Потому что, по моему мнению, в соответствии с договоренностью на высшем уровне немецкие самолеты перелетали границу в темноте и приземлялись на советских приграничных аэродромах 20 и 21 июня с первыми лучами рассвета (так же как и советские самолеты, участвующие в переброске к Северному морю). Их отгоняли в дальний угол аэродрома (куда не пропускали советских летчиков, технарей и бойцов БАО), закрашивали германские опознавательные знаки и наносили советские красные звезды, после чего они продолжали свой полет над СССР к Ближнему Востоку, совершая еще несколько посадок на советских аэродромах для дозаправки и отдыха. На случай непредвиденных вынужденных посадок под комбинезонами у них была надета форма летчиков гражданской авиации, при этом они всегда могли объяснить, что перегоняют самолеты, закупленные СССР у Германии.

Поэтому и 22 июня они полетели в таком же самом обмундировании, для того чтобы советские агенты не могли передать, что это боевой полет, а не такой же мирный перелет, как 20–21 июня.

Два дня – 20 и 21 июня 1941 г. – советские службы ВНОС, зенитчики и летчики авиации ПВО наблюдали на рассвете перелеты немецких самолетов через нашу границу и, если так можно выразиться, привыкли к ним (неизвестно, как наше командование объясняло им эти перелеты – то ли подготовкой к большим совместным учениям, то ли перегонкой приобретенных у Германии самолетов).

Поэтому, когда немецкие самолеты полетели третий раз – на рассвете 22 июня – наша ПВО отнеслась к этому довольно спокойно, тем более что были предприняты все меры, чтобы кто-нибудь случайно не сбил немецкий самолет. Зенитчикам категорически запретили стрелять по пролетающим самолетам (даже после начала боевых действий[79]), да и со снарядами был непорядок – их или не было или были, но не того калибра. Где-то летчиков отпустили в увольнения, где-то проводили регламентные работы на самолетах со снятием боекомплекта и даже пулеметов и пушек. Выше описан случай, когда наши истребители 22 июня не смогли взлететь из-за того, что в их в бензобаках вместо бензина оказалась вода. Было сделано все, чтобы исключить возможность провокации.

Поэтому только за один день 22 июня было уничтожено 1 200 советских самолетов, из них 800 на земле (есть, однако, сообщения, что в этот день было уничтожено 1 800 самолетов), в основном – истребителей.

Потому что их наличие стало серьезным источником появления у населения нежелательной для властей информации буквально с первого дня войны.

Гурий Васильевич Ребриков (1929 г. рождения), проживавший 22 июня 1941 г. с матерью и сестрой в Москве в Расторгуевском переулке недалеко от Красной Пресни, на просьбу автора вспомнить, как он узнал о начале войны, рассказал:

22 июня было воскресенье, поэтому я, как обычно, взял два бидона и отправился в керосиновую лавку. Идя назад с полными бидонами, примерно в 10 часов утра встретил своих школьных приятелей, один из которых спросил: «Уже запасаешься?». «Почему “уже”?» – удивился я. «Да потому что война началась – Германия на нас напала!» – «Откуда вы знаете?» – «Соседи сказали, они слушали радиоприемник и напоролись на Берлин на немецком языке». Я побыстрее побежал домой, чтобы рассказать эту важную новость, но оказалось, что мать уже знала тоже от соседей по квартире, услышавших по радиоприемнику обращение к немецкому народу о начале войны против СССР на немецком языке. В нашей большой коммунальной квартире жило несколько семей представителей «старой» интеллигенции, знавших не один, а несколько иностранных языков, поэтому они отлично поняли все, что успели услышать. Примерно через неделю после этого вышло постановление: все радиоприемники сдать до конца войны, что с большим сожалением и было всеми сделано.

Выше описана предполагаемая технология перелета немецких самолетов через границу с перекраской опознавательных знаков 20 и 21-го июня 1941 г. Я не сомневаюсь, что то же самое делали и с советскими самолетами. Разница лишь в том, что немецкие самолеты с нарисованными красными звездами утром 22 июня на промежуточных советских аэродромах, еще не зная о начале войны, заправили горючим и отправили дальше на восток. А они развернулись и пошли на запад. Скорее всего, они вполне сознательно, под разными благовидными предлогами, далеко улететь не успели, поэтому быстро вернулись, приземлились на немецких аэродромах, заправились, получили боекомплект и вступили в боевые действия с теми же красными звездами на крыльях.

Советские же самолеты, оказавшиеся на немецких аэродромах, были окружены и захвачены 22 июня в 3.00 по берлинскому времени.

Днепровская военная флотилия могла отлично обеспечить оборону большой части западной территории Советского Союза. Дунайская же военная флотилия занимала настолько маленький участок устья Дуная, что он насквозь мог просматриваться с румынской стороны; а Пинская военная флотилия находилась на реке Припять, причем там, где ее ширина не превышала 50 м. Но Днепр – это внутренний бассейн, а Дунай и Припять – Пина – Днепровско-Бугский канал – это выход к границе. Не случайно после включения в состав СССР Западной Белоруссии за несколько месяцев был построен новый Днепровско-Бугский канал, идущий параллельно старому.

В том-то и дело, что Сталин готовил свои войска не к обороне, а к переброске на запад и юго-восток, поэтому и предпочел создать флотилии в бассейнах рек, выходящих к границе. А главным средством транспортировки войск и техники в этих районах были баржи, которые могут пройти даже по узким каналам.

Создавалось это колоссальное оборонительное сооружение в годы двух первых пятилеток. Укрепления строили не у самой границы, а в глубине территории. Это означало, что первый артиллерийский удар противника попадет в пустоту, а не по укрепрайонам. Осенью 1939 г., когда началась Вторая мировая война и у нас появилась общая граница с Германией, все строительные работы на Линии Сталина были прекращены. Кроме того, стоявшие на ней гарнизоны укрепрайонов были сначала сокращены, а затем полностью расформированы. Сами укрепрайоны были разоружены.

Линия Сталина практически перестала существовать, хотя полоса укреплений на новой границе еще не была построена. Причиной тому долгие годы считалась новая наступательная политика – мол, будем воевать «малой кровью, могучим ударом, на чужой территории», так зачем у себя в тылу иметь полосу укреплений, если Красная Армия никогда не будет отступать?!

Подозревая, что это было одним из мероприятий по подготовке к проведению Великой транспортной операции, я предполагаю, что согласно тайной договоренности между Гитлером и Сталиным Линия Сталина была сначала полностью разоружена (по причине нехватки орудий и пулеметов для Линии Молотова, проходящей вдоль новой западной границы СССР), а затем на ней снесли только укрепрайоны, расположенные вблизи железнодорожных путей, по которым через СССР должны были двигаться на Ближний Восток эшелоны с немецкими войсками. Суворов приводит пример: «в районе Бреста пограничную реку пересекало сразу шесть железнодорожных и автомобильных мостов. Варшава – Брест – Минск – Смоленск – Москва – это главное стратегическое направление войны. Мосты в Бресте – это мосты величайшей стратегической ценности. В районе Бреста строился новый УР. Но не там, где мосты, а далеко в стороне, там, где никаких мостов нет!»