Валера замолчал. А Лариса словно и не слышала этого 'в-третьих', 'во-вторых' настолько захватило ее, что ни о чем другом она и думать не могла. Ах, и правда, как здорово было бы одним ударом избежать злорадства и жалости и даже перевести это злорадство в Генкину сторону! И тогда уже ей неважно будет, за что он так больно ее ударил, тогда пускай он сам отмывается от насмешек! И что там еще он сказал, 'в-третьих'? То есть, есть еще какая-то выгода в этом варианте?

— В-третьих? Что в-третьих?

— А в третьих, — задумчиво ответил Валера. — А вдруг у нас с тобой все получится? Может, судьба специально такой зигзаг завернула, чтобы нас с тобой свести воедино? Мы с тобой всю жизнь вместе, мы давно стали родными людьми. Только воспринимали друг друга скорее братом и сестрой, а может, именно в этом и была наша главная ошибка? Может, мы иначе родные, не только душами, но и всем свои естеством? Может быть, не зря нас судьба свела, а? Ведь моя мама любит тебя, как родную — ты бы хотела иметь такую свекровь? Она тебя никогда в жизни не обидит! Я?.. Я не знаю, не могу сказать словами, что я чувствую к тебе. Я просто ощущаю тебя самым родным человеком на свете. А уж сестрой или женой, вообще женщиной… Не знаю. Знаю только, что кому угодно шею сверну за тебя, любого уничтожу, даже Генку. Он мне, конечно, друг, даже больше — единственный друг. Но к нему у меня с самого детства отношение было, как к ровне. А ты, к тебе… Мне всегда доставляло удовольствие заботиться о тебе, оберегать тебя от бед. А сейчас? Разве сейчас ты не в беде? Кто всегда приходил на помощь, кто всегда был рядом? Почему ты всегда без вопросов принимала мою помощь, а теперь задумалась? Не знаю, смогу ли я заменить тебе Генку. Знаю одно — я сделаю все для того, чтобы ты была счастлива. И мне абсолютно неважно, буду ли я это делать для тебя как для сестры или же как для жены. Мне сложно разобраться в своих чувствах. В одном уверен — случись что с тобой, я не хотел бы остаться на этом свете. Потому что без тебя этот свет — уже не этот, не тот… Черт, запутался совсем! Короче — вот тебя моя рука. Я ничего от тебя не требую, я только протягиваю тебе руку. Хочешь — обопрись на нее. Хочешь — откажись от поддержки. Только знай — если тебя не будет на этом свете, мне здесь тоже делать вроде как нечего. И тогда уже на твоей совести будет двойной грех. Даже нет, тройной — представляешь, каково будет маме потерять нас обоих?! Решай. У нас впереди целая неделя, мы все еще можем успеть сделать так, чтобы выглядело, что это ты его бросила, что ты в последний момент решила выйти за меня — неважно даже, из каких соображений…

— Валер, — перебила его Лариса. — Валерка, родной мой! Я не хочу выходить за тебя по расчету! Ты же знаешь — для меня деньги никогда не были решающим фактором…

— Тогда выходи по любви! — парировал Дидковский. — Ты же любишь меня? Ведь любишь? Прислушайся к своему сердцу. Скажи, я тебе противен?

Противен?! Лариса покачала головой. Противен? Почему противен? Валерка Дидковский, самый близкий на свете человек — разве он может быть противен? Самый близкий?! Да, да, самый близкий, самый-самый! Даже Генка, ее любимый Геночка, не мог занять Валеркино место в Ларисиной душе. Генка — это Генка, это совсем другое… Другое? А что тогда Валерка? Кто он для нее? Генка — любимый мужчина, а Валерка… Валерка — просто самый близкий. Он всегда был рядом, каждый день, почти каждую минуту. Лариса попыталась вспомнить — а был ли в ее жизни день, когда Валерки не было рядом? С трудом припомнила — таки да, был, и не один. Это когда они начали встречаться с Генкой. О, да, тогда ей было не до Валерки! Но даже когда они не виделись несколько дней, Валерка все равно как будто бы был рядом. Даже мама с папой не могли сравниться с Валеркой, почему-то так получилось, что родители в ее жизни имели гораздо меньшее значение, чем Валерка Дидковский. И почему она раньше этого не замечала? Не понимала…

— Противен? — Лариса пожала плечом. — Почему ты должен быть мне противен?

— Я некрасив, — бесхитростно ответил Дидковский, без особых эмоций, без сожалений, без страданий — просто констатируя факт.

— Некрасив? — Лариса удивилась.

Странно, она никогда не замечала его некрасивости. Да, Сливка когда-то очень любила проехаться насчет Валеркиной внешности, но Лариса никогда ее не понимала и не поддерживала в этом. Пригляделась, словно впервые увидела его — да, особым красавцем Валерку, пожалуй, и правда не назовешь. Ну и что? Не красавец, да, но ведь и не хуже всех остальных. Разве внешность так важна? Разве из-за того, что он не так красив, как Генка, он хуже, чем остальные? Хуже?! Это кто хуже, Валерка Дидковский, ее Валерка, ее самый-самый верный друг?! Друг? Или не совсем друг? Тогда брат? Или кто он ей, кто?! Конечно, она никогда не рассматривала Валерку как мужчину, как будущего мужа. А почему? Почему ей это даже не приходило в голову? Разве не естественно было бы в первую очередь рассматривать его именно как кандидата в мужья номер один? Но разве она его любит? Нет, она ведь любит Геночку, это определенно, однозначно, как любит повторять один сумасбродный политик. А Валерка? Разве она его не любит? Глупости какие, конечно любит, разве можно не любить самого близкого и дорогого человека?! Господи, как это все сложно!

Дидковский взял и вторую ее руку, зажал их своими ладонями, словно спрятал в домике от всех несчастий, всех напастей.

— Тебя не пугает моя некрасивость?

— Почему она меня должна пугать? Я ее никогда не замечала. Если бы ты не сказал…

— Вот видишь, — почему-то обрадовался Дидковский. — Ты ее даже никогда не замечала! Может, потому, что я тебе не чужой? Скажи честно: разве ты меня когда-нибудь считала чужим?!

— Нет, — вновь недоуменно пожала плечом Лариса. А руки забирать из Валеркиного плена и не собиралась, словно не замечая, что в данную минуту они ей вроде как и не принадлежат вовсе. — Ты всегда был рядом… Вот только…

— Что? — нетерпеливо спросил Валерий.

— Ты полагаешь, что это веское основание для создания семьи?

— Для меня — более чем. А для тебя? Скажи, тебя шокирует мое предложение? Моя кандидатура в мужья для тебя абсолютно неприемлема, я тебе противен в этом качестве?

Лариса в очередной раз пожала плечом. Она уже ни в чем не была уверена. Ни в своей любви к Горожанинову, ни в нелюбви к Дидковскому. Нет, почему же 'в нелюбви'? Разве она не любила Валеру? Как можно не любить самого близкого по духу, по жизни человека? Значит, любила? Любит? Это что же, выходит, она любила его всю жизнь и даже не подозревала об этом? Разве так бывает? Да нет, это петрушка какая-то выходит!

— Валер, я ведь никогда не думала об этом. Я не знаю… Одно знаю наверняка — ты никогда не был мне противен… Но люблю ли я тебя? Нет. Вернее, люблю, конечно, но не так… Не так, как Генку, понимаешь? По-другому… Я не могу объяснить…

— Да не надо мне ничего объяснять, — прервал ее размышления Дидковский. — Я и сам все понимаю. Только это было раньше, еще полчаса назад, понимаешь? Это раньше ты любила Генку, вернее, думала, что любила. Потому что не знала его настоящего. А теперь знаешь. И что, до сих пор любишь? После всего, что он тебе преподнес в качестве предсвадебного подарка?! Любишь?

И вновь Лариса пожала плечом. Любит? После всей той боли, что Горожанинов ей причинил? Она что, мазохистка? Да она его ненавидит!

— Нет, наверное нет, не знаю… — нерешительно, неуверенно ответила она. — Ой, Валер, я уже ничего не знаю, я так устала от всего этого…

— Понял, — ответил Дидковский, отпуская ее руки из плена. — Я все понял. Беру командование парадом на себя. Значит, так, моя дорогая. Думать-размышлять нам с тобой некогда. Рассусоливать и распускать розовые нюни будешь потом, через неделю, а сейчас у нас очень много дел. Собирайся, мы едем в загс.

— Сейчас? — удивилась Лариса. — Но ведь еще неделя…

— Неделя нам с тобой не на размышления отпущена, а на подготовку. Здорово будет, когда ты явишься на роспись не с заявленным Горожаниновым, а с каким-то неизвестным истории Дидковским. Я догадываюсь, что этот вопрос и сегодня нелегко будет утрясти, но все проблемы я осознанно беру на себя. Однако ты должна быть рядом со мной и официально заявить тетеньке в загсе, что хочешь выйти замуж не за Горожанинова, а за меня. Мы попросту перепишем твое заявление: графа 'невеста' останется прежней, а вот графу 'жених' мы полностью заменим. А об остальном я уж сам побеспокоюсь — тебе даже родителям ничего не придется объяснять, я все сделаю сам. Ты только паспорт не забудь. И умойся — а то в загсе решат, что я насильно тебя принудил к этому решению, под дулом пулемета.