– Это поклеп, напраслина! – воскликнул мой собеседник и аж отпрянул от меня. – Я документально докажу, – и исчез в мгновенье ока.

Однако вернулся довольно быстро с каталожным ящиком, битком набитым вырезками из разных газет и журналов.

Порывшись, извлек на свет конверт, на котором фломастером крупно было выведено: «Пьянство».

– Прошу внимания, – проговорил Жуков. – Вот что говорил преподобный Ельцин на XXXVIII съезде КПСС, всего за несколько дней до того, как стать президентом России. Развитие событий Борис Николаевич прогнозировал таким макаром: «Начнется борьба за привлечение к суду руководителей партии всех уровней за ущерб, который они нанесли лично стране и народу. Могу назвать одно из этих дел – об ущербе в результате антиалкогольной кампании» (Выделено Жуком). И в самом деле, ошибку нехороших Советов быстренько исправили. Открыли все шлюзы. Суррогатная водка, в том числе и печально известный спирт «Рояль», хлынули через кордон, в обход казенных пошлин. Россию окольцевал в смертельных объятиях зеленый змий.

Земляк поднял на меня свой вопрошающий взор.

– Какое гадство! Трезвый народ ни за что бы не пошел на преступные реформы. Нас дурманом опоили. А пьяному, известно, море по колено.

В руках «Нестора» еще один убийственный документ: фотоснимок из газеты. По сути, фотообвинение режиму. Объектив запечатлел то, что по сути многими уже позабыто. Меня, право, оторопь взяла. На прилавке стоит пакет литровый молока (в пять тысяч рублей), а рядом – бутылка водки (цена та же, один к одному). Вот оно, зеркальное отражение новой рыночной политики. Расчет стратегов был прост. Оглушив народ алкоголем, скопом гнать его в «распрекрасную жизнь».

Все заранее взвесили и все предусмотрели главари и подельщики перестройки. В том числе, и душеспасительное шоу президента в новогоднюю ночь, до того, как сойти с политической арены. Чуть ли не на коленях просил у россиян прощение за содеянное зло. Но ведь свершившееся не вернешь. Теперь воспреемники его повторяют: к прежней жизни возврата-де не будет. А где гарантия?

Милостью божьей колхозный архивариус высказал тогда, под старой грушей, «тезис», достойный внимания большого. Вот что мне, в частности, запомнилось. Русские – трезвее других народов. Но свои же правители умышленно спаивают мужиков. По сути-то свой электорат. Зачем, спрашивается? Теперь уже многие обманутые и обобранные до нитки россияне сами способны на сей сакраментальный вопрос. Властям нужен безвольный робот с мозгами набекрень. Понимать-то понимают, да дьявольскую привычку не в силах перебороть. Так с ней и мыкаются. Тем более что окружающая обстановка толкает граждан на нетрезвый образ жизни. Имеются в виду не только ее мерзости, коим несть числа. Всяческими способами пудрят разные Кудрины нам мозги: дескать, мужик непьющий – значит недалекий, некомпанейский. С таким серьезного дела не сделаешь и даже каши не сваришь. Потому по-обезьяньи друг перед дружкой и упиваемся.

Если рассуждать не вообще, а конкретно, от себя готов добавить. В Стрелецком мно-о-ого таких, как здесь говорят, подверженных. Попов же все-таки нашел в себе силы, преодолел горький недуг. Да не то чтоб, как иные норму себе снизил или «под одеялом» проклятое зелье стал принимать. Нет, на сей раз все было честно и чисто. К тому же, народ намекал, обошлось вообще без врачебной терапии.

Еще один момент: на отступников от «русского обычая» косо поглядывают. Трезвенник по нужде, по крайней необходимости, что белая ворона. Жизнь его частенько не складывается. Иной раз слышно у самого уха: «Коль ты, браток, шибко правильный – сиди и не рыпайся». Это одна сторона. А есть и другая. Пьянство – в некотором смысле кураж, род хвастовства. По количеству выставленных (выпитых) бутылок в гостях, на свадьбе, крестинах, новосельях, поминках народ наш судит о широте души хозяина, его положении в обществе и т. д.

Мы простодушны, сильны задним умом. Год назад в Стрелецком все сочувствовали спившемуся бригадиру, переживали за него, давали практические советы по части преодоления «слабости». И вскоре чуть ли не в один голос укоряли за якобы бедно сыгранную свадьбу любимой дочери Татьяны. И вывод: Егор Степанович на почве трезвости не иначе как умом тронулся – для дочери вина, вишь, пожалел. Хотя стоило открыто, публично похвалить смельчака за отвагу, ибо мужик бросил обществу вызов! Выскажу мысль крамольную. На фоне бесславно закончившейся кампании по борьбе с пьянством и алкоголизмом трезвенников, по официальному толкованию, преподносят как носителей прокоммунистической идеологии. Потому как истинным демократам ничто человеческое не чуждо. Такая вот новейшая философия!

Сельский мир аршином общим не измерить. В нашей местности уже не один век бок о бок живут крестьяне двух деревень – Репенки и Глуховки. Разделяют их суходол да небольшая роща. Ничем особенно жители не прославились. Не вышло знаменитостей из их среды. Обычные трудяги. И все же в округе о них идет молва. Дело в том, что в названных селах с незапамятных пор бытуют самобытные застолья. Фактически ритуал. В Глуховке, к примеру, порядок такой: хозяин (тамада) наливает всем поровну и потом строго следит за тем, чтобы гости непременно осушили стаканы. И до дна! Чтобы ни один не сачканул. В Репенке же застолья демократичны. Каждый сам наливает себе «свою меру», причем никто не вправе принудить пить до дна. Достаточно лишь пригубить. Подражая соседям, жители прилегающих сел округи расширили ритуал застолья. Собираясь по случаю какого-то торжества, компания сразу договаривается: «Как будем пить – по-глуховски или по-репенски?» Как условились, так потом и действуют. И дальше уже никаких проблем.

Итак, Попов освободил душу от пьянства. Стрелецкое думало-гадало, как такое чудо могло произойти? Строили догадки, предположения. В конце концов сошлись на том, что тут не обошлось без участия Нинки-Премудрой, то бишь женки Егора Степановича. Прозвище такое тянется за ней чуть ли не сызмальства. В девичестве была заводилой, была мастерица на выдумки и выходки. Между прочим, частушки сочиняла. В драмкружке при Доме культуры в пьесках роли разные играла. В семейной жизни все потом повыветрилось.

В селе секреты долго не живут. Постепенно семейная тайна Поповых стала проясняться. И в конце сложился такой сюжет.

Как-то после коллективной попойки Егор Степанович притащился домой среди ночи «на бровях». Но в доме не спали, его караулили. И прямо на кухне встретили с концертом. Семейное трио в составе: Нинка-Премудрая и дети – Сашка с Татьянкой – разыграли перед отцом что-то такое. Словом, похожее то ли на оперу, то ли на оперетту. Спьяну он ничегошеньки не разобрал и прямо перед артистами заснул. Утром же, очухавшись, спросил:

– Чегой-то вы вчера передо мной репетировали?

Нина созвала детей и вместе повторили они номер перед трезвым. После чего уже обычными словами выдала резюме: если Егор не бросит пить, она (то есть Нинка) отдаст сочиненное стихотворение в колхозную стенную газету.

Зная нрав жены, Попов смирился: полгода или больше никакого спиртного в рот не брал. Но перед Октябрьскими праздниками назюзюкался. Короче, не совладал с собой. Хотел было прямо у комбайна в поле заночевать. Но переселил трусость и стал – где ползком, где короткими перебежками – пробираться к своим. В дом заходить не рискнул, провел остаток ночи в летней кухне. Утром же, не объявляясь, спозаранку ушел на тракторный стан. Однако смутное чувство тревоги не покидало виноватого весь день.

Началось сразу после обеда. По дороге на хоздвор Егора Степановича догнала учетчица Шура и передала, что его сейчас ждет к себе главбух Григорий Васильевич. Пришлось возвращаться, в бухгалтерию зря не кличут.

В конторе было пусто. «Без посторонних-то оно и лучше», – подумал про себя Попов. Но то, что далее последовало, ни в какие ворота, как говорят, не лезло. Словно дело было в кино и, значит, происходило вроде бы с кем-то.

Бухгалтер не ругался, не воспитывал, а как бы докладывал.