В проходе между полками лежал тощий рюкзак, который он прихватил с собой. Иван поднял глаза кверху и застыл с открытым ртом. На краю багажной ниши, свесив ножки на дверь, сидел маленький человечек, весь покрытый серым пухом.

— Простите, — сказал человечек скрипучим голоском. — Я нечаянно уронил. — И он показал крошечной рукой на рюкзак.

Иван опустил взгляд на пол и снова уставился наверх.

— Э-э-э… — произнес он с трудом. — А вы, собственно, кто такой?

— Я вагонный…

— Кто-кто?

— Ну, как бы вам сказать это… Про домовых слыхали?

— Да.

— Про леших там, про водяных? Иван кивнул.

— Вот. А я — вагонный. Временно… По специальной надобности.

Слова о «специальной надобности» почему-то совсем доконали и так перетрусившего Ивана.

— Вот я сейчас разбужу ребят, тогда узнаем, какая у вас надобность.

Человечек усмехнулся, но, впрочем, на всякий случай подобрал ноги.

— Не получится. Они будут спать теперь, пока я не уйду. Только тогда… возможно.

Вагонный начал ерзать на краю ниши и спрыгнул вниз. Но упал не сразу — сначала как бы повис в воздухе, смешно растопырив маленькие руки и ноги.

— Вот и все! — удовлетворенно сказал он запыхавшимся голоском. — Позвольте присесть?

— Конечно! — поспешно ответил Иван, отодвигаясь на всякий случай к окну.

— Я к вам по делу, — начал Вагонный, удобно устраиваясь. — Вы ведь точно Пухов Иван Сергеевич?

Иван облизнул губы и молча кивнул головой.

— Ну так вот, — продолжал Вагонный. — Вашу знакомую Алену Игоревну крепко заколдовали. Весну, то есть любовь и все такое прочее, из сердца ее вынули, а зиму вставили! — Он вздохнул. — Вот такие дела. — И посмотрел на Ивана.

— Вы что это, серьезно, что ли?

— Вполне. Теперь по порядку… Поскольку Алена Игоревна заколдована, сами понимаете, узнать вас она никак не может… потому что знакомство ваше только с любовью было связано. Так?

— Так.

— Вот. А в остальном она все понимает, оценивает… Только не как раньше, а иначе… Почти наоборот. Так что вы уж с ней поосторожней, пожалуйста…

— Что же мне делать? — с отчаянием спросил Иван. — Ведь я люблю ее!

— Понимаю, что любите! — охотно согласился Вагонный. — Это и хорошо! Потому что вот такой отыскался зигзаг волшебный: если она вас до новогодней полночи поцелует, так сразу и расколдуется.

— Как же она меня поцелует, если узнать не сможет?

— В том-то и вопрос! Но первым делом, Иван Сергеевич, надо вам в Институт под каким-нибудь видом проникнуть.

— Под каким же? — с надеждой спрашивает Иван.

— Вы ведь все музыканты, правильно?

— В некотором роде, — осторожно подтверждает Иван.

— Вот и прекрасно! — обрадовался Вагонный. — Мы вас ансамблем представим! Годится?

— Да, но ведь мы без инструментов…

Вагонный хлопнул себя ладошкой по лбу.

— Эх, незадача! Недосмотрели… Ладно, приедем, тогда и дорешим задачку. А теперь должен я вас оставить. Ложитесь-ка спать, Иван Сергеевич, сил набирайтесь, пригодится.

— Да какой там сон, помилуйте! — воскликнул Иван.

— Ай, ай, ай! — укоризненно покачал головой Вагонный. — Вы ведь мужчина! Вас любила сама Алена Игоревна! А вы сразу раскисли… Смотреть неловко.

Иван исподлобья взглянул на Вагонного, и ему в самом деле стало неловко за свою слабость. Он подобрался, выпрямился.

— Вам действительно нужен сон, — сказал Вагонный и пристально посмотрел на Ивана.

Тот вдруг широко, с прискуливанием зевнул.

— Спите! — свистящим шепотом произнес Вагонный. — И запомните: ничему там не удивляйтесь и не делайте ничего серьезного самостоятельно, не посоветовавшись с Виктором Петровичем Ковровым или Фомой Остаповичем Брылем… особенно.

Иван повалился набок, закрыл глаза и начал засыпать, бормоча:

— Да, да… Не удивляться… Понимаю…

Вагонный посмотрел на него, улыбнулся и тихо запел колыбельную, мелодия которой временами сливалась с воем ветра за окном да перестуком колес. В песенке поется о том, что где-то, на глухой лесной тропинке вот-вот встретятся два года — Новый и Старый. Они пожмут друг другу руки и разойдутся навсегда — один в прошлое, другой в будущее. И каждый что-то понесет с собой, один — обретаемое, другой — утраченное. Как угадать, в каком мешке твои надежды?..

Крепко спит Иван под колыбельную Вагонного. Мчится поезд сквозь снежную мглу… Спит Алена в своей постели. Спит на верстаке Виктор Ковров, подложив кулак под голову, и во сне его лицо все еще хранит хмурое выражение. Пошатываясь меж глухих белых стен с запертыми дверями, бредет по коридору гость с Кавказа.

Звучит песенка Вагонного. А на часах НУИНУ, выполненных в старинном стиле, с фигурками витязей по сторонам квадратного циферблата, стрелки показывают 12. И возникает новая дата — 30 декабря.

Раннее утро. Заснеженный лес. Издали слышится гудок электровоза. Мчится поезд сквозь утренний зимний бор. В купе, где спят четверо друзей, заглядывает проводница:

— Просыпайтесь, пожалуйста! Скоро Китежград, остановка по требованию.

Иван вскакивает первым, оглядывает купе, медленно пробуждающихся друзей.

— Значит, все это не сон? — бормочет он разочарованно. — Значит, действительно… — И поворачивается к окну.

Яркий зимний пейзаж, проносящийся мимо, сливается в сплошное цветовое мелькание. Вступает музыка. На фоне проносящихся цветных пятен возникает название фильма:

Продрогшая со сна четверка во главе с Иваном теснится у двери в тамбуре.

— Мы теперь ансамбль, понятно? — наставляет друзей Иван.

— Более понятливых на свете нет, Ваня, — успокаивает Андрей.

— Кем надо, тем и будем, — прибавляет Борис — Хоть балетной труппой.

Лязгнув буферами, поезд останавливается.

— Хватит трепаться, приехали, — говорит Иван.

— Они? — с неодобрением осматривая кучку людей на другом конце заснеженной платформы, осведомился Камноедов.

— Они самые, — подтвердил Фома Брыль.

— Непредставительные какие-то, — поморщился Камноедов. — Хлипкие…

— Так ведь музыканты, а не… грузчики, — ехидно напомнил Брыль. — По моде одеты, не в тулупах…

Он посмотрел на упакованного в огромный зипун Камноедова.

— А ведут себя тоже… по моде? — спросил Камноедов, указывая на группу приезжих, которые почему-то повернулись к встречающим спиной.

Перед Иваном, Борисом, Антоном и Павлом стояла Нина.

— Доброе утро, Боря! — сказала спокойно она. — Доброе утро, товарищи!

Борис открыл рот от изумления. Антон, глядя на него, засмеялся. Иван растерянно посмотрел вслед уходящему поезду, и только всегда невозмутимый Павел наблюдал эту сцену спокойно.

— Первым же поездом поедешь обратно, — начал было Борис — Чтобы духу твоего…

Прозвучавший с другого конца платформы начальственный голос перебил его:

— Товарищи ансамбль! — требовательно произнес Камноедов. — Что там у вас? Мы ведь ждем!

Друзья разом обернулись к встречающим. Нина резво выскочила вперед:

— А мы готовы! Здравствуйте!

Брыль и Ковров недоумевающе переглянулись.

— Здравствуйте, — уставясь на девочку, отозвался Камноедов. — Вы кто?

— Я? — Нина обвела всех удивленным взглядом. — Как, неужели вы меня не узнали? Нина Бойцова, лауреат международного конкурса, меня два раза по телевизору показывали!

— Во, дает! — восхищенно прошептал Антон.

— Теперь пропали! — пролепетал Иван и повернулся к Борису. — Уйми ты ее скорее!

— А зачем унимать? — вдруг спокойно отреагировал брат. — Она верно общественность информирует. Детский хор, в котором она поет с пеленок, действительно стал лауреатом.

Камноедов смущенно хмыкнул.

— Да, конечно, лауреатов мы знаем… только в жизни вы… немного другая. В общем, прошу за мной.

У дороги стоят двое саней, запряженные тройками. Откинув меховую полость, навстречу идущим из саней поднимается Алена, с любопытством разглядывая приезжих. Иван замер, глядя на Алену.