Я невольно вспомнила Костины кулачищи.

– Ну скандал начался, крики, вопли, – продолжал Сережа, – официанты прибежали, метрдотель. Костя принялся деньгами швырять, официантам – за порчу мебели, мне – за фингал, говорит, мол, дико извиняюсь, а сам пьяный вдрызг. Банкет был, конечно, испорчен. Все разошлись. Мы думали, на том и кончится. Однако вышло по-другому. Через день Костя нас разыскал, не знаю уж как. Пришел на работу к маме. Был трезвый и очень вежливый. Опять извинялся, говорил, что ужасно стыдно. А потом стал ухаживать за Лерой, да настойчиво так. Она поначалу и знать его не хотела. Но он не отставал от нее. Каждый день возле училища ждал.

– Какого училища?

– Медицинского, – пояснил Сережа. – Я же говорил, она у нас врач. И на машине ее домой подвозил.

– На «ЗиЛе»? – спросила я. – Или на твоей «девятке»?

– На своей «Волге», – ответил Сережа. – В нашей семье три машины, все зарегистрированы на его имя. У меня только доверенность.

– Понятно, – сказала я. – Ну и что дальше?

– А дальше, четыре месяца он за ней ходил, а потом они поженились.

– Через четыре месяца после знакомства? – удивилась я.

– Лера так захотела, – сказал Сережа. – Прямо при нас ему в лицо заявила: «Очередной твоей бабой я не буду».

Да, эта Лера не промах. Поговорить бы с ней. Быть может, о бандитском прошлом своего мужа она знает побольше. Но она в роддоме, и этот вариант исключен. Меня туда не пустят.

– А в той компании в ресторане лысый был?

– Был, – ответил мне Сережа. – Я его хорошо запомнил. Внешность достаточно характерная. Лысая голова и черные брови. Когда мы с Костей сцепились, он разнимать нас принялся.

– И еще на свадьбе ты его видел.

– Да. Он на машине подъехал.

– Один?

– Нет. Там, понимаете, у нас целый кортеж был, Костя с Лерой впереди на «Чайке», как положено, нам досталась «Волга», сзади еще кто-то. И вдруг этот джип. Тот самый, что вы сегодня видели, к нам пристроился, ехал до церкви. За рулем сидел лысый.

– Костя с ним разговаривал?

– С ним нет, – ответил Сережа. – С другим, тем, что в джипе сидел. О чем, не знаю.

Значит, главный – не лысый, а еще кто-то. Но джип наверняка принадлежит прежним криминальным знакомым Кости, от которых он всячески открещивался. Какая же я дура, что не запомнила номер джипа.

– Послушай, Сережа, а этот лысый случайно не оставил своего телефона?

– Вы же видели, он предлагал, но я отказался. А вам зачем? – спросил он настороженно.

– Да, понимаешь, – сказала я, – у моего знакомого хранятся кое-какие старинные трубки. Они ему не нужны, и он мог бы их продать. Может, и договорился бы с лысым. Получил бы хорошие деньги.

Сережа в раздумье посмотрел на меня.

– Давайте спустимся вниз, – предложил он. – У нас телефон с определителем номера. Лысый же нам звонил накануне. Может быть, номер остался в памяти.

Мы спустились вниз, и я увидела громоздкий телефонный аппарат. Трубка громоздкого телефона сообщалась с аппаратом при помощи крохотной антенны вместо провода. Сережа долго щелкал кнопками. Потом покачал головой:

– Ничего не выходит. Он стерся из памяти.

Я вздохнула. Не везет. Уже была в руках ниточка, с помощью которой можно было установить Костины криминальные связи, а я упустила ее.

– Не расстраивайтесь, – успокоил меня Сережа, – лысый еще появится.

Конечно, появится. Только через неделю или две, когда родственники Кости поймут, что при их доходах часть собственности необходимо продать. Мне же пока придется сидеть сложа руки, а Юльке – париться в СИЗО. Черт возьми, должен существовать еще какой-то способ выйти на Костины криминальные связи. Надо что-то придумать.

13

– Машину он тебе подарил? – спросила я Сережку.

– На день рождения.

Как-то следователь прокуратуры, сняв меня на всю ночь, после траха рассказывал о своей профессии. Слушала я рассеянно, то и дело засыпала, но одну вещь хорошо запомнила.

Когда никак не можешь напасть на след преступника, надо задавать любые вопросы даже тем, кто не имеет к делу никакого отношения. При этом есть шанс ухватиться за какую-нибудь ниточку. Я просто так спросила Сережу про эту «девятку». Ничего определенного не имея в виду.

– Нет, он не для меня ее покупал. Это была его старая машина, – ответил Сережка и продолжил: – Побитая, потрепанная, в одном месте даже простреленная. Представляешь?

Я опешила.

– Как простреленная? Кем?

– Костя рассказывал, обстреляли его как-то на шоссе, когда он ехал по делам. Далеко отсюда, где-то между Тамбовом и Воронежем.

– А что он там делал?

– Кто его знает, – Сережа пожал плечами. – Он никогда ничего не рассказывал.

– Ты же говорил, он был треплом.

– Ну да. Но стоило его спросить о прошлом, сразу замыкался. Даже пьяный. Лера и та не смогла из него ничего вытянуть.

– А пыталась?

– Еще бы, – Сережа рассмеялся. – Нам всем было интересно узнать, с кем мы связались.

«Связались вы явно с бывшим бандюгой», – подумала я, но вслух этого не сказала.

– А машина где прострелена? Спереди, сзади?

– Сбоку, – ответил Сережа. – Вы разве не заметили? Правая передняя дверца прострелена.

Я снова изумилась.

– То есть что значит не заметила? Там что, след от пули так и остался, что ли?

– Конечно, – рассмеялся Сережа. – В том-то все и дело. Ему много раз говорили, смени дверцу. Но он почему-то не хотел. Говорил, что эта дырка у него как талисман. Один раз стреляли – не попали, и в другой раз пронесет.

– Он так говорил? – Я задумалась. Видимо, Костя не исключал, что в него будут стрелять снова. – Сережа, будь другом, покажи мне эту дырку. Ужасно интересно. Никогда не видела пробоин.

Мы пошли во двор. Близился вечер. Солнце садилось с пригорка, где было расположено Расково, открывало необыкновенной красоты зрелище закатного неба. Солнечные лучи окрасили облака в нежнейше-розовые, кроваво-красные и ярко-багровые тона. Было достаточно светло, чтобы разглядеть пулевую пробоину на дверце «девятки».

Странно, как могла я ее не заметить. Пробоина была на самой середине дверцы, и немалых размеров, видимо, пуля летела чуть наискосок, стреляли откуда-то спереди и справа, чуть сверху. Стрелявший наверняка стоял на каком-то возвышении. Все это можно было четко проследить. След от пули был похож на хвост кометы. Прежде чем войти в дверцу, пуля прорвала металл, пропахала немалую борозду, таким образом четко указывая траекторию полета. Кончалась эта борозда, как и положено, дырой. Я ощупала края, они были гладкие, будто шлифованые.

– А что, пуля внутри? – поинтересовалась я.

– Конечно, – усмехнулся Сережа. – Говорю же вам, Костя запретил что-либо делать с этой дверцей. Сказал, что это его талисман.

– Который, однако же, его не уберег, – заметила я.

Открыв дверцу, я осмотрела внутреннюю обшивку. Пластиковая панель была надтреснута, пуля, видимо, и до нее добралась.

– Ну да, – сказал Костя, наблюдая за моими манипуляциями. – Панель он отказался сменить. Говорил, пусть остается как есть.

Странно, что я не заметила всего этого, когда садилась в машину. Наверное, засмотрелась на Сережку. Надо быть осмотрительней впредь. Не упускать ни одной детали. Иначе не выпутаюсь из этой истории и не спасу Юльку.

Я села на край сиденья машины, настежь открыв дверцу и спустив ноги на землю. Достала из кармана сигарету и стала искать зажигалку. Но Сережа уже держал наготове свою. Он тоже закурил.

– Если не секрет, зачем тебе все это знать?

– Интересно, – ответила я, с наслаждением затянувшись. – Я, знаешь ли, вообще любопытная. Поэтому мне трудно живется.

Он рассмеялся, выпуская кольцами дым. Вдруг я почувствовала, что он раздевает меня глазами. Сколько раз я ловила на себе этот наглый, циничный, вызывающий отвращение и в то же время волнующий взгляд. Сережка, разумеется, не исключение, но почему-то мне стало больно. Почему? Что мне вообще за дело до этого Сережи? Он юноша из приличной семьи, а я – гостиничная проститутка. Что может быть у нас общего?