Наша заовражная яблонька цветет и плодоносит всякий год, без передыха. Плоды имеют вкус резковатый, своеобычный. Да, на любителя. Иные находят в том не только своеобразие, но и приятность. Кроме того, целебные свойства. Если кому-то плохо, то первым делом идут не в амбулаторию к фельдшерице Зиночке, а к дикарочке. Соломин, тот вообще, повадился грызть плоды совсем еще зеленые, когда они величиною с грецкий орех. Да такого «дикого вкуса», что с непривычки глаза на лоб лезут. Но как раз в том и заключается их целебная сила. Действие ее начинается при условии: яблочки надобно жевать медленно, не поморщившись, не скривившись, а еще лучше с приятной улыбкой на спокойном лице. Натуральная психотерапия. Таким образом, говорят, колхозный бригадир поборол застарелую язву желудка, хотя районный хирург вроде бы определил срок неминуемой резекции. Намеченный план пришлось изменить в корне.

В добавление к сказанному еще вот что. Иловские хозяйки придумали добавлять дикие кругляши во взвар из садовых плодов. В процессе длительного хранения созревает напиток божественного вкуса. По словам моей тетушки Екатерины Ильиничны, образуется «чистый нектар». Его пьешь – и пить хочется.

Пора уж поведать, как я познакомился с дикарочкой.

Демьянов предложил мне поработать на агрегате сеяльщиком. При условии не рассчитывать на немедленное вознаграждение, потому как колхоз уже третий год своим зарплату деньгами не платит, а всякой всячиной.

Однажды после смены возвращались мы домой не проселком, а тропинкой, по краю дубравы, прикрывающей село с юго-востока высоким воротником от злых суховеев.

В середине апреля лес стоял еще голяком, насквозь просвечивался. Всякое деревце вырисовывалось отчетливо и акварельно, будто тут накануне потрудился сам Левитан.

По пути потревожили мы зяблика. Нехотя перепорхнул он на старую березу и уединился в персональном дупле. А на отшибе стояло деревце-подросток. На расстоянии я затруднялся определить его вид: то ли ясень, то ли кленок.

– Ах ты, моя скромница, – по-журавлиному закурлыкал вдруг за моей спиной Демьянов. – Недотрога ты моя, дикарочка. Природы совершенство.

Я опешил. Не мог взять в толк, кому именно адресовались такие нежности. Грешным делом подумал: не зазнобу ль свою друг Демьянов в урочище ненароком встретил. Он же, ускорив шаг, обогнул меня и, распростерши объятия, шел прямым ходом к дереву, на которое я бы лично ни за что не обратил внимания. И вот же как бывает. Откуда-то взялся сквознячок. Он прошелся по нашим разгоряченным спинам и слегка потряс одинокое деревце. При некоторой фантазии это можно было принять за волнение от шального мужского комплимента.

В следующий погляд я заметил: лесная Золушка была не потрясена, скорей смущена и растеряна, что чужие застали ее средь бела дня – в разгар весны! – неубранной, почти что нагой. Против солнца сверху донизу просвечивался весь ее симметричный «скелет».

Иван Михайлович снова заговорил, теперь уже без всхлипов, без придыхания:

– Ну, как ты тут? Как зиму-то провела, моя хорошая?

Мне показалось, в ответ она что-то пролепетала своими веточками, понятное только им двоим.

Мы неспешно разоблачились. Сбросили ватные куртки, расстелив на земле. Под яблоней было тепло, уютно, сухо. Вскоре к нашей компании присоединился пернатый друг и ради встречи выдал на своей жалейке сладкозвучное соло. Слушая нежную мелодию зяблика, Демьянов в такт водил пальцами по слежавшейся листве, сквозь которую пробивались острые шильца пырея и шелковистые букетики сныти. Потом запустил руку поглубже, малость там поворошил. С улыбкой фокусника разжал пальцы:

– Накось, держи, – и высыпал мне на ладонь горсть перезимовавших кругляшей. Все были как на подбор, один к одному, величиной с крупное яйцо перепелки. Да и цветом схожие: с коричневыми разводами и крапинками.

Мне так заранее скулы свело:

– Они же дикие!

– Дак и хорошо, – сказал Демьянов, кладя за щеку сразу два яблочка.

Нерешительно последовал я примеру. Но едва зуб проколол тугую кожицу, во рту разлился духмяный, вяжущий сок с привкусом перебродившего хмеля. Напоминало хороший марочный сидр. Хотя чему, собственно, удивляться. Исходный материал да и технология соответствовали таинству производства данного продукта виноделия.

– В лесу, братец, не пропадешь, – с детской улыбочкой изрек Демьянов, доставая еще одну горсть яблочек. – Во время Отечественной войны наш дедушка Савелий целых три месяца скрывался от оккупантов в Кулиге. Жил на подножном корму. И хоть бы хны. Досе живет.

В ту достопамятную весну я так и не дождался цветения садов в Иловке. Срочные дела позвали в город. И долго потом не было пути в дорогую сердцу сторонку.

А тут недавно что-то в башку плеснуло. Сердце защемило. Бросил свои столичные дела и делишки. Покатил в Придонье первым же подвернувшимся поездом. Интуиция не подвела.

За время долгого отсутствия моего лесная красавица преобразилась до неузнаваемости. Стала повыше ростом, раздалась в плечах. По человеческим меркам, теперь это была не юница, а женщина в поре. Щедро одарила ее мать природа отменной статью, жизненной силой, кроме того, великолепными пропорциями как главных, так и вспомогательных ветвей. Как всегда на посту оказался ее старый поклонник, голосистый певун. Верно нес свою кавалерскую вахту.

В одну из музыкальных пауз мне показалось: само дерево поет. Звуки исходили вроде бы из-под земли, затем растекались по древу, по каждой веточке и по цветочку. Боже, уж не галлюцинация ли? Затаив дыхание, я сделал шаг-другой. Ну чудеса! Это жужжали пчелы. Их было несметное число. Они плотно облепили дерево со всех сторон, от макушки до нижних ветвей. Явилась шальная мысль: дескать, это проделки хозяина урочища – озорника лешего. Опьянев от весеннего воздуха, набросил он на хрупкие плечи лесной красавицы поверх бело-розовой кисеи соболиную мантию. Думалось, что сей истинно царский подарок принят был с подобающим достоинством. Ни единым листочком не дрогнула.

Я был потрясен, ошеломлен. От волнения не мог найти слов, точнее тех, что прошлый раз легко сорвались с уст звеньевого тракториста Демьянова:

– Дикарочка. Красавица. Природы совершенство.

Хорошо помню: ехал я в Иловку в расстроенных чувствах.

Возвращался в столицу бодреньким. Со спокойным сердцем. И с великим желанием поведать об этой прекрасной встрече другим людям.

СВАДЬБА В ИЛОВКЕ

Свадьба редко приходит неожиданно. Зарождается она тихо, исподволь. Тем не менее в селе есть человек, который «во вкусе» первей отца родного с матерью. Не успело с губ сорваться заветное слово, а уж кумушке досужей известно все. Да не в общих чертах, в подробностях. И что самое поразительное – ошибаются крайне редко. В назначенный день, в урочный час, словно ракета на орбиту врывается на сельскую улицу очередная свадьба. Как у Дуси Дворяцких и Вани Ходыкина.

После того, как сваты побывали в доме невесты, где стороны заручились честным согласием, я спросил Дусю:

– Вы с Ванятой давно знакомы?

– Сколько помню себя.

Иван подтвердил:

– Отцы наши в одной бригаде плотничали. Мы к ним с Дусей на стройки бегали. Обеды носили. Малость подсобляли. До восьмого класса вместе учились.

За годы дружбы бывали разлуки, размолвки, ревность. Но верх всегда брала любовь. И теперь, глядя на эту парочку, люди в один голос говорили:

– Княгиня достойна князя.

Будто заря майская озарила свадьба заснеженное село. С шумом, звоном, пением голосистым несся по улице свадебный кортеж. Сани от верха до полозьев украшены кумачом. Дуги тоже красные. Ленты в гривах коней огненные. Щеки иловских красавиц горят натуральным румянцем. Ради такого дня из рощ на улицы явились расфуфыренные снегири, облачились в малиновые жилеты, в тон колокольчиков и бубенцов щебетали по-весеннему. Далеко окрест разносился смех девичий, «приказания» свашек, разодетых в пух и прах, в одежды стародавние.