– А я тебе говорил – сиди и не высовывайся, сам разбираться буду! – гордо ответил Юрий. Потом сознался: – Если честно, я и сам не знаю, что там ему комендачи сказали. Я-то просто на понт брал, давил бумагой, что спецгруппа и химики. А уж что он и ваши фуры к нам так, не глядя, пристегнул... Ох, Михалыч, есть у меня подозрение, чьих это рук дело, только по рации не буду. Попроси Фрола рассказать, кто такой майор Сытин, сам все поймешь. Хотя, может, лучше тебе и не знать... Как понял меня? Прием!

– Все понял, Первый, вопросов больше не имею, – опасливо откликнулся «дальнобойщик». – Отдыхать когда собираетесь? Прием...

– Погоди, сейчас узнаю. Второй, второй, как слышишь? Не спишь? Прием!

– Заснешь тут, как же! – сразу отозвался Заботин. – Тут Резина прыгает на сиденье и орет как не знаю кто, мне с ним в одной кабине сидеть страшно! Вот послушайте!

Самым скромным выражением, которое передал развернутый в сторону Резинкина микрофон, было: «Вау, нет, ну вот это было круто, я, мля, торчу!» – все остальное состояло из практически целиком междометий, которые даже при таком восторженном использовании все равно не прошли бы никакую цензуру.

– И вот что мне с ним делать, Первый? – Гражданин дембель вернулся к нормальной связи. – Его же и не свяжешь, машину вести некому! Прием!

– Если ведет нормально – пусть поорет, сам успокоится! – посоветовал Мудрецкий. – Ты его спроси, сколько он еще за баранкой высидеть сможет? Прием!

На получение вразумительного ответа потребовалось около минуты, после чего Заботин доложил:

– Первый, псих уверяет, что еще двое суток подряд. Говорит, после такого вообще не уснет! Прием!

– Так, Четвертый, слышал? Так что часа два-три у нас есть, пока он не утихнет. Своего водилу я подменю, если что. Как думаешь, где потом лучше остановиться? Прием!

– Три часа – это самое то! – обрадовался Михаил. – Еще лучше – четыре, тогда уж с гарантией самый нервный участок пройдем, до Камышина. Там и встанем. Кстати, место приличное. Я-то думал, мы здесь, в Волгограде, долго толкаться будем, так на выездном КП и остановились бы, а теперь надо проскакивать, пока провожают. Как думаешь, Первый? Прием!

– Камышин так Камышин, – согласился Мудрецкий. – Тогда не час отдохнем, а пару-тройку, если у нас лишнее время и появилось. Там и дозаправимся.

Не прошло и двадцати минут, как Юрий оценил, сколько бы им пришлось «толкаться» через Волгоград, не расчищай им дорогу машины с мигалками – к майорской вскоре присоединились еще две, и все пошло как следует.

Еще с самолета, когда летели в Чечню, город поразил его своей неимоверной длиной. Теперь эту длину он мог почувствовать и осознать в полной мере, поскольку объездной дороги, как выяснилось, здесь еще не построили. Майор пытался как-то выкручиваться в этом растянутом вдоль Волги лабиринте, колонна то выскакивала на окраины, то опять ныряла в хитросплетение улиц – и стало ясно, что про согласование графика гаишник говорил не зря. Что было бы, попади химики сюда в час пик, представить было просто страшно – никакая карта не позволит догадаться, что на кратчайший маршрут из этого города в сторону Камышина и Саратова может указывать стрелка с надписью «Москва»... Еще страшнее было представить себе на этих улицах настоящую колонну с особо опасным грузом.

В какой-то момент химический кортеж вынесло на мост-путепровод, и Юрий увидел километрах в четырех-пяти справа громадную статую с мечом в руке. А впереди – очередные кварталы, кварталы, кварталы... Наконец многоэтажки кончились, начались то ли дачи, то ли просто окраины с домиками и двориками «частного сектора застройки».

На выезде, естественно, тоже был милицейский пост. Шлагбаум был предупредительно открыт. Майор загнал свою машину на обочину, вылез – его явно пошатывало.

– Мигни-ка фарами и на сигнал надави, – скомандовал взводный Кисляку. Сам Мудрецкий выпрямился в люке и четко, как на параде, вскинул ладонь к шлемофону, провожая упрямого гаишника глазами. Тот попытался козырнуть в ответ, но только махнул рукой. Попрощались. Колонна ушла из Волгограда.

То, что произошло впоследствии, имело несколько не зависящих друг от друга, но сложившихся в роковое совпадение причин. Во-первых, после такого триумфального проезда по городу все несколько расслабились и потеряли бдительность. Во-вторых, говоря о Камышине как о почти что пройденном этапе большого пути, никто не постучал по чему-нибудь подходящему – хотя бы по собственной голове. И в-третьих, все случилось из-за того, что кишечник Резинкина не выдержал бурных прыжков на одном месте, а общественные туалеты на наших трассах обычно отсутствуют. Проще говоря, Витек еле-еле дотерпел до первой же придорожной посадки, выскочил из машины и удрал в кусты. Где и засел всерьез и надолго.

– Первый, я Второй, мы стоим, – сообщил по рации Заботин. – Водителя пронесло. Как поняли меня, прием.

– Куда еще... – сначала не понял Мудрецкий, а потом выругался: – Вот уж, ептитьская мать, точно – водила сраный! Не мог раньше предупредить! Колонна – стоп!

За то время, пока шли эти радиопереговоры, колонна успела отъехать от замершей на обочине «шишиги» никак не меньше чем на пару сотен метров. Добавьте к этому длину самой колонны, и вы поймете, почему на место происшествия командир взвода прибыл не пешком, а на бронемашине.

– Ну и где этот страдалец? – поинтересовался Юрий у лениво покуривающего возле машины дембеля. Тот еще раз затянулся, щелчком послал окурок в нужном направлении. Красный огонек словно трассирующая пуля метнулся по плоской дуге и срикошетил от невидимого в темноте препятствия.

– Убью, Забота!!! – истошно заорали в кустах. – Руки выдерну! Инвалидом, мля, войны домой поедешь!

– Ага, понял, спасибо, – кивнул Мудрецкий, врубил прожектор и направил на голос. За по-осеннему облетевшими ветками обозначился низенький силуэт с огромными блестящими глазами. Глаза, впрочем, тут же мигнули и закрылись.

– О-ох, товарищ лейтенант, ну нельзя же так! Больно же вот так по глазам! – пожаловался Резинкин. – Я теперь ни хрена не вижу!

– А ты его на ощупь, – посоветовал взводный. – Ты почему, придурок, не доложил, что тебе приспичило? Почему колонну разорвал, почему один на трассе остался? Чечню проехали, так сразу можно отдыхать?!

– Первый, я Четвертый, тут Михаил спрашивает: долго еще стоять будем? – поинтересовались наушники. – Моторы глушить или скоро тронемся? Место для привала не самое подходящее.

– Долго ты еще?! – рыкнул Мудрецкий на трясущиеся кусты. Ответом ему был характерный звук бурно опорожняющейся прямой кишки. – Ага, понятно. Четвертый, минут пять, не меньше.

Однако ни за пять, ни за десять минут Резинкин с проблемой не справился. Несколько раз привставал, один раз попробовал даже выйти из кустов – и тут же прыгал обратно, стараясь хотя бы не наступить на следы своей деятельности. Юрий всерьез начал опасаться прихваченной из Хохол-Юрта дизентерии или еще какой-нибудь подобной гадости – хотя вроде бы не самый сезон, давно не лето все-таки, но всякое случается.

– Ну что, сколько еще стоять будем? – Терпение Михаила, судя по голосу, было на исходе. – Это мы для чего так быстро прокатились – чтобы в кустах застрять? Слушай, летеха, я с тобой больше отдыхаю, чем еду!

– А я что сделаю? – попытался оправдаться Мудрецкий. – Тут даже не техническая проблема, тут медицинская. Что я ему, пробку забью, чтобы не текло?! Сейчас у него все в кишках закончится, и двинемся. Как понял?

– Да-а, я смотрю, дерьма в твоих солдатах много, – ехидно заметил «дальнобойщик». – Понял, все понял. Слушай, мы двинемся помалу, чтобы зря время не терять. Километров сорок пойдем, догонишь. Надоело вхолостую соляру жечь. Мы на связи будем, подскакивай. Прием...

Впереди на трассе дизеля зарокотали громче, рявкнули несколько раз, и красные фонарики на прицепах закачались и двинулись с обочины на дорогу.

– Четвертый, не дури! Отставить, Четвертый! Четвертый, я Первый, отставить, понял? Прием!