– Фела, дай я ему за Залину врежу, – в разговор вмешался второй голос.

– Нет, не надо, не надо, пожалуйста! – из-за стены послышался плаксивый голос молодого парня, а затем послышались глухие звуки ударов и какая то возня.

– Бля буду, пацаны, – возбужденно прошептал тощий парень в спортивном костюме, – сто пудов, там мусора кого-то петушнуть хотят.

– Да тише ты, – возмущенно цыкнули на него двое парней, с интересом ловивших каждый звук из-за стены.

Егор отошел в дальний угол. То, что сейчас творилось в соседней камере, ему было настолько противно, что он не хотел быть даже невольным свидетелем разворачивающейся мести, но голоса из-за стены доносились и туда.

– Ну что, Фела, воткнешь ему? Девочка загнулась и уже готова, – снова послышался глумливый голос из-за стены.

– Да ну его, бля, в жопу, я себя не на помойке нашел, чтобы ему глину месить. Пусть эта гнида парашная пока не проткнутым живет. Я постараюсь – он, сука, у меня минимум десятку схлопочет, а на зоне его все равно потом кто-нибудь другой проткнет и кончит он свою поганую жизнь где-нибудь в петушином углу. От судьбы ведь не уйдешь.

За стеной опять послышались звуки ударов и приглушенные всхлипы, а потом дверь соседней камеры снова лязгнула, щелкнул запираемый замок и в коридоре послышались удаляющиеся тяжелые шаги.

Парни в боксике зашевелились. Отвратительная сцена, только что произошедшая в соседней камере, оказала на всех угнетающее воздействие.

– О так вот, – подвел общий итог толстяк:

– Мусора, падлы, что хотят то и творят, хотя тот парнишка конечно тоже неправ, по всему видать, он сюда за мохнатый сейф залетел, а такое серьезными людьми нигде не приветствуется…

– Да пидар он по любому, если сам раком пред ментами загнулся, – презрительно сплюнул в сторону Хасан. – Мало ли что там было, послал бы их на хер и все. Всех-то дел, что они его не проткнули, а по звукам вполне могли бы…

Еще несколько часов томительного ожидания, и Егора вместе со всем этапом из Ленинского ИВС поместили в карантинную камеру. В любой тюрьме, из всех общих камер, карантинная камера имеет самый неприглядный внешний вид. Арестанты обычно здесь долго не задерживаются, поэтому они относятся к временному месту пребывания без особого уважения, не пытаясь никак облагородить его или как-то наладить свой временный тюремный быт. Карантинная камера во Владикавказком изоляторе представляла собой унылое помещение площадью около двадцати квадратных метров, с высокими закопченными потолками и основательно загаженными стенами, исписанными сотнями побывавших здесь людей. Надписи на стенах отнюдь не поражали глубиной мысли, в основном они сухо сообщали, что какой-нибудь Вован или Виталик были здесь, или делали грандиозное открытие типа «Все менты – суки поганые». Единственное зарешеченное окно камеры выходило во внутренний дворик тюрьмы, и сквозь него можно было увидеть только хмурое осеннее небо, плотно затянутое серыми тучами. В камере уже находилось с десяток арестантов, попавших туда немногим ранее, они сидели досках на грубо сколоченных деревянных нар, ничем не покрытых. Новички, вошедшие в хату, сразу же вызвали неподдельный интерес у формальных старожилов.

– Хас, дорогой, здравствуй! – один из парней, сидевших с самого края, с радостью двинулся навстречу тощему парнишке в зеленой мастерк:

– Ты какими судьбами сюда, братское сердце?

Хасан обнялся с приятелем и смущенно улыбнулся.

– Да вот, одна знакомая баба меня подженить на себе хотела, а когда я с крючка сорвался, она, сука, на меня мусорам заяву накатала, типа я ее снасильничал.

– Бывает. Ты, Хас, не менжуйся, тут наших с пацанов с Южного до хрена, так что в обиду тебя не дадим.

– Да я и не менжуюсь, – тут же осклабился парнишка:

– Я и сам за себя слово перед людьми скажу, чай не сирота.

Егор, войдя в карантинную камеру, сразу же увидел знакомого лысого мужика, который подмигнул ему лежа на полу в тот самый день, когда Егора доставили из Москвы в шестой отдел к следователю. Мужик сидел на нарах на самом козырном месте в камере, располагавшемся подальше от санузла и поближе к окну. Увидев Егора, он широко улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и снова ему подмигнул. Егор, не раздумывая, сделал несколько шагов, и не обращая внимания на изумленные взгляды остальных арестантов, подошел прямо к нему как своему старому знакомцу, первым протянув мужику руку для рукопожатия.

– Здорово, меня зовут Егор.

– Ну здорово, коли не шутишь, – ответил тот на рукопожатие, с силой стиснув его ладонь, и, хитро прищурившись, продолжил:

– А меня Антоном мамка назвала.

Несколько секунд с улыбкой глядя в глаза друг другу, они мерялись чья ладонь окажется крепче, а потом Антон, весело рассмеявшись, хлопнул парня по плечу.

– Крепкая у тебя рука, пацан, мое рукопожатие редко кто выдерживает. Я в молодости несколько лет вагоны разгружал, так что силушки хватает.

– Да я почувствовал, – кивнул Егор. – Слава богу, и у меня в свое время была возможность руки развивать.

– Давай падай рядом, чего стоишь? – предложил ему Антон, кивая на свободное место рядом с собой:

– Я так понял, что наши с тобой дела ведет один и тот же следак.

– Ага, – снова кивнул Егор, усевшись на нары:

– Марков Владислав Георгиевич.

– Вот, вот он самый, – покачал головой Антон. – Значит, мы с тобой, братуха, крепко попали.

– Да вроде нормальный мужик, мне даже понравился, – удивился Егор:

– Не орал, не пугал, бить не пробовал, просто по душам разговаривал.

– Ага, вот и я о том же. Это, брат, самый опасный важняк в шестом отделе, ему орать, бить и пугать нашего брата без надобности. Он чисто головой работает, а не руками, как остальные мусорские. Он колет чисто на фактах и доказательствах, и для него допросы ну прямо как шахматы, а он в них гроссмейстер, поэтому я и говорю, что наши с тобой дела не очень.

– Да в моем деле меня и колоть особо не надо, – равнодушно пожал плечами Егор, – у меня все обвинение документально оформлено. Я банку кредит не отдал, потому здесь и оказался, так что мне и запираться бессмысленно.

– Понятно, – ухмыльнувшись, кивнул Антон:

– Что же ты, братуха, кредит под швырево на себя оформил? Тебе надо было его на лоха какого-нибудь стороннего повесить, а самому вместе с бабками в стороне остаться. Тогда ты жил бы сейчас не тужил, а по твоим делам лох бы парился.

– Да понимаешь, кредит-то я брал вместе с друзьями для работы, и швырять банк не собирался, криминал это не моя тема, да только так вышло, что тем самым лохом, которому за все придется отвечать, оказался именно я.

– Что, дружки с бабками на сторону свалили, а тебя кинули банку на съедение? – снова ухмыльнулся Антон:

– Знакомая тема.

– Не совсем так, конечно, все было намного сложнее, но в общем похоже на то, – брезгливо поморщился Егор.

– А меня с моими пацанами тоже бывший подельник под шестой отдел подвел. Он, гад, денег мне задолжал, и чтобы не отдавать, кинулся к мусорам, типа его бандиты напрягают, а сам ведь такая сволочь – клеймо негде поставить.

– Тоже бывает… – развел руками Егор.

– Ну да, Марков мне обещает, что на этот раз он меня точно лет на восемь закроет. Я-то по тюрьмам в общей сложности уже года три точно отмотал, но еще ни разу не был осужден. Менты, скрипя зубами, постоянно меня выпускали за недоказанностью, а теперь вот этот важняк железно пообещал меня закрыть. Посмотрим, как у него получится…

Антон был личностью весьма широко известной в криминальном мире Осетии и не только, он относился к разряду так называемых бандитских авторитетов. Этнический осетин, выросший на Магадане – краю весьма суровом и требующем для выживания наличия сильного характера, Антон с юных лет впитал в себя блатную романтику, заменившую ему и пионерское детство, и комсомольскую юность, но, как ни удивительно, он не прибился к ворам, выбрав собственный путь и став на бандитскую стезю. Его разгульная и широкая душа не терпела никакой власти над собой, неважно, будет ли это официальная власть государства или тайная воровская власть. Специализацией Антона стали силовые акции и дерзкие грабежи, но грабил он не абы кого, а теневых дельцов, которым в советские времена бежать в милицию было не с руки. Пойди-ка там объясни въедливому следователю, откуда у тебя, простого советского гражданина с зарплатой пару сотен рублей в месяц, взялись десятки тысяч рублей, запрещенная валюта и дорогие ювелирные украшения. Именно поэтому, имея несколько лет отсидок по различным тюрьмам всего Советского Союза, Антон так ни разу и не был осужден. Человеком он был весьма жестким, но справедливым и никогда не допускал беспредела. И хотя Антон не отстегивал долю в воровской общак, блатные его уважали и считались с его небольшой, но крепко спаянной бригадой как с весьма значительной силой. Снова оказавшись в хорошо знакомой ему тюремной обстановке, он отнюдь не унывал и чувствовал себя как рыба в воде. Владикавказкий СИЗО справедливо можно было отнести к «черным» тюрьмам. То есть, он находился под воровским управлением и сейчас роль смотрящего здесь выполнял вор-законник Гассан. Дороги здесь были протянуты по всему дому, и между камерами шла активная переписка, а также передача мелких грузов типа сигарет, сахара и чая, помещавшихся внутрь толстенького плотного свертка из бумаги – «коня». Заехавший на тюрьму всего несколько часов назад Антон уже дал о себе знать, и сейчас вся тюрьма гудела, обсуждая появление в этих стенах известного авторитета. Смотрящий по СИЗО Гассан уже прислал Антону свою благосклонную маляву, в которой извещал его, что на днях наведается к нему пообщаться накоротке. Именно поэтому в настоящий момент Антон находился в самом благодушном настроении и с удовольствием болтал со сразу понравившимся ему крепким пареньком, которого он в первый раз увидел при весьма запоминающихся обстоятельствах.