С тех пор в душе Анны не все было в порядке. После выкидыша ее дар развился до такой степени, что подчас даже она сама не могла с ним совладать. Знахарку начали преследовать странные сны, где она видела людей и места, в которых никогда не бывала — странных людей и странные места. Порой, погружаясь в человека, она с трудом отыскивала дорогу обратно, а иногда такие уходы случались с ней спонтанно. Мать помогала Анне справляться с этим, учила ее осторожности, смотрела за ней, как за ребенком и только так им удалось обуздать ее опасный дар.
Оставшись одна, Анна замкнулась, посвятив все свои заботы дому и саду. Особенно саду, в котором, как нигде еще она чувствовала себя хорошо и спокойно. Бесконечные хозяйственные хлопоты помогли ей пережить потерю матери, помогли справиться с собой и были отличным средством расслабиться и обуздать непокорный талант. Знахарка мало контактировала с жителями деревни, и это всех устраивало.
Приход Насти и Глеба выбил ее из привычной колеи. Они, словно вестники бури, первые приметы окончательного опустошения, ворвались в ее жизнь, вытащив ее из старой безопасной скорлупы, заставив задуматься. Заставив раз за разом крутить так и этак в голове их рассказ. Он не давал Анне покоя. Еще не понимая, с чем имеет дело, она отчетливо ощущала опасность, исходящую от фермы в лесу. Что-то там было не так, и следы этого «не так» знахарка отчетливо читала в Глебе, и они ей совсем не нравились.
Как и все в Горенино, Анна знала, что на месте фермы раньше было село Кокошино, и что оно опустело много лет назад, а Глеб рассказал о крестах, вкопанных в землю и образующих большой круг.
«Что там произошло? Здесь может быть ответ».
Идея пришла в голову совершенно неожиданно. Анна поднялась из-за стола и подошла к телефону.
Федор! Если кто-то и может разузнать — это он.
Федор Быков — журналист одной из московских газет, пишущих о паранормальных явлениях, был молод, умен и чудовищно любопытен. Пару лет назад он приезжал в Горенино, работая над статьей о магах и экстрасенсах, и встречался с Анной. Она крепко его запомнила: человек с больными легкими и хорошей энергетикой. Их разговор начался, как интервью, а закончился в постели. На следующий день он уехал, оставив номер своего телефона и пачку сигарет «Лаки Страйк» в спальне на тумбочке.
Анна набрала номер, отыскав его в толстой ученической тетради, и несколько раз глубоко вздохнула.
— Алло?
— Это Федор?
— Федор — да. А кто спрашивает?
— Аня. Из Горенино. Помнишь?
— Привет! Да, отлично помню! Даже вспоминаю.
— Я не отрываю?
— Что ты! Я весь внимание.
Знахарка перевела дух. Ей не хотелось рассказывать ему о своих страхах; казалось, будто это все равно, что кричать о них на улице. Но это был Федор. Тот самый Федор, который, целуя ее мягкое плечо, говорил, что не заставит ее жалеть. Ни о чем.
— Только это не для публики.
— Ага.
— Обещай мне!
Небольшая пауза. Он обдумывал ее слова.
— ОК. Согласен.
— У нас тут твориться что-то странное.
— Что именно?
— Пока не знаю, но я хочу попросить тебя кое-что узнать.
— Легко. Записываю.
— Село Кокошино, оно была недалеко отсюда и полностью опустело много лет назад. Я хочу знать, что там произошло. Все, что угодно.
— Кокошино… Я поищу.
— Спасибо.
— Перезвоню, как только что-нибудь найду.
Анна немного расслабилась.
— Как твой кашель?
— Аня, я тебе должен в ноги поклониться! Если бы не ты… Я бросил курить. Вот уже почти полтора года назад.
— Рада слышать.
— Ты самое настоящее доброе чудо! Я для тебя все сделаю! Можешь быть уверена.
— Спасибо.
Они еще немного поговорили, вспоминая прошлое, и распрощались. Анна улыбалась, вешая трубку; улыбалась, возвращаясь к столу. Ее щеки раскраснелись. На некоторое время она даже позабыла о ферме и собственных страхах.
Тяжелая пила визжала, вгрызаясь в толстый ствол. Уже третий. Глеб сидел на корточках, закрепляя трос на распиленном бревне. Солнце поднялось к зениту и яростно изливало на землю свой горячий свет. Плотное марево висело над дорогой, заставляя предметы колебаться и менять очертания. Покончив с бревном, Глеб вернулся в машину, включил заднюю передачу и медленно потянул его прочь, убирая с дороги. Оттащив груз на безопасное расстояние, он отвязал трос, включил мотор лебедки и аккуратно намотал его на бобину.
И все сначала. Пила ревела. На дядиной рубашке выступило большое темное пятно. Тот работал с каким-то болезненным остервенением, почти не останавливаясь на отдых. Покончив с одним стволом, он сразу же шел к следующему. Оставалось только гадать, сколько он еще продержится.
Было почти два часа дня, когда дядя заглушил пилу и бросил ее на землю. Пикап осторожно пятился назад, волоча за собой очередное бревно. Увидев, что дядя прекратил работу и идет к нему, Глеб остановился и открыл дверь.
Сергей выглядел измотанным: серое лицо, залитое потом; неуверенная тяжелая походка; дрожащие руки.
— Я схожу, проверю, как там они. Устал?
— Да нет.
— Хорошо. Вернусь через полчаса.
— Дядь Сереж, вы отдохните. Нельзя так.
— Все нормально. По дороге отдохну.
Глеб закрыл дверь и несколько минут наблюдал за тем, как дядя идет к дому. Потом снова включил заднюю передачу.
«Куда все-таки делся туман? И что все это значит? Лучше стало или хуже?».
Лес выглядел абсолютно нормальным, как и в тот первый день до злополучной прогулки к водопаду. Теперь только поваленные деревья мешали покинуть ферму. Обычные упавшие деревья, в которых не было ничего сверхъестественного.
«А вдруг это все же конец? Прорубим брешь и уедем? Все вместе?».
Глеб автоматически работал, погруженный в свои мысли. Отработанными движениями он снова закрепил трос, вернулся к машине и забрался в кабину. Но не успел закрыть дверь, как где-то рядом послышался громкий треск и свист рассекаемого воздуха. Краем глаза Глеб успел уловить позади какое-то движение. Он вывалился из кабины как раз в тот момент, когда огромная сосна, застонав, с грохотом обрушилась на кузов пикапа, сминая железные борта, словно жестянку. Передок машины поднялся вверх и вправо, да так и застыл, накренившись под грузом упавшего дерева. Глеб успел откатиться в сторону, стукнулся во что-то спиной и закрыл голову руками.
Аленка снова слушала сказку про Муми-Троля. Сергей почувствовал приступ раздражения: в последнее время эти звуки у него ассоциировались только с проблемами и болью. Было что-то неправильное в том, что она опять и опять заводит одно и то же. Какая-то одержимость. Он тряхнул головой, приказывая себе выбросить эти мысли прочь. Девочке нелегко, и, если эта история способна ее успокоить, если для Аленки она стала способом отгородиться от происходящего, значит — так тому и быть. Он не собирался вмешиваться.
Ира лежала на диване и дремала. Услышав шаги, она открыла глаза.
— Ну как?
— Продвигаемся помаленьку. Как вы?
— Не очень.
— А я хорошо себя чувствую! — заявила Аленка и закашлялась.
— Я вижу.
— Не хочу лекарство!
— Нужно выпить, милая. Это тебе поможет.
Сергей взял со стола сироп и ложку.
— Пусть мама даст.
— Маме плохо. Ей нужно лежать.
— А Глебу?
— Что Глебу?
— Он хорошо себя чувствует?
— Да.
— А где он?
— На улице. Помогает мне расчистить дорогу.
— А мы куда поедем?
— К доктору. Он вылечит тебя и маму. Ну, давай!
Аленка послушно проглотила лекарство и поморщилась.
— Противное.
— Потерпи. Зато ты быстрее поправишься.
— Не поправлюсь!
— Поправишься. И мама поправится. Доктор вас посмотрит и вылечит.
— Не вылечит!
— Почему?
— Он никого не вылечит. И мы отсюда не уедем.