Изменить стиль страницы

Желал бы поговорить с вами о малых театрах, которые смешат меня. Я иногда захаживаю в них перед вечеринками Сен-Жерменского предместья. "Две кормилицы" видел я в новом для меня театре a Palais-Royal. - В серьезном роде видел только "Анжело" Гюго, где играла m-lle Mars и Дорваль. Я не воображал себе возможным романтизм на французском театре. - Талант гибкий и всепостигающий m-lle Mars скрывал недостатки Гюгова стихотворения; "Анжело ou tyran Padou" заслужил превеселую пародию: "Cornaro - Tyran, pas doux du tout"; в этой пиеске смеются без умолку, но я еще не успел собраться туда. Видел и "Чаттертона" {11} - сумасшедшего, влюбленного поэта на сцене, коего биографию я читал, кажется, в Бристоле, где и памятник ему.

Встретил пера Вильменя, когда он шел из Палаты, судившей адвокатов и его собрата-писателя Ламене! Прошелся с ним с полчаса и болтал о его истории Григория VII. Он сбирается скоро издать ее, но прежде издаст еще один том лекций своих. В печати он, и по его собственному, добродушно-гордому признанию, de la lave refroidie.- Это сущая правда, испытанная моим журналом. Между тем как часовая же лекция Кювье или Гизо занимает в нем пять, шесть страниц, для Вильменевой и полстраницы много; а пока слушаешь - восхищаешься, часто дрожишь от восторга и, кажется, все вспомнишь и перельешь на бумагу холодный кипяток Вильменя, но он разлетится в брызгах и только на минуту опьянит вас. - Жирарден, Ампер, Фориель (последний также имеет адъюнкта) звали на лекции; но не мог еще удосужиться. Еще только обменялся карточками с Талейраном и в чужом салоне видел непотухшие глаза светильника Дино! {12}

Вчера, поработав в отделении рукописей, сошел я в отделение Королевской библиотеки, где находятся древности этрусские, греческие и знаменитый зодиак и где один из библиотекарей, Рауль-Рошет, читает археологические лекции. Вчера он говорил о древностях вавилонских и, к немалому моему удивлению, очень основательно, ясно и иногда даже увлекательно. Публика многочисленна: даже дамы слушали профессора со вниманием, особливо когда он изъяснял характер вавилонской архитектуры, из самого св. писания известный. Величие вавилонских зданий поразило даже врагов Вавилона, писателей библейских и путешественников, какой например Геродот. Quand on lit l'Ecriture, l'idee du gigantesque se joint toujours au nom de Babylone, meme dans les anathemes des prophetes. Voyez jeremie. И все сии здания были из кирпича! Кирпичи покрыты и по сию пору, в некоторых остатках, надписями. Эти письмена, сокрытые от глаз народа, не характерическая ли эмблема всего хода или, лучше, всего окаменения тогдашнего просвещения? На обломках, хранящихся в лондонском музее, я видел краски, чрезвычайно свежие: это как будто бы одно тело. Рауль-Рошет показал нам персидскую печать, найденную в Марафоне.

На этой лекции встретил я графа Б‹роглио›, мужа нашей московской графини, которого я встречал в прошедшем столетии на лекции П. И. Страхова, за семь лет пред этим - у Вильменя, Кювье, Гизо: где-то опять встретимся в будущем столетии?

Русских здесь мало. Из дипломатов видел только кн. М‹ещерского› и гр. Ш‹увалова›, занимающегося стихами и прозою и меценатством молодых писателей. {13}

Сейчас видел я Mignet-историка. Он теперь начальник Архива иностранных дел, и герцог Броглио, министр, уже говорил ему обо мне. Он обещал приготовить для меня дела и документы по сношениям Франции с Россией, и особенно в царствование Петра I: ибо у него только новейшие дела, начиная a peu pres с Ришелье, которому Франция обязана первым устройством иностранного архива; только с Лудвига XIV велено и начали хранить в Государственном архиве акты: прежде дела разбирались по частным архивам и теми же самыми лицами, которые участвовали в тех делах. Я надеюсь найти в этих делах много неизвестного. Минье издает теперь, и первые два тома уже печатаются - о войне за наследство при Лудвиге XIV. - Он подарил мне отрывок, читанный им в Академии, о Лютере. Есть еще архив, зависящий от министра внутренних дел, надеюсь и туда проложить дорогу.

Вчера видел я на французском театре "Магомета" и "Нанину" Вольтера же. Первого играл хорошо Бовале и напоминал иногда Тальму, но слабо; но Элеонора в Пальмире более привлекала прелестным миленьким личиком, чем игрою; в глазах был огонь, но силы в последнем акте, в укоризнах злодею Магомету, менее было, чем искусства. В Нанине - нравилась одна Нанина, m-lle Plessy своею невинностью и красотой и Вольтер. Французский театр теперь magni nominis umbra; но все еще охотники до хорошего не оставляют его. Из театра прошелся по освещенным галереям и аллеям Пале-Ройаля. На другом конце его, в новом театре, давали 4 пиесы, и я мог бы еще застать две последние, но опасался заснуть в Понтинских болотах (les Marais Pontins), а вы знаете, что в них и дремать опасно.

Сегодня встретил Сент-Бева (Ste. Beuve) в библиотеке, он собирает там материалы для истории du Port-Royal, которую хочет украсить особенно философическими портретами тех, которые означили бытием своим характер 17 века. В портретах будет вся история, а богословие будет занимать в ней главное место. Из библиотеки зашел я к живописцу Горацию Берне, он живет в квартале славы и талантов - в соседстве m-lle Mars, Арно, Тальма, Марета и др. Я застал его за работой: он пишет три картины вдруг и надеется кончить их к маю 1836 года, когда сбирается в Петербург. Одна из картин - Наполеон на Ваграмском побоище. Я осмотрел его рабочую. Портреты лучше исторических картин, а между портретами - Луизы, его милой и умной дочери, которая также вышла недавно за живописца Лароша. Я приходил наведываться о ее приезде: она на днях сюда будет и, надеюсь, привезет мне весть о семействе В‹яземского›.

Заехал к Свечиной: там нашел m-me Recamier с другой приятельницей и с ними Баланша и Ампера; они пригласили меня с собой в Concert-Muzard, который обыкновенно бывает aux Champs-Elysees, а в сомнительную погоду Rue St. Нопогё, в моем соседстве; но я дал слово Гизо быть у него, на его министерском рауте и, побывав у него, явился и в концерт, провел в милом обществе с час, болтал, слушая музыку; толпы сидели и бродили вокруг нас в огромной зале, где прежде Шатель служил свою безбожную обедню.

По утру, когда я еще хлопотал с Фроже и примеривал фрак его с шитьем на обшлагах, зашел ко мне английский филантроп Маколе, и я провел с ним наставительный для меня час. Он печатает здесь брошюру о невольничестве в колониях французских. Вообразите себе, что законы Лудвига XIV там не отменены и негры подвергаются часто ужасным истязаниям. Здесь этого не знают, а если некоторые и знают, то равнодушны к этому делу. Министр морских сил, от которого зависят колонии, сам из колонистов и имеет плантации в колониях…

Эолова Арфа.

X. ОТРЫВКИ ИЗ ЗАГРАНИЧНОЙ ПЕРЕПИСКИ

Лондон.

Здесь нечего делать для истории. Польза от пребывания в Англии только для моей головы, освежаемой ежедневно чтением, наблюдением, сближением сЛансдовном, Брумом (Brougham) и возобновлением тех впечатлений, которые за пять лет перед этим продолжительным пребыванием в Лондоне, в Англии и в Шотландии тогда было укоренились, но теперь начали уже изглаживаться в душе и характере. Мы иногда с тобой встречались в мыслях: ты советуешь собрать все дипломатические сношения с Россиею Франции и Англии, но что же другое делал я в Париже, в последнее время, как не рылся в архивах? Я видел все источники, заметил многие из 13 фолиантов, сделал краткие выписки; Петра I узнал коротко, несмотря на то что портреты его писаны не русскими. Но вот беда: дюк Брольи, президент министров и сам министр иностранных дел, по личной доверенности ко мне, позволил мне и предписал историку-архивариусу Минье давать мне все оригинальные дипломатические бумаги до времен Петра I; вероятно, не откажут и в следующих царствованиях, по крайней мере - до новых времен, где начинается государственная тайна и кончится история, возможная только для времен, давно прошедших. Я ходил туда ежедневно и читал более, нежели выписывал, хотя и выписок увез с собой довольно; но я могу быть историческим крохобором, сборником, указателем, выбирателем примечательнейшего, а не переписчиком, не только потому, что сил и времени не достанет, но и от того, что с некоторого времени, от простуды зимою в дороге и от римских жаров, мои глаза так испортились, что мелкое мне читать уже трудно, а ввечеру и невозможно, без сильного, вредного для глаз напряжения. Другого же, кроме меня, не пустят в архив. Я уже намекал о копиисте, но отклонили, потому что я работаю в одной из комнат архива вместе с другими, где лежат другие дела, кроме бумаг, мне доверяемых: как же требовать, хлопотать о сотруднике?