Чтобы подающее тело не произвело лишнего шума, Иван подхватил оперативника и уложил его на бетонный пол лоджии лицом вверх. Тело парня конвульсивно вздрагивало, он пытался вздохнуть, но кровь, затекающая из раны в горло, мешала ему. Мучаться ему оставалось не более минуты.

Наблюдать картину его агонии у Ивана не было ни желания, ни времени.

Он бесшумно проник в комнату через дверь лоджии. Комната оказалась спальней. Дверь в нее была приоткрыта, и сквозь нее пробивался слабоватый рассеянный свет из коридора. Иван осторожно выглянул.

Полутемный коридор был пуст. Насколько Иван мог видеть, остальные двери были плотно притворены, кроме одной, тусклый свет из которой освещал коридор.

«Меня ждут там, – подумал Иван. – Ну, вы почти дождались, ребята. Я сейчас буду. Интересно, сколько вас там?»

Он открыл дверь пошире и сделал несколько шагов по коридору, специально ступая так, чтобы его было слышно. Чтобы не попадать в зону видимости тех, кто находился в открытой комнате, Ивану пришлось идти вдоль самой стены. Он уже был в двух шагах от дверного проема, когда в тишине, нарушаемой только его шагами, услышал характерный звук спускаемой в унитазе воды.

«Одна из закрытых дверей – сортир, – пронеслось в голове у Ивана. – Сейчас из него кто-то выйдет.»

Он знал, что у него на размышление есть секунда, не больше. Он торчал в коридоре, как мишень на стрельбище. Путь же у него был единственный – только в открытую комнату, где его ждали. Нырнув в любую другую, он получал, может быть, больше тактических преимуществ, но оказывался на обочине ситуации.

Схватив первое, что оказалось поблизости, – напольную китайскую вазу, – Иван размахнулся, как дискобол, и, сделав шаг вправо, чтобы увидеть источник света в открытой комнате, швырнул вазу в настольную лампу. Он успел заметить округлившиеся глаза человека, сидящего за огромным письменным столом, и поднимающийся пистолет второго, расположившегося в кресле у окна.

Не дожидаясь выстрела, Иван оттолкнулся ногой от косяка двери и влетел в комнату, стараясь придать движению своего тела наиболее непредсказуемую траекторию. Иван не слышал выстрелов, но успел во время своего падения заметить две вспышки и в ответ дважды нажать на курок. Кто-то тонко и пронзительно завизжал.

Вместе с грохотом разбивающейся лампы, вазы и, очевидно, застекленного книжного шкафа, стоящего за спиной сидящего за столом человека, наступила темнота. Ивана занесло влево, он оперся спиной о что-то твердое и замер, вслушиваясь в беспорядочные звуки в темной комнате.

Через мгновение он разобрался в местоположениях источников шума и сделал еще два выстрела – один в направлении, как он полагал, двери в коридор, другой – в сторону кресла у окна. И тут же, оттолкнувшись спиной от опоры, сменил позицию, рассчитывая оказаться под прикрытием письменного стола от возможных ответных выстрелов человека у окна. Ответного выстрела не последовало. Отдаляющийся визг мешал Ивану определить, движется ли еще кто-нибудь в комнате, и он вынужден был выжидать, прислушиваясь.

Опасности Иван не почувствовал. Если и был в комнате кто-то жив, вреда он Ивану причинить не мог. Иван мысленно плюнул на «подранка» и бросился к выходу. Споткнувшись о чье-то тело, он едва не врезался в косяк, но все же попал в дверной проем.

Машинально рассчитывая в темноте коридора расстояние, Иван в несколько прыжков достиг входной двери и распахнул ее. Визг доносился уже с нижних этажей. Иван резко затормозил свое внутреннее стремление охотника преследовать добычу. Лещинский, а визжал именно он, в этом Иван не сомневался, поднял на ноги уже половину подъезда. Иван прислушался. Хлопнуло несколько дверей, раздалось невнятное гудение чьих-то возгласов и всплески вопросительных криков. Иван различил среди общей сумятицы голос с уверенными, командными интонациями.

Иван понял, что надо уходить, пока свободен путь, которым он попал в квартиру Лещинского. По крайней мере, Иван еще надеялся, что он еще свободен.

Брать Лещинского в такой ситуации было бы совершенно неоправданным риском. Сколько противников внизу, Иван не мог даже предположить, да и самого Лещинского уже скорее всего вывели из опасной зоны.

Оперативник, оставленный Иваном на лоджии, уже не хрипел. Впрочем, Иван не обратил на него ни малейшего внимания. С помощью того же крюка он легко поднялся на лоджию шестого этажа. Осторожно заглянув в окно спальни, Иван убедился, что там по-прежнему темно и не наблюдается никакого оживленного беспокойства.

Дверь на лоджию была не закрыта, видно, после Ивана никто к ней не подходил. Резко открыв ее, Иван увидел голого мужика, пыхтящего над своей бесчувственной женой. Тот явно трахал жену, еще не пришедшую в сознание. Мужик едва успел поднять голову, как Иван въехал ему в нос рукояткой пистолета. Тело голого мужчины от удара сдвинулось назад и он уронил окровавленный нос в ягодицы супруги.

Прихватив в прихожей какую-то шляпу и сдернув с вешалки длинный плащ, Иван схватил стоявший у зеркала дипломат и вышел в подъезд. Прислушался. Тишина. Шум в соседнем подъезде не вызвал здесь никакого оживления. У капитальных стен звукоизоляция, видимо, была неплохая.

Иван быстро спустился и осторожно выглянул.

У соседнего подъезда стояла группа мужчин, судя по их домашним халатам и тренировочным костюм – жильцов дома. Высокий мужчина в кожаной куртке, тренированной фигурой и сдержанными движениями очень напоминавший типичного мента-оперативника, стоя у «девятки», говорил что-то в трубку мобильного телефона.

Лещинского видно не было. В машине он был или в подъезде, Иван не знал. Может быть его вообще уже увезли, поскольку второй машины, «форда», рядом с подъездом не было.

Иван спокойно вышел на улицу и направился в сторону от толпившихся у дома людей.

Он услышал возгласы у соседнего подъезда, направленные явно в его адрес.

– А это кто такой?

– Да вроде не знаю...

– Эй, друг, подойди сюда!

– Эй!

В следующее мгновение Иван почувствовал, как его спина превратилась в мишень.

Взрыв адреналина в крови бросил его в сторону, заставив прокатиться по луже, оставленной недавним первым майским ливнем. Одновременно со своим падением, он услышал выстрел. Выстрелив в ответ наугад, не глядя, Иван не стал даже выяснять, попал он в кого-нибудь или нет.

Он бросился за находящийся от него метрах в пяти угол дома, на ходу сдирая с себя грязный мокрый плащ. Шляпу и дипломат он выбросил еще при падении.

Выбравшись на Тверской, Иван, насколько было возможно, привел себя в порядок, и тут же принялся ловить попутку, благо времени по меркам ночной Москвы и ее ночных «извозчиков» было еще не много.

Какая-то мысль засела в его мозгу, не желая покидать его, но и не проясняясь до полного осознания. Что-то было неправильное в сегодняшней ночи и тех событиях, что только что в ней произошли. Иван никак не мог сообразить – что? Он двигался и мыслил еще по инерции.

Иван прокрутил еще раз в голове свои действия с самого начала и не нашел ошибки, разве что – вообще не надо было соваться к Лещинскому после того, как он интуитивно почувствовал опасность.

Интуиция предупреждала, но и только. Она ничего не объясняла. А теперь он, по крайней мере, получил достаточно много информации о противнике.

И о Лещинском. Тот оказался приманкой. А значит успел заложить Крестного и рассказать все, что знал. А если не успел, то еще расскажет.

«Жалкий, маленький слизняк, дрожащий над своей жизнью», – подумал Иван о Лещинском.

И тут он понял, какая мысль не давала ему покоя. Сознание Ивана словно отталкивало ее, не желая замечать, стремясь спрятаться от осознания необычного и неприятного для Ивана факта.

Сегодня он впервые со дня своего появления в Москве не выполнил задание.

Лещинский был жив и находился в руках противника.

Это была его, Ивана вина.

Крестный никогда не сможет, да и не захочет его в этом обвинить. Но Иван всегда сам обвинял и оправдывал себя. И сам себе выносил приговор.