая поводок.

Крошечное создание даже не соизволило слезть со своей бархатной подушечки, только подняло очаровательную головку с бантиком, приветствуя хозяина. Любопытная морда Ронни приблизилась к малышке довольно близко, и тогда Ника, она же Ляля, 'поздоровалась' с незваным гостем, заодно предупреждая, кто здесь хозяин:

— Тяв!

Голосочек был под стать самой собаке: тоненький, звонкий, эхом отдающийся от стен и потолка комнаты. Ронни от неожиданности отшатнулся назад. Лариса с Андреем засмеялись.

— Присаживайся, — Андрей показал на кресло. — Никеша любит, чтобы рядом с ней сидел только я.

Лариса присела, усадив на пол рядом с собой Ронни. Андрей включил чайник, достал чашки:

— Тебе покрепче, или как?

— Вообще-то я не особо дружу с растворимым, — ответила Лариса. — На всякий случай давай покрепче. И ты что же, свое сокровище всегда с собой таскаешь? Или она у тебя заболела?

— Нет, что ты, тьфу, тьфу, тьфу. Мы пока здоровенькие. Йоркширы — собаки-компаньоны, они не любят одиночества. Она, бедная, так переживает, если я куда-то ухожу без нее. У меня сердце кровью обливается, когда я вижу в ее глазах обиду. Она же такая крошечная, такая беззащитная — разве можно ее обижать? К тому же у нее совершенно замечательный характер. Она у меня очень спокойная девочка, ласковая и послушная, такая покладистая — сам постоянно удивляюсь. Никогда не доставляет мне хлопот. Она знает, что папа должен работать, а потому сидит себе тихонечко, когда я выхожу к другим собакам. А может, просто привыкла. А в общем да, ты права — я без нее редко где бываю.

Чайник зашумел. Ронька, кажется, несколько освоился в незнакомой обстановке и попытался самостоятельно подобраться к пушистому комочку на подушке. Поводок натянулся, но пес продолжал рваться к заветной цели.

— Пусть познакомятся, — предложил Андрей. — Обычно мальчик никогда не обидит девочку без веских на то оснований. Причем, основания должны быть ну очень вескими. Только психически неуравновешенный кобель может напасть на девочку.

Лариса поднялась с кресла, подошла к дивану, по-прежнему крепко натягивая поводок.

— Знаешь, — улыбнулась. — У нас с психикой вроде бы порядок, а вот характерец…

— Ну, ничего удивительного, — ответил Андрей. — А чего ты ожидала от далматинца? Это вообще очень капризная порода, их нужно очень жестко воспитывать, иначе на голову сядут.

— Да? — удивилась Лариса. — А я и не знала. Я думала, что это только наш такой разбалованный… Я, конечно, и сама не очень хороший педагог, по крайней мере, собачий. А свекровь так и вовсе — не воспитание, а одно сплошное баловство. Купила себе внука… Знаешь, я ведь тоже йоркширчика хотела. С самого детства. Так хотела, так просила. Нет же, какой еще, говорит, йоркшир! Это, видите ли, не собака, а хомячок какой-то, диванная подушка. Ну да, а я и хотела подушку! Вернее, игрушку. Чтобы ее нянчить можно было, бантики завязывать… Не солидно, говорят… Собака, мол, должна подчеркивать личность хозяина, внешне ему подходить…

— А, — кивнул Андрей. — Знаем, слышали такую теорию. В таком случае, тебе бы больше подошла шикарная черная догиня. Такая, знаешь, холеная, фигуристая. Впрочем, далматин тебе внешне тоже подходит. Да только я сторонник другой теории. Собака должна подходить хозяину не по внешности, а по духу, по образу жизни, по привычкам. Я вообще против определения 'хозяин'. Владеть можно неодухотворенной вещью, а разве можно владеть чужой душой? Ее можно любить, но не владеть. Я, например, никогда не скажу: 'Никеша, иди к хозяину!' Я скажу: 'Иди к папе', и она это прекрасно поймет. Потому что выходит, что я у нее единственный родственник. Пусть не кровный, а… Ну, скажем, я ее как бы усыновил, вернее, удочерил. Впрочем, мой подход тоже наверняка неверен. Вряд ли можно считать собаку ребенком. Но разве нельзя ее считать усыновленным ребенком, нет, наверное, не так — существом? Усыновленным существом? Ну не могу я, понимаешь, сказать, что я ее хозяин! Я ее друг, я ее самый близкий человек, опекун, если хочешь, но никак не хозяин. А если судить по ощущениям — так просто папа. Только не смейся, пожалуйста, ладно? Просто я люблю это чудо-юдо безумно, как родного ребенка! Вернее, я пока еще не знаю, как любят детей, я еще даже не женат. А душевного тепла так хочется… Вот и получается, что у нас с Лялюшей вроде как такая себе маленькая семейка.

Лариса улыбалась не насмешливо, а так понимающе.

— Вот-вот, — сказала она. — Ты прямо все мои чувства озвучил! У меня-то ведь тоже детей пока нету…

Диалог старых друзей прервала настойчивая трель мобильного телефона. Лариса прижала к уху болтающийся на декоративном шнурке стильный аппарат:

— Алле? Да, мама Зольда, все в порядке. Укольчик мы уже сделали, скоро поедем домой. Ну как-как? А как он, по-вашему, должен себя вести? Конечно упирался! Я его волоком в клинику тащила, прохожие ухахатывались. Все пузо в пылищи, опять купать придется. Хорошо хоть в последние дни дождей не было, а то вывозился бы в грязи, как настоящий поросенок.