Подчас улыбался уж. И твердил-бормотал:

- Под гипнозом, под гипнозом. Посмотрел бы я, как бы Константин согласился под гипнозом... Ведь тут все мысли, все, может быть, даже забытые мысли... А я согласен...

Скоро опять жуть, в упор глядящая бельмами. Шорохи мучительно-неотступные. Кто-то дернул ручку двери. И затрясся Яша. И кинулся в угол. И притворился спящим.

В Москве опять в тех же грязных номерах остановился.

- А вещи, барин?

- Да... Потом привезу... завтра. А паспорт вот...

И выбежал. И долго по Москве бродил, заходил в кофейную, по адресной книге выписывал адреса профессоров.

Бродил. Подходя к подъезду намеченного дома, руку к звонку протянуть не решался. И шел дальше. Из конца в конец города раза два. Не замечал хода времени. Боролся с одолевающими силами, то отдавался их когтям надолго.

«Фу! Да теперь все профессора спят».

Удивленно оглянулся среди пустого переулка. Подмигивали желтые глазки фонарей.

«Ну, завтра. Но непременно, непременно. И все разом кончится».

Побрел. Далеко.

Только-что пришел, заперся и подумал:

«Вот, кажется, некстати есть хочется». Постучали в дверь властным стуком.

- Там кто? Ко мне нельзя...

- Прошу открыть. По предписанию...

Страшные слова спокойно-властно требующего голоса. Сотни раз слова эти чудились Яше. И днем, и ночью, часто-часто. И вот теперь за дверью они сказаны. Слова, как бой барабанный.

Не помнит, открыл ли дверь, сама ли открылась. Вошли и в форме, и в штатском платье люди.

- Вещи? Да я без вещей.

- Вы сказали - завтра. Где же ваши вещи? Позвольте квитанцию.

Обшаривали карманы.

Когда по коридору вели, Яша шепотом читал молитву, и глаза его были закрыты. В карете сидя, дважды пытался вырваться. Но крепко держали за руки повыше локтей.

На миг мысль:

«Галлюцинация?»

И не знал обрадоваться ли, пуще ли ужаснуться. Но карета въехала куда-то в ворота.

- Выходите!

Ввели-втащили Яшу куда-то. Ноги в коленях подгибались. Плыли-качались стены. Поддерживаемый под руку услышал через стол властный-властный голос. Вопросы:

- А этого узнаете? Этого вот? А эту?

Фотографические карточки на столе. Мелькнуло лицо сестры.

- Да нет... не может быть... - Но голос спрашивал про Мертвый какой-то переулок.

Услышал еще позади себя:

- В карете вырывался...

Говорил ли что... Загрохотало грозное, неумолимое. Сначала по комнате хохот. Потом в голове лишь. Холодная темная вода быстро-быстро стала вливаться в комнату. Ноги заморозила. Выше, выше. Ко рту подступает. Подпрыгнул Яша и пропал в темной, в темной, в холодной воде.

XXX

Болтали весело. Ехали в наемном ландо с вокзала к себе, в Мертвый переулок.

- Молчи, Ирочка, молчи, ангел. Ты уморишь меня. Ни слова о Паше, о телушке этой...

- Нет, слушай. Вот что еще. Эта Зоя, ей-Богу, прехорошенькая. Ведь придет же она сюда. Разыщем!

- Так она и уедет оттуда!

- А станет он ее долго держать? Злючка она. Надоест ему. Месяц ей сроку.

- Ты не знаешь мужчин.

- А ты знаешь? Что? Что? Знаешь?

- Ой-ой! Не щиплись... Ирочка, ангел, не щиплись...

Весело глянул маленький особняк оконными гардинами.

Кто-то чужой отпер дверь. Прошла, не заметив, Ирочка. А Валя шепнула ей, по ступенькам стуча каблуками:

- Новый у нас в монастыре... Хорошенький... Ой-ой! Ну не буду.

Наверху чужие люди объявили им обеим, что они арестованы.

В развороченном дому гулко рождались голоса чужих. Поняли обе:

- Монахов выследили. Забрали. Засада.

Валя села на стул, опустив руки. Ни пальто не сняла, ни шляпы. В Ирочку вошла злоба. Молчала Ирочка, сжимая кулаки. Ходила по столовой. А ее спрашивали. И надоело молчать.

- Ну да, ну да. И сдавала. Хочу, и сдаю комнаты. Мало в Москве меблированных комнат!.. Как вы сказали фамилию? Нет. Такого не знаю. Впрочем, спросите прислугу.

- Я бы просил вас не звонить. Я сам позвоню, когда надо будет.

Стояла перед тем, часто мигая:

- То есть как это?

- Да уж так-с.

И звякнули шпоры.

- ...ах, и шифоньерку! Валя, они мою шифоньерку открыли... Да как вам не стыдно. Ведь там мои письма... Валя! Валя!

И побежала в ту комнату.

- Отстаньте! Не убегу я от вас. Выходы охраняйте, а за мной не бегайте. Могу я в своем доме...

- Позвольте, mademoiselle...

- Не позволю! Валя! Валя же! О, курица! Валечка, милая! Да иди же ты... Одной мне с ним не сладить...

Бегала по дому. Завидев беспорядок, топотала; частую дробь выбивали каблуки.

- Прочь! Прочь! И как вам не стыдно. А еще военный. Слушайте! Вот что. Кто из вас здесь главный?

- Можете ко мне обратиться, mademoiselle

- Mademoiselle - тоже... А весь дом перерыли... Что я? Бомбист что ли?.. Но вот что... если вы главный, отпустите вы нас. Мы с Валей в гостиницу переедем. Ей-Богу адрес вам дадим. Хоть сами провожайте.

Усмехнулся. Отказал.

- Валя! Валя! Да это испанские разбойники... Валя! Иди же сюда... Что? Допрос? Какой допрос? Почему допрос? И куда вы задевали мою прислугу? Валя, они и Тору арестовали... Вы, может быть, повесили мою Тору? Признавайтесь, милостивый государь... Или как вас по чину...

- Успокойтесь, mademoiselle. Но показания... Я должен.

Бегала по комнатам. Тот за ней.

- Извините, я должен буду прибегнуть...

Увидела Ирочка на стене телефон.

- Стойте. Позвоните вы к губернатору. Пусть он разрешит мне с Валей в гостиницу... Что? И этого не можете? Стойте, стойте! Придумала! Я сама позвоню. Да не бойтесь, я не к губернатору. Надеюсь, могу я в своем доме поговорить по телефону? Ах, милостивый государь... а еще военный.

- Против телефона ничего не имею. Но скажите номер. Я сам соединю.

- Вот за это спасибо. Терпеть не могу разговаривать со станцией. Ах, если б вы знали, как мне хочется, чтоб этот подлец оказался дома. Он со вчерашнего дня в Москве. Я знаю, знаю. Номер? Да я вам уж сказала: Большая Московская! Большая Московская! Господи, пусть бы он дома... Как? Уж соединили? Вот спасибо. Может быть, вы сами и вызовете... Ну, пожалуйста. Корнута Яковлевича. Да, да, просто спросите Корнута Яковлевича... Ну, так, так... Что? Дома? Дома? Милый, как я рада! Как я рада! Само небо надоумило. Валя! Валя, беги сюда! Ах, милый офицер, да что же вы не говорите? Вы же не позвали Корнута Яковлевича к телефону...

Кричала в трубку:

- Да, да... Корнута Яковлевича к телефону... Кто? Да я же, племянница его, Ирина Макаровна... по важному делу... по такому важному, что важнее не бывает... В столовой он? Тем лучше. Близко. Скорей! Скорей! Племянница... Ирина... Да Ирина же, Макаровна.

Жандармский ротмистр слушал и, помня инструкцию, не прерывал нити слов Ирочки.

- Вы позволите закурить?

И щелкнули шпоры.

- Ах, дядя, это вы? Милый Корнут Яковлевич... милый дядя Корнут... беда. Мой дом оцепили, прислугу повесили, меня не выпускают...

- Mademoiselle, я просил бы...

- Хорошо, хорошо!.. Дядя! Что же это такое? Полиция, жандармы весь дом вверх дном... И чего вы смотрите, дядя? У вашей племянницы... да, да, скорей, как можно скорей... Так приедете?.. О, как я рада! Да, в Мертвом. Скорей, скорей. Скорей дядя, а то они и меня повесят, разбойники...

- Mademoiselle! Повесьте трубку.

- Пожалуйста, monsieur. Вот вам трубка... Ваше превосходительство, разрешите на рояле поиграть. Вам же веселее. Ну, пять минут?.. А эта корзина?

- Здесь бумаги, взятые в вашем доме. То есть часть бумаг. Остальные...

Ирочка ударила по клавишам.

- Последний нонешний денечек...

- Я попросил бы...

Вошла Валя, бледная. Но ищущи были глаза. Увидев жандарма, испугалась. Думала: Ирочка уж одна.

- Валя, милая... Послушайте, неужели вам не нравится моя Валя? Моя прелесть Валя. Но смирно!.. Да! Звонить не приказано. Позвоните, фельдмаршал. Пусть нам шампанского подадут...