Взяв Алену под руку, он идет к двери. Иван провожает Алену глазами. Ковров и Брыль с нетерпением ждут, когда за Сатанеевым закроется дверь. Словно почувствовав это, он оборачивается и, окинув подчиненных строгим взглядом, напоминает:

— Рабочий день еще не кончился, прошу за мной.

На крыльце, пропустив вперед Коврова с Брылем, Сатанеев в сердцах хлопнул дверью.

— Совершенно невоспитанный молодой человек!

— Вы это о ком? — наивно полюбопытствовала Алена.

— Сами знаете, — обиженно пробурчал Сатанеев. — То-то вы с ним кокетничали!

В избе царило молчание. Только Нина с любопытством посматривала по сторонам, знакомясь с новой обстановкой.

— Нет, это просто немыслимо! — Иван хлопнул ладонью по столу. — Она действительно меня не узнает! Чертовщина какая-то!

— Так ведь и вправду чертовщина, — осторожно напомнил Борис.

— А я вот никакой чертовщины не заметил! — безапелляционно заявил Антон и тоже хлопнул по столу. — По-моему, тут просто…

Но договорить ему не удалось…

— Что угодно, граждане? — осведомился вдруг неприязненный женский голос.

Все вздрогнули. Оглянулись. В комнате никого лишнего не было.

— Так что угодно? — повторил Голос.

— Это вы… нам? — осторожно спросил Антон, убирая руку со стола.

— Вам, а кому ж еще? Что будете заказывать?

— Не понимаю… — Антон беспомощно обернулся к товарищам.

— Я ведь, кажется, русским языком спрашиваю: что заказывать будете?

— То есть в каком смысле? — почему-то заглядывая под стол, осведомился Борис.

— В обыкновенном! — ворчливо ответил Голос — Стучат, требуют, а чего — сами не знают. Потом еще жалуются… Ну, чего будете есть?

— Ребята! — спохватился Павел. — Это же скатерть-самобранка!

Нина взвизгнула от восторга.

— Да, да, самобранка я и есть! Делайте заказы, что ли, раз позвали!

— Сию минуту! — засуетился Антон.

— Не сразу сообразили, — уточнил Павел — самый спокойный, самый молчаливый и самый голодный из всех. — Кому чего, говорите быстрее!

— Мне пирожное, эклер с кремом! — скоренько говорит Нина и даже закатывает глаза от предвкушения.

— Нет пирожных, — категорически заявляет скатерть. — Крем прокис. Дальше.

Нина растерянно умолкает.

— Что ж, — рассудительно говорит Борис, — тогда всем по яичнице… с ветчиной.

— Ветчина кончилась.

— Тогда можно просто, из трех яиц, верно, ребята? — предлагает Павел.

— Из двух будет!

— Хорошо, из двух, — соглашается заметно приунывший здоровяк.

— Так, дальше.

— Тебе чего, Иван? — участливо спрашивает Борис.

— Все равно, — откликается несчастный влюбленный. — Давай чаю.

— Точно, всем чай с лимоном! — подхватывает Антон.

— Вы что, граждане, белены объелись? Какие вам зимой лимоны?

— Ладно, просто с сахаром, — мрачно говорит Павел.

— И по бутерброду с сыром, можно? — робко добавляет Нина.

— Сыра нет.

— А что же есть? — желчно вопрошает Антон.

— Портвейн есть — «Акстафа», «Солнцедар»,[18] плодово-ягодное.

— Этого пока не надо, — вздохнул Борис — Не с чего…

— Тогда все, да, ребята? — Антон обвел приятелей глазами.

— Все?! — изумилась скатерть. — Тоже мне — клиенты!

На стол в беспорядке брякнулась кучка чайных ложек, солонка без соли и пустая сахарница.

— М-да, — раздумчиво произнес Борис — Что-то здесь у них тоже еще не отлажено.

— А есть хочется, — тихонько вздохнула Нина.

Борис грозно глянул на сестру. Она умолкла. Иван вдруг вскочил на ноги, с грохотом уронив тяжелую табуретку.

— Все у них отлажено! Чародейство… волшебство… Видали, что они с Аленой сделали? Я к ним не на худсовет, я в прокуратуру[19] пойду!

— И чего шумят, чего шумят, — снова раздался сварливый голос — Нервы только портят! Вот вам заказ, успокойтесь! Было бы из-за чего шум поднимать…

На столе возникают пять сковородок с дымящейся обугленной яичницей и оловянная тарелка с грубо нарезанными ломтями усохшего хлеба.

— Мне бы только до директора этого НУИНУ добраться, — продолжает свой монолог Иван, рубя воздух руками.

— А вот этого совсем не надо, — негромко произносит Ковров, появляясь в дверях. За спиной его топчется Брыль. — Извините, что без приглашения. Еле вырвались. Что тут у вас происходит?

— Словно бы пожар начинается, — вертя головой и принюхиваясь, сообщает Брыль.

Взгляд Коврова падает на стол.

— Ах, вон оно что… — Не раздеваясь, он с размаху бьет кулаком по скатерти.

— Чего шумите, граждане? — сейчас же отзывается сварливый женский голос.

— Ты что себе позволяешь? — свирепо рычит Ковров, выпячивая челюсть. — Ты чем гостей потчуешь?

— Сейчас, сейчас, сию минуту, — испуганно шепчет Голос, и жуткие яичницы с ископаемым хлебом исчезают со стола, а скатерть переворачивается чистой расписной стороной. — Чего прикажете?

— Если еще раз себе позволишь такое… — гремит Ковров, раздеваясь.

— Виновата, виновата, зазевалась…

— Давай фирменную посуду, самовар и все, что к нему полагается! И быстро! Одна нога… или что там у тебя… здесь, другая там!

— Сию минутку! — Перед изумленными москвичами на скатерти с молниеносной быстротой появляются: яичницы с ветчиной, пузатый кипящий самовар с заварочным чайником на конфорке, россыпь пузатых чашек на блюдцах, вазочки с вареньем, корзина дымящейся сдобы, сахарница и расписные деревянные ложки.

— Вот так! — удовлетворенно говорит Ковров и принимается с привычной сноровкой разливать чай.

— Здорово! — искренне воскликнула Нина.

Взрослые засмеялись, задвигались, подставляя чашки. Даже Иван присел к столу, выжидательно поглядывая на Коврова.

— Как вы это с ней ловко! — восхищенно сказал Борис.

— Нас она совершенно не слушалась, — признался Антон.

— Потачку ей давали, вот и не слушалась, — объяснил Ковров. — А у нас разговор короткий: чуть что не так — в нафталин, на вечное хранение. В сфере услуг, знаете ли, пока еще характер требуется. Не докажешь — не получишь!

— Теперь, наверное, полегче будет, когда палочку-выручалочку в строй введем, — вступил в разговор Брыль.

— Палочку-выручалочку? — переспросила Нина. — Что это?

— По номенклатуре — волшебная палочка, — объяснил Ковров, — незаменимая вещь для сферы услуг.

— Она действительно все может? — насторожился Иван. Брыль, потягивая чай из блюдца, утвердительно кивнул.

— Не все, но очень многое, — уточнил Ковров.

— А где она, где? — не утерпела Нина.

— Как и положено — в ларце, — хитро прищурился через блюдце Брыль.

— А, знаю, — разочарованно протянула девочка. — Ларец на дереве, дерево на острове… В общем, разыгрываете, да?

— Ничего подобного, — улыбнулся Брыль. — Ларец в кабинете директора…

— Того самого, которого мне видеть не надо? — спросил Иван, глядя на Коврова.

Тот отодвинул чашку в сторону и сразу стал серьезным.

— Не которого, а которую. Кира Анатольевна Шемаханская. Крупнейшая величина в нашем деле, доктор наук, маг первой статьи. К ней ходить нельзя. Неизвестно, чем это может кончиться. И никому себя объявлять не надо. Алену спасать надо.

— Но как, как это сделать? — сдерживаясь, спросил Иван.

Ковров оценивающе посмотрел на него.

— Есть одна идея, но она требует хладнокровия…

Шемаханская стояла у окна, спиной к Сатанееву.

— Ансамбль, может, и неплохой, только странные они какие-то, — докладывал Сатанеев, сидя в кресле.

— В чем эта странность? — не поворачиваясь, осведомилась Кира.

— Без инструментов… и вообще… — Сатанеев пожал плечами.

— А хорошо поют?

— Алене Игоревне понравилось. Говорит — недурно.

— Ладно. Послушаем. Как она там?

Этот вопрос был задан с видимым трудом.

— Алена Игоревна? — сразу сладко запел Сатанеев. — Удивительно мила. Удивительно! После того… сами знаете… еще очаровательнее стала.