— Ты должен, — коротко ответила она на его робкие протесты.

— Кому должен, сестрица?

— Самому себя, дурачок! — рассмеялась Жанна и потянула его на улицу. Элджернон упирался, но она была сильнее.

— Дождик же пойдёт, — хныкал он.

— Ничего, не растаешь! Будь в конце концов мужчиной! — не выдержав, прикрикнула баронесса. — Распустил нюни из-за пустяка! Даже не верится, что ты мой брат. Сразу видно, весь в мать. Ну, хватит кукситься! Будешь вести себя хорошо, подарю на Рождество щенка.

— Лохматого и пушистого? — оживился мальчишка.

— Какого захочешь. А теперь утрись: неприлично, слуги видят. Тебе полезны прогулки.

В этот день ей всё не нравилось: крестьяне работали медленно, овцы тощие, приплода мало. Проезжая мимо того самого выпаса, на котором некогда дрались отец и баннерет, Жанна заметила, что он разделён на ровные борозды, и какая-то женщина, подоткнув юбку, собирает с них латук и фасоль.

— Это ещё что такое!? — Баронесса вплотную подъехала к крестьянке, почтительно склонившей перед ней голову.

— Стивен, — обратилась она к управляющему, — записан ли за кем-нибудь этот выпас?

— Нет, госпожа, — не задумываясь, ответил сводный брат.

— Прекрасно! — улыбнулась девушка и, обернувшись к крестьянке, спросила, указывая на Элджернона: — Значит, хотела обокрасть своего господина?

— Что Вы, и в мыслях не было!

— Как зовут твоего мужа, женщина?

— Лука, госпожа. Он из Мерроу, плотник.

— Так вот, Стивен, закрепи эту землю за названным Лукой-плотником и обложи двойной податью.

— За что, госпожа? — Крестьянка бросилась в ноги коню баронессы.

— Чтобы другим было неповадно. Оброк платить звонкой монетой — это тоже запиши, Стивен.

Тронув поводья, Жанна поехала дальше. На ближайшем поле её остановил крестьянин, смиренно просивший дать разрешение на свадьбу своего сына.

— Оба с моей земли? — поинтересовалась баронесса.

— Да, госпожа, под Вашей волей ходим, — вздохнул проситель.

— В таком случае, свадьбы не будет. Передай, что пока поля не засеяны на зиму, а весь урожай — сложен в амбары, пусть он даже не помышляет о свадьбе. После посмотрим.

Слышавшие этот разговор крестьяне зароптали. Самые смелые из них забурчали:

— Мы не в кабале, и уйти можем.

— Что ж, уходите, — ответила Жанна, — но после пеняйте на себя, что оставили семью без пропитания. Землю потеряете не только вы, но и вся ваша родня, а обратно я никого не пущу. Так что решайте!

На обратном пути баронесса встретила Роланда Норинстана.

— Какими судьбами, баронесса? — Он подъехал к ней и с любопытством взглянул на юного барона Уоршела, которого раньше не видел. От опытного глаза не укрылось, что мальчишка труслив. — Вот уж не ожидал встретить Вас на проезжей дороге! И не боитесь?

— Того, что убьют? Нет, все мы ходим под Богом. Вы в Уорш?

Граф кивнул и вспомнил ещё одну встречу с баронессой, обернувшуюся сытым желудком, приправленным мрачным расположением духа, досадой и злобой.

— Что ж, тогда, я смогу накормить Вас хорошим обедом. Элсбет собиралась подать бараньи отбивные и козий сыр, будто знала, что Вы приедете. У нас заболело несколько овец, пришлось забить.

Упомянув о сыре, она намекнула на валлийские корни жениха, на прародине которого этот продукт занимал одно из почётных мест. Впрочем, Роланд пропустил её намёк мимо ушей.

Во дворе в полный голос голосила девочка-птичница, то и дело вытирая слёзы грязным передником.

— Что случилось? — Жанна осторожно, чтобы не уронить брата, соскользнула на землю и подошла к птичнице. — Ну, говори!

— Кошка, сеньора, это всё кошка! — хныкала та, закрывая лицо руками.

— Что кошка?

— Да цыплят утащила, — объяснила проходившая мимо женщина с вёдрами. — Забралась в птичник, пока наша дурёха за просом бегала и троих утащила.

— Она, что, дверь за собой не закрыла? — нахмурилась Жанна.

От страха девочка перестала плакать и уставилась на госпожу большими опухшими глазами.

— Я ведь только до амбара… — пробормотала она. — Не думала же я, что кошка…

— Розги! — крикнула баронесса.

Птичница завизжала и хотела убежать, но госпожа вовремя ухватила её за шиворот. Ухмыляющийся Стивен с лёгким поклоном подал Жанне розги и, подозвав двоих слуг, велел одному из них взвалить провинившуюся себе на плечи, а другому крепко держать её. Баронесса опробовала розги на огрубевших, покрытых грязной коркой, босых ногах птичницы, а затем методично начала наносить удар за ударом. Она ни разу не промахнулась, не задела державших девочку слуг — у неё был опыт в подобных делах.

Сначала птичница громко визжала, потом только дёргала ногами и наконец будто совсем перестала ощущать удары. Когда госпожа приказала отпустить её, девочка безвольно упала возле навозной лужи. Бросив рядом с ней розги, Жанна велела поторопиться с обедом.

Войдя в дом, баронесса отослала Элджернона и велела принести гостю кувшин эля с какой-нибудь закуской. Опустившись в отцовское кресло, она задала пару ничего не значащих вежливых вопросов, а потом замолчала.

Роланд воспринял её поведение, как должное. Для него её безразличие было не более, чем искусной игрой. Он слишком хорошо знал женщин, чтобы поверить этой нервной холодности.

Во время их последней короткой встречи, последовавшей за той, другой, памятной им обоим, граф ни разу не заикнулся о свадьбе. Это принесло свои плоды: Жанна перестала говорить колкости, внимательно слушала его и даже время от времени о чём-то спрашивала, хотя и тогда, и сейчас начала с неизменной холодности.

— Я не делаю ничего дурного, — успокаивала она себя. — Я сумею уговорить его расторгнуть помолвку. Он забудет о любви ко мне, но останется моим другом. Сейчас, когда Элджернон слишком мал, чтобы защитить нас от алчных родственников и соседей, мне нужны такие друзья.

Несмотря на траур, Жанна была обворожительна. Собственно, ей шёл любой наряд, ну, а тем более, платье из тёмно-синей материи (подарок леди Джоанны), которое она надела к обеду. С тщательно уложенными на висках косами, девушка казалась уставшему от тягот войны жениху языческой богиней.

Благодаря бараньим отбивным обед был изумителен, гость даже похвалил мастерство кухарки. Баронесса тоже с удовольствием обгладывала косточки: вот уже три недели, как у неё во рту не было ничего мясного. После обеда она с улыбкой отослала слуг и младшего брата и вместе с гостем удобно расположилась для беседы. Разговор начался с нескольких общих и хозяйственных вопросов и постепенно, по воле хозяйки, перешёл на тему их отношений.

— Надеюсь, Вы больше ни в чем меня не вините, — Жанна налила гостю вина.

— А Вы знаете за собой вину?

Она ответила не сразу, предпочтя уклониться от вопроса:

— Но, надеюсь, Вы забыли о том чувстве… Чувстве ко мне.

— Нет, — усмехнулся Роланд, отпив из кубка. — Иначе бы я не приехал.

Он заметил, что по её губам скользнула едва заметная улыбка.

— Вы здесь, потому что всё ещё мой жених, — возразила девушка. — Люди не поняли бы, если вдруг, так сразу, перестали меня навещать.

Её платье прошелестело всего в нескольких дюймах от него. Роланду показалось, что Жанна специально прошла так близко от него. Чёрт возьми, разве можно понять, что на уме у женщины?

— Я Ваш жених, и тут нечего обсуждать.

Девушка опустила глаза.

— Значит, я ошиблась, и Вы ездите ко мне с умыслом.

— Что значит «с умыслом»? Согласитесь, нелепо проскакать столько миль ради того, чтобы посидеть у камина. С тем же успехом я мог заночевать в любом другом месте.

— Так Вы и ночевать у меня собрались? — протянула баронесса. Она непроизвольно отсела подальше от Норинстана.

— Не у Вас, а в Вашем замке, — с улыбкой поправил её граф. — Надеюсь, Вы не выгоните меня за ворота? Там ведь прохладно… По правилам следовало бы обосноваться в Вашей спальне, но, увы, Вы меня этим не осчастливите, да я и не настаиваю.

Чувствуя себя хозяином положения, он упивался её смущением. Этот стыдливый румянец делал её ещё привлекательнее.