Странно. Будто все мы – шестая часть суши, – отколовшись от общего времени, летим в прошлое, а поверх знакомых лозунгов и плакатов вдруг пробиваются нездешние пейзажи, проявляются непонятные иероглифы и даже вот – здравствуйте вам! – птеродактиль прилетел.
И все же есть что-то привлекательное в этом даосизме. Какая-то природная естественность и непосредственность. И нет канонизированного христианством унижения человека перед Богом. А вот, что Бога нет – еще неизвестно, хорошо это или плохо. В наших специфических условиях между жерновами Востока и Запада оставаться без Бога или без коммунизма рискованно.
«Если в жизненных ситуациях действуешь, исходя из собственной причастности к Великому Пути – отождествляешь себя с Путем.
Если действуешь, исходя из потери – отождествляешь себя с потерей.
Когда отождествляешь себя с Путем – то и Путь радуется, обретая тебя.
Отождествляешь себя с потерей – радуется потеря.
Если в тебе недостаточно веры, то и Бытие не верит в тебя».
Заинтересовавшись этим учением, я узнал много интересного, но оказалось, что пить даосам вовсе не возбраняется.
«Из далеких веков дошло предание о „Жизни ученого Пяти Ив“.
Имя его утрачено, а прозвище осталось от пяти ив, которые росли перед его домом. Он мало говорил и не стремился к наживе и славе. Любил читать, но не искал заумных объяснений происходящему. Каждый раз, когда его озаряла новая идея и ему открывалась какая-нибудь тайна бытия, он приходил в восторг и устраивал праздник. Любил вино всей душой. Родные и друзья знали о его пристрастии и время от времени приглашали его в гости. А он как напьется – в сердце никаких забот. Уже и расходиться пора, и хозяева спать собираются, а ему все равно, оставаться или уходить. Таков был этот ученый Пяти Ив».
Известен и художник даос по прозвищу Ван-Тушь (Ван Вэй?). «А каково его имя и откуда он родом, неведомо. По натуре он был весьма необуздан и любил вино. Когда на него нападала охота рисовать, он сначала напивался допьяна, а потом брызгал тушь, смеясь и напевая. Он размазывал тушь ногой или рукой, водил кистью или скреб ею по картине, то добиваясь бледных оттенков, то сгущая тона. Потом он, следуя полученным контурам, выписывал горы и камни, облака и потоки. Его рука откликалась воображению так чутко, словно он слился воедино с творческой силой мироздания. Охваченный божественным вдохновением, он воссоздавал на своих картинах облака и туманы и, разводя пятна туши, живописал ветер и дождь. И все находили это восхитительным. В конце эры Чженьюань Ван-Тушь умер в Жуньчжоу. Когда несли его гроб, он был настолько легким, что казался пустым. Говорили, Ван-Тушь превратился в небожителя».
История о Ван-Туше меня заинтересовала. Что хорошего мог нарисовать такой алкаш?! Но отыскать даже репродукции даосских пейзажей в Москве оказалось непросто. То ли потому, что их творчество не вписывалось в соцреализм, то ли из-за морального облика художников, то ли из-за хунвейбинов. И все-таки кое-что удалось отыскать.
Даосские пейзажи меня поразили. Несмотря на то, что могли быть написаны в доску пьяными художниками, они вовлекают в себя, очаровывают, уводя по горным тропам и ясно давая понять – есть только ты и твой Путь. Или поднимаешься вверх, преодолевая трудности, или перестаешь быть человеком. И не свернуть – справа скала, слева пропасть. Великий Путь требует напряжения не только мышц, но и духа, ума – всех сил человеческих. Не приемля суеты и бездействия, он сообразует все и вся в едином ритме Природы – это и есть Жизнь.
Не зря искусствоведы сравнивают даосские медитативные пейзажи и русские иконы. И то, и другое – окно в горний мир. Но Россия – страна равнинная и просторная. Кажется, и путей здесь не счесть – куда хочешь, идти можно. Может, потому и заносит?
Даосам вино помогало творить. А иконописец, прежде чем приступить к работе, постился, исповедовался – очищался от скверны. Но и тот, и другой вырывались из обыденной жизни на тропу творчества с одной целью – выстроить ту пульсирующую огненную вертикаль, соединяющую Землю и Небо и объединяющую все уровни смысла бытия, восстановить или сотворить заново живительную артерию от божественных глубин Вселенной до человечества.
Мудрая сила даосских пейзажей сломала мое предубеждение к китайцам, даже несмотря на их хунвейбинские выходки. Как ученый Пяти Ив, я отметил восстановление дружбы между мной и Китаем, а потом позвонил Юре поблагодарить за приобщение к Дао и поделиться своими открытиями. Нас теперь двое даосов. Так что не пропадем!
Трубку взяла Юля.
– Приезжай-приезжай! – сказала каким-то расслабленным голосом. – Проведай друга!
Дверь тоже она открыла. Обычно это делал Юра.
– А где даос?
– Дома-дома. Проходи! Пообщайтесь, поговорите о Дао!
Приглашает, а тон какой-то странный.
В большой комнате – никого. Юля молча открыла дверь в детскую, кивнула.
Безнадежно и безмятежно Юра спал одетым на полу. Свернувшись калачиком, он уютно посапывал. На скорое пробуждение надеяться не было смысла. Все же я потолкал его. Странно хрюкнув, Юра пробормотал что-то нечленораздельное и опять засопел.
– Даже даосы по столько не пьют! – трезво оценил я.
Юля сидела на кухне и плакала.
– Другого мне не нужно, а этот уже не переменится. Он будто нарочно себя уничтожает! Еще чуть-чуть и... Не знаю...
– Вообще, учение хорошее, – сказал я виновато. – Но с этим делом у них, действительно, как-то неотрегулировано. – И рассказал ей про ученого Пяти Ив и Ван-Туша.
Она вытерла слезы и жестко посмотрела на меня в упор.
– Нет, – твердо сказала. – С этой религией нам не по пути! И ты не увлекайся!
Неохраняемая граница
Как отделить реальность от мифов, действительность от глюков?
Был он или нет, в конце концов?! И вообще, могла ли в Москве конца ХХ века состояться встреча моего друга с живым, образованным, но, к сожалению, пьющим птеродактилем, если он вымер за семьдесят миллионов лет до появления на свет первого человека. А Юра не первый. Первым был Адам, а после потопа Ной. Потом Сим, Хам, Иафет, от которого мы произошли, но тоже не сразу, а постепенно.
Ученые, как наши, так и западные, утверждают однозначно: человек и птеродактиль в жизни никогда не встречались. Юра утверждает обратное. Но он и теорию Дарвина не признает.
Я ее признаю отчасти и фрагментарно. Мне не важны теории, мне истина важна! Чарлз Дарвин великий ученый. Он дал старт полемике эволюционистов и креационистов в самых широких слоях населения по всему миру. И даже на нашем заводе стеновых материалов. А когда умные люди спорят, то в качестве доводов они привлекают все новые и новые знания, находки – наука развивается, человеческий разум эволюционирует. И это главное. Тем более, Дарвин был не одинок в своих открытиях. В то же самое время и приблизительно к тем же выводам независимо от него пришел другой британский ученый Алфред Уоллес. Дарвин, прочитав статью Уоллеса «О стремлении разновидностей бесконечно удаляться от первоначального типа», был поражен сходством их результатов. Значит, идея уже овладевала массами. А просто так это не случается. Но возводить наблюдения и выводы этих замечательных ученых в тотальную всеохватывающую и всеподавляющую теорию – крайность, превращающая науку в идеологию. Предполагающий некое линейное развитие всего живого Дарвинизм слишком механистичен и многого не объясняет. Линейное развитие может иметь только локальный характер. Потому что в Природе не существует линейного времени, а значит, и не может быть линейного развития. В Природе – ритмы и циклы. Ритмы и циклы Земли, Вселенной, солнечной активности и лунных фаз и ритмы и циклы наших маленьких жизней.
Тем не менее, птеродактиль в Москве – это, извините меня!..
Решил я обстоятельно докопаться до истины, собрать доступные данные и ущучить моего наставника в том, что его птеродактиль – следствие неумеренного пития. И с этим нужно кончать. А то он опять прилетит. Зеленый змей, естественно, кто же еще!