-- Я прям представил всю картину, - произносит Антон задушевно. - Сейчас попробую домыслить. Слева от тебя, наверное, пирс. На пирсе мужик курит. С ним двое детей. Один наклонился и высматривает рыбок.... Золотые, наверное, рыбки у ребенка...
Я невольно поворачиваюсь влево. На конце пирса, тяжело пригорюнившись, стоит глыба в шортах и в прострации глядит куда-то на Африку. Рядом с ним две аккуратные мальчишеские головки на тонких шейках. Младший мальчик сидит на корточках и смотрит вниз.
-- Ааа... - говорю я.
У меня тихо едет крыша. Я припоминаю, не сплю ли я, и сколько выпила...
-- Угадал? - спрашивает он с подозрительной безмятежностью. - Видишь, у нас, наверное, обмен мыслями на расстоянии. Сейчас молодая пара, взявшись за руки, подходит к пирсу...
Я ошалело провожаю взглядом две неторопливые фигуры. Музыка бацает, мешая думать. Она подозрительно громко бацает. Почему-то прошлые разы она так не мешала... Я обалдеваю окончательно, потому что понимаю: одни и те же звуки я слышу и свободным ухом, и занятым. Стереоэффект...
-- Ты где? - я тупо озираюсь. - Не пудри мне мозги!
Приглядевшись, я замечаю под ограждающей стеной, в тени, таящегося некто. Я вскакиваю. Он замечает мое движение, поднимается и медленно, огибая лежаки, шурша на гальке по-змеиному, с каменным лицом и глазами довольного удава, движется навстречу.
-- Ты с ума сошел... - говорю я, когда мы оказываемся рядом. - Ты что, так просто взял и приехал?
Видать, он любит удивлять... Я оторопело приглядываюсь, занося в раздумье руку. Не мешает ущипнуть при сближении, вдруг рассыплется... Он выглядит уже не так, как в прошлую нашу встречу - обитатель потревоженного муравейника. Он спокоен, монолитен и излучает мужскую уверенность. Одет с дороги по-московскому - длинные брюки и нейтрального цвета приличная рубашка с короткими рукавами. На фоне веселой гопы, которая колобродит вокруг - просто принц.
-- Да вот, - произносит супермен небрежно. - Решил привезти тебе семечек. А то как ты без них.
-- Семечек? - переспрашиваю я.
Как он любуется собой! Невозмутимо он достает из кармана пакетик.
-- Ну да, - говорит он. - Измучаешься же.
Я принимаю подношение двумя руками, как хлеб-соль. Семечки. Рябенькие, в крапинку. С базара. Или от старушки у метро...
-- Жареные? - спрашиваю я.
-- Что, еще жарить надо было? - говорит он. - Вы это не заказывали.
-- Спасибо, - говорю я. - Пожалуй, сейчас я бы предпочла кофту. Ветер.
-- Не предусмотрел, к сожалению, - говорит он. - Не успел. Разве что это...
Он расстегивает рубашку, стаскивает и набрасывает мне на плечи. Я закутываюсь, насколько возможно в легкий трикотаж завернуться. Он стоит рядом, голый по пояс. Сквозь одеколоновый дух от него еще пахнет самолетом, нагретым металлом и дорожной пылью. Я молчу. Явление. Бог из машины. В этой выходке есть что-то глубоко неправильное, но сейчас меня включили в игру помимо воли, и мне ничего не остается, как следовать заданному не мной сценарию.
Я вытаскиваю из нагрудного кармана сложенные темные очки.
-- Лучше убери в чемодан, - говорю я. - А то будешь как кобра, с белыми кругами.
-- Хорошо - соглашается он. - Ты мне поможешь?
-- Что? - не понимаю я.
-- Убрать их в чемодан.
Я рассматриваю очки. Стильно... просто и дорого.
-- Ты меня совсем не знаешь, - говорю я. - Как ты мне доверяешь такое дело?
-- Да, - говорит он. - Правда. Но я рискну. Пойдем?
-- Пойдем, - соглашаюсь я.
Мы вместе выходим с пляжа. Точнее, он идет, а я послушно, закутанная в рубашку, плетусь следом. У бара, спотыкаясь о покинутый стул, я тоскливо оглядываюсь, услышав на чьем-то мобильнике пронзительно запищавший Гимн Советского Союза. Пожалуй, я бы предварительно крепко напилась. Без бутылки происходящего не осмыслить... Хоть бы Андрей с Гариком по дороге не попались... С другой стороны, взрослые ж люди, хватит ума не устраивать сцен - может, муж ко мне приехал...
В холле он шарит глазами - плохо запомнил, куда идти, а я, пользуясь секундной паузой, достаю телефон и с силой давлю на кнопку.
-- Что ты делаешь? - спрашивает Антон.
-- Выключаю, - говорю я. - Зачем он мне теперь?
Он чуть мешкает, а потом берет меня за руку и ведет по коридору первого этажа.
Кажется, я спала. Просыпаюсь я от близкого, в коридоре, истошного детского крика вперемешку с ревом.
-- Nein! - вопит ребенок басом, как паровозная сирена. - Ne-e-ein!
Кого-то укладывать ведут. Наш Лютик тоже раньше так орал.
В ответ слышен строгий и сердитый немецкий голос. ...У вас продается славянский шкаф?... Шлоссер, вы проиграли... Я выбираюсь из размытых сонных лабиринтов. Что-то рядом хрюкает. Это откуда?... Ах да. Это Антон. Господи, откуда он взялся на мою голову... Что за цирковые трюки... Что мне теперь с ним делать?
Я сажусь в постели и смотрю на бледный в отраженном уличном свете потолок. Что мы имеем в сухом остатке? Рядом уютно похрюкивает чужой мужчина, решивший устроить легкое приключение - не пропадать же выходным. С морем, солнцем, литрами пива и мной - как банкой кильки к рыбному заказу из детских времен. Как ни суди, а чужой муж - всегда вещь, взятая напрокат. Сладко спит... устал с дороги. У него в мозгу замкнута дешевая схема, подсмотренная в фильме про лирические похождения терминатора. А мне что прикажете делать? Лежать и прислушиваться к его дорогому дыханию? Не хочу я лежать. Мне такая музыка скучновата... Я начинаю понимать Веру, требующую к основному Мустафе еще закуску. Меня тянет на все стороны света одновременно. Я осторожно вылезаю из-под одеяла, одеваюсь, открываю окно и вылезаю прямо в клумбу. Двери в отеле хлопают так, что если хочешь тишины, держись от них подальше... Хорошо я, наверное, выгляжу со стороны. Интенсивная личная жизнь омолаживает - но на поведенческом уровне. Ума не прибавляет, к сожалению... К старости мне светит превратиться в ту шаловливую бабушку в телевизоре - в мини-юбочке, озабоченную, к лицу ли очередная цацка... Больше всего я боюсь, чтобы какой-нибудь бюргер не схватил меня за шкирку, как злостного похитителя чужих плавок. Я проскальзываю под кустом, по неестественно орошенному газону, и на четвереньках выбираюсь на мощеную дорожку.
Жизнь кипит. Такое впечатление, что ночью бодрствует больше народу, чем днем. Ходят дамы, разодетые, как в санатории Минобороны. Бегают дети. Кто не может бегать - ковыляют. Однако не спят. Гремит дискотека где-то в подвале. Я захожу в парадное - как все нормальные люди - беру ключ от номера, где на моей оскверненной постели дрыхнет Леша, проникаю внутрь и расталкиваю этого здорового кабана. Леша от толчков тихонько стонет и потом испуганно приподнимает всколоченную голову.
-- А?..
-- Тссс, - шепчу я. - Одевайся.
Леша послушно одевается. Не иначе, в армии служил. Быстро, четко, и ни одного вопроса. Не успевает он застегнуть свои бриджи, как волочу его в коридор.
-- Что такое... - бормочет Леша, щурясь на яркий свет. - Ну что случилось?..
-- Сейчас увидишь, что случилось, - я, искательно оглядываясь, влеку его по коридору. Где бы найти такое место, чтобы прижать этого заменителя женской аэробики к стенке...
За коридором следует лифт, потом двор отеля... наконец, я запихиваю его в пляжный туалет. Глаза у Леши лезут на лоб.
-- Да подожди ты, сумасшедшая! - отбивает он. - Да не сюда!... Подожди...
Окончательно проснувшись, он сам толкает меня в какую-то конуру, набитую пляжными полотенцами.
Мы сидим вместе с Лешей на пирсе. Глубокая ночь, народу нет, никто не купается, и за спинами у опустевшего бара слоняются только сомнамбулы в глубоком градусе. Я беру из горсти мелкие камушки и по одному швыряю их в море. Жаль, я не захватила семечек. Зря мне их везли?
-- Не знаю, - говорит Леша. Он словно избегает ко мне прикасаться. - Не понимаю я вас...