Не было в клетчатом высокой философичности могильщика, как воздух, необходимой в данном «топорном» деле, исключающей всякие сомнения и угрызения, а также напрочь отменяющей страх перед смертью.

Да, он боялся смерти, боялся до полного и почти мгновенного расслабления желудочно-кишечного тракта, когда можно запросто испортить воздух в обществе приличных людей, поскольку вам уже все равно с ними не жить.

Потолкавшись во все двери и наконец найдя нужную, клетчатый, пролепетав: «Минуточку…», уединился, проскрипев задвижкой.

Солнцев наблюдал за этой картиной со все возрастающим вниманием. Постепенно физик пробуждался, сбрасывая с души тяжелую, плотную пелену безразличия.

«Командор» поднял с пола пистолет клетчатого и спрятал его себе за пояс брюк, которые, плотно и подробно, как у молодого человека с танцплощадки семидесятых годов, облепили его ниже пояса. Улыбнувшись, «командор» кивнул головой в сторону туалета, в котором сейчас исполнялась целая симфония.

— Пора, — низко и торжественно сказал «командор» и сделал три нарочито тяжелых шага в сторону туалета.

И тут в туалете началась какая-то невообразимая возня, словно на одном квадратном метре за несчастным клетчатым гнались сразу пять или шесть разбойников с топорами и суковатыми дубинами, гнались и не могли догнать.

Сейчас, сейчас… — еще раз страшно продудел «командор».

Вдруг за дверью туалета возник вакуум или саднящая слух звенящая тишина, то есть разом куда-то пропали и клетчатый, и пять-шесть ушкуйников с топорами и дубинами. Было такое ощущение, что баллистическая ракета, ревевшая до сих пор в пусковой шахте с включенными двигателями, наконец преодолела земное притяжение и ушла в космос через дырку в потолке.

— Он катапультировался, — сказал Солнцев, впервые за несколько последних месяцев улыбнувшись. — Но как? В сортирное окошко голова-то едва пролезет, а у джентльмена такая задница!

— Пусть бежит. Во шпарит, просто спринтер какой-то! — сказал «командор», выглядывая в окно и с удовольствием разглядывая драпающего клетчатого, на котором, уже не было его замечательного пиджака в клетку а широкие с отливом брюки болтались вместе с подтяжками где-то возле колен.

Весь в красных лучах заходящего солнца, огненный, как Прометей, несчастный палач бежал к своему автомобилю. Он все время пытался уцепиться руками за брюки, чтобы поднять их и застегнуть на животе, но они ему не давались: всякий раз выскальзывали из потных и дрожащих ладоней. Уже два раза, запутавшись в них, он упал на асфальт. При этом палач совсем не почувствовал боли, а стильные брючки благополучно превратились в половую тряпку.

Злосчастного клетчатого сейчас вполне бы устроил забег и без штанов. Ему казалось, что бежать без штанов можно и легко, и стремительно, и даже грациозно, как лань.

А что? В том, что он сейчас мчался на глазах у всех, сверкая белоснежными и густо волосатыми ногами истинного джентльмена, не было ничего удивительного. Ведь мог же он, в самом деле, застигнутый врасплох свирепым рогоносцем, бежать от чужой жены?

Возле автомобиля клетчатый (уже не клетчатый, а беспорточный!), повизгивая, принялся судорожно попадать ключом в скважину дверного замка. Только после того, как он взялся за ключ обеими руками и кое-как сгладил колебания ключа, ему это удалось.

Весь дрожа и тонко, словно щенок, повизгивая, он стоял без штанов перед своей шикарной «тачкой» на полусогнутых и не обращал никакого внимания на двух припозднившихся мальчишек, которые с восхищением смотрели на черные с белыми пиратскими черепами трусы «придурка».

— Класс! — сказал один из них, а второй подтверждающе покачал головой, мол, конечно, только у них, там, можно достать такие «клевые» трусы.

Взревел мотор, и автомобиль, набирая с места предельную скорость, помчался в сторону российско-финляндской границы. За рулем автомобиля, заново рождаясь и потому визжа от восторга, сидел несбывшийся палач без штанов.

Он так и не оглянулся на «командора». И правильно сделал: если б он только обернулся, сердце его оборвалось бы и, как воздушный шарик, улетело в космос.

«Все! — ликовала душа беспорточного. — Пусть меня лучше посадят там, чем прикончат здесь! Там хорошо, там у человека права и отдельная камера с телевизором и магнитофоном! А рацион какой! Лет пять отдохну, отосплюсь… Хорошо!»

* * *

Лейтенант сидел на заднем сиденье и теперь, не отрываясь от дороги, смотрел вперед. Поскольку лобового стекла уже не было, Половцев вел автомобиль на небольшой скорости, щуря глаз

Рядом с литератором сидел Кирюха и все время решал про себя задачу: сможет ли он выскочить из машины на такой скорости? А если сможет, то как надежнее это сделать: через дверь или через отверстие лобового стекла? Конечно, через отверстие было надежнее: он моментально попадал под колеса и с вероятностью, близкой к ста процентам, эта поездка, как, впрочем, и вся его бандитская карьера тут же заканчивалась под фанфары предсмертного «ай!». Кирюха забыл о колесах, потому что позади него сидел страшный человек с револьвером в руках и только искал повода для того, чтобы застрелить несчастного «пионера». Кирюха это спиной чувствовал!

— Что делать, что делать… — тихо твердил лейтенант.

Он весь ушел в себя… Вдруг он замер и, вытерев со лба пот, извлек из кармана радиотелефон — тот самый, который был им экспроприирован у покойного Кузи.

— Так, в город он не поедет, нельзя, — размышлял лейтенант вслух. — В Васкелове тоже не останется… Может, позвонить ему по тому телефону? Может, там откликнутся? Чего в жизни не бывает… — лейтенант набрал номер телефона: — Алло… алло!

Через несколько продолжительных гудков на том конце линии сняли трубку. Лейтенант услышал неприятный женский голос.

— Да, я вас слушаю.

— Простите, — неуверенным голосом начал лейтенант, — а Борис Борисыча можно?

— Какого еще Борис Борисыча? — строго спросила женщина.

— Простите, я, наверное, ошибся. Просто мне дали этот номер… — лейтенант уже собрался закончить связь, но вдруг услышал голос майора Берковича, прорвавшийся к нему откуда-то издалека:

— Валя, это ты? Положите трубку, это звонят мне.

После того как женщина с явным неудовольствием положила трубку, майор продолжал: — Как хорошо, Валя, что ты нашел меня. Откуда ты? Как себя чувствуешь?!

— Борис Борисович, я в машине. Немного оклемался. Еду из города. Минут через двадцать буду на Сосновском направлении. Со мной литератор и один из бандитов — тех, что стреляли в лесу…

— Я не стрелял! — в ужасе завопил Кирюха.

— Да, ситуацию контролирую, — не слушая Кирюху, продолжал лейтенант. — Пахомов выкрал мальчишку и увез в город. Ах да, вы в курсе. Так вот, ему нужны секретные документы, на которые он собрался обменять мальчишку. Какие? Ему нужен лазер! И еще, Борис Борисович, Пахом приказал бандитам убить меня и литератора, но господин литератор необъяснимым для меня образом спасся сам и заодно вытащил меня с того света, за что ему, конечно, великое спасибо.

Половцев видел в зеркальце бледное лицо улыбающегося лейтенанта.

— Но это не главное. Борис Борисович, «папы» больше нет. Сгорел… Да, думаю, это Пахом… — лейтенант замолчал, слушая майора.

— Валя, в город нельзя, ни в коем случае нельзя! — кричал в трубку Беркович. — Понимаешь? Там нас ждут! Кто? Точно не знаю, но думаю, что генерал и его люди. Им дана установка. Ты слышишь?

— Но почему?!

— Потом объясню. Слушай, они уже приходили ко мне на квартиру, но меня там, к счастью, не было. Не исключено, что «папа» — дело их рук. Вот увидишь, все дерьмо обязательно выльют на нас и выставят в таком виде в глазах комиссии из центра. Так что нельзя, лейтенант, пока нельзя…

— Я знаю, что нельзя, понимаю, — перебил майора лейтенант.

— Кстати, Валя, какие у тебя мысли насчет мальчика? Где он может быть сейчас?

— Я же сказал, он у Пахома. Нам обязательно надо найти Пахома.