Просто Иван знал, выстрелит пистолет, когда он нажмет курок, или нет. И поэтому не стрелял, когда знал, что последует отказ.

Свои пистолеты Иван любил. И они его не подводили.

С людьми, которых он, по необходимости, использовал, было то же самое. Если Иван выбирал на какую-то роль сам, он обычно не раскаивался в этом. Потому что, человек точно соответствовал этой роли.

Иван похлопал по щеке отключившегося пьяницу и двинулся наверх.

Выход на чердачную площадку был загорожен решеткой, закрытой на довольно внушительный амбарный замок. Не тратя времени на замок, Иван просто разогнул слегка прутья решетки, скорее декоративной, чем призванной преградить кому-то путь, настолько широко было расстояние между ее прутьями, и протиснулся между ними. Зато на чердачной двери вообще никакого замка не было.

Пройдя через помещение технического этажа, как теперь, в новых домах, стали называть обычные прежние чердаки, Иван выбрался в подъезд Лещинского, проделав ту же операцию с решеткой, только стараясь производить как можно меньше шума. И это ему удавалось очень успешно.

На пятый этаж он спустился очень спокойно и бесшумно.

А вот перед дверью квартиры Лещинского застрял на несколько минут.

Иван стоял и прислушивался.

Не к звукам – квартира молчала ровно и мертво. Иван прислушивался к своим ощущениям. И чем дольше прислушивался, тем меньше ему хотелось браться за замок.

У него было смутное чувство, что кто-то ждал от него именно этого действия, чтобы он открыл замок и вошел в дверь.

Кто-то посторонний словно спланировал действия Ивана, а он сейчас должен был только подчиниться чьей-то чужой логике, чужой воле.

Чужой логике Иван подчиняться не умел. А чужая воля для него и вовсе не существовала. Он не знал, что это такое. В его голове после того, как он победил Чечню и закончил там свою чеченскую войну, такого понятия просто не могло существовать.

Иван очень легко, можно сказать, нежно коснулся входной двери квартиры Лещинского. И она тут же отозвалась, выдала ему свою тайну.

Дверь оказалась не запертой.

«Ясно, – сказал себе Иван, – меня ждут.»

Существовала только одна причина, про которой дверь могла оказаться на запертой – чтобы хозяину не пришлось к ней подходить.

Если Лещинский подойдет к двери, рассуждали, видимо, те, что ждали Ивана в квартире, у Ивана будет возможность просто выдернуть его из квартиры и попытаться скрыться с ним. А может быть и убить.

А так, если Иван ничего не подозревает и позвонит в звонок, Лещинский крикнет погромче: «Открыто!» и тому придется входить в квартиру.

Если здесь его ждут, этот путь закрыт. Это была одна из аксиом, по которым жил Иван.

Он осторожно поднялся на шестой этаж.

Иван попытался вспомнить, как расположены лоджии в квартире Лещинского, но потом сообразил, что лоджии есть в каждой квартире, и ему подойдет любая. Однако необходимо было выбрать, и Иван выбрал ту, к которой он случайно оказался ближе.

Хозяева, видно, были победнее, чем зажиревший Лещинский и замок в двери их квартиры был намного проще, чем у их соседа снизу.

Иван справился с ним секунд за тридцать.

Первое, что он сделал, проскользнув внутрь – принюхался.

Псиной не пахло.

«Неплохо, – подумал Иван. – Чем меньше шума, тем лучше.»

Отсутствие собаки сильно облегчало его план.

Если бы в квартире оказалась собака, пришлось бы ее убивать, причем руками и как можно тише. Иван справился бы с этим, справился бы и с хозяевами, но только в том случае, если бы собака кинулась на него молча. Если бы она залаяла, Иван был бы демаскирован и его появления в квартире Лещинского могли бы ждать уже и сверху.

Едва войдя в квартиру, Иван услышал, что работает телевизор. Квартира была стандартной планировки и Иван сразу определил, что телевизор находится в зале.

Темную кухню он миновал спокойно, там явно никого не было.

Подойдя к открытым дверям в зал, Иван вытащил из кармана маленькое зеркальце и с его помощью внимательно осмотрел – что там, в зале.

В зале, почти спиной к дверям, сидел в кресле перед телевизором мужчина в трусах и, увлекшись, смотрел на экран. Шел футбольный матч на один из международных кубков.

Ивану вновь повезло.

«...Матеус проходит в штрафную, – услышал он голос комментатора, – обыгрывает защитника... Удар! Штанга! Но мяч вновь отлетает к нему. Еще удар! Гол! Главный бомбардир немцев сравнял счет в матче с голландским „Аяксом“. Теперь все начинается сначала, счет вновь ничейный...»

Под эту тираду Иван спокойно прошел за спиной у мужчины, сидящего перед телевизором, уверенный, что тот не сможет сейчас глаз оторвать от экрана.

Теперь его интересовала комната справа по коридору, толи спальня, толи детская.

«Какая разница, – подумал Иван, – лишь бы без шума.»

Света в ней не было. Иван заглянул в ванную, нашел широкий махровый халат, набросил его на себя поверх одежды, и тихо проскользнул в комнату. Ее наполнял слабый, рассеянный свет от фонарей за окном и крепкий возбуждающий запах сладковатых духов. Это была явно спальня.

– Насмотрелся что ли на свой футбол? – не повернув головы, встретила его недовольным вопросом лежавшая на постели ничком женщина. – Что, теперь мужики в трусах тебя больше привлекают, чем голые бабы?

Иван пригляделся к ней. Она была обнажена, толстые ягодицы подрагивали, бедра слегка ерзали из стороны в строну. Руками она сжимала свои груди.

– Я с твоим футболом, блин, сама научусь кончать, без тебя. Ну, иди скорее, сунь в меня свой член, – она слегка раздвинула ноги и немного приподняла зад.

Иван тихо подошел, положил ей руку между ягодиц, на пыщущее жаром скользкое влагалище.

– А-а-а! – простонала она.

Тихим аккуратным ударом в затылок Иван на время прекратил ее сексуальные мучения. В себя она придет теперь не скоро. Он прикрыл ее халатом, открыл дверь на лоджию, вышел наружу.

С помощью нехитрого приспособления, представлявшего собой крепкий металлический крюк, заключенный в резиновую трубку, Иван бесшумно спустился с шестого этажа на лоджию пятого.

Иван стоял на лоджии, прижавшись к стене, и раздумывал, что делать дальше. Не столько даже раздумывал, сколько ждал момента, когда решение само родится в его мозгу.

Своей интуиции он доверял больше, чем своей логике.

Тихий звук открываемой дверной защелки прервал его ожидание.

Решение само шло навстречу Ивану. Он только весь подобрался и застыл в неподвижности, готовый к любым активным действиям.

Пока Иван путешествовал по подъездам, чердакам и квартирам, окольными путями добираясь до жилища Лещинского, в его квартире уже начали нервничать. Старший фээсбэшник связался по рации с офицером, что остался в машине, и тот сообщил, что в подъезд пока не вошла ни одна живая душа.

Полноватый начал злобно поглядывать на Лещинского, словно тот был виноват в том, что посланный за ним человек опаздывает. Сам Лещинский сидел ни жив, ни мертв, гадая, к добру, или к худу, что никто еще не явился, хотя назначенный Крестным срок давно уже прошел.

Два молодых оперативника уже просто измаялись на своих постах, не понимая обстановки и каждую секунду поначалу ожидая появления в дверях какой-нибудь фигуры с пистолетом в руках. Но ни кто все никак не появлялся и не появлялся. Они просто устали от напряжения и, незаметно для себя, постепенно расслабились. Поэтому, когда старший приказал одному из них выглянуть на лоджию и проверить визуально обстановку внизу, у дома, тот подумал прежде всего о том, что на лоджии можно быстренько курнуть втихаря. Все равно, никто, как видно, сегодня в эту квартиру уже не придет, раз не пришел раньше.

На лоджию он выходил расслабленно, будто у себя дома, а не на задании, в квартире объекта.

Иван убрал его тихо. Он резко, но бесшумно ударил его большим пальцем в основание шеи, пробив трахею и тем самым сильно ослабив поток воздуха через голосовые связки. Пытаясь вздохнуть, парень выпрямился и расправил грудную клетку. Иван ударил его второй раз, тем же большим пальцем попав точно в солнечное сплетение и пробив расслабленные брюшные мышцы.