Может быть, государственным документом о начале войны следует считать вот этот приказ наркома обороны?

К нему в качестве приложения даются два Указа Президиума Верховного Совета СССР:

Однако и их нельзя считать документами об объявлении войны хотя бы потому, что в них даже не названо государство-противник. И потом, Указы Президиума Верховного Совета СССР, выпущенные 22 июня, были опубликованы и доведены до войск приказом наркома обороны лишь 23 июня. Из этого следует, что целые сутки война была не объявлена.

Ситуация еще более запутывается, когда анализируешь текст ноты-меморандума, которая была вручена Риббентропом послу СССР Деканозову в Берлине в 3.00—4.00 по берлинскому времени (4.00—5.00 по московскому) и фон Шуленбургом – Первому заместителю Предсовнаркома и Наркому иностранных дел Молотову в Москве в 4.05– 5.30 по московскому времени. Она заканчивается так: «Правительство Германии не может безучастно относиться к серьезной угрозе на восточной границе. Поэтому фюрер отдал приказ германским вооруженным силам всеми силами и средствами отвести эту угрозу».

В этих словах также отсутствует классическая формула объявления войны: «Со стольких-то часов стольких-то минут такого-то числа наша страна разрывает с вашей дипломатические отношения и находится в состоянии войны». Так что война для СССР действительно началась без юридического ее объявления государством и без сообщения советскому народу о начале немцами военных действий в течение 8 часов 15 минут (до начала выступления Молотова по радио в 12 часов 15 минут)!

А если учесть, что последним обнародованным государственным документом по поводу войны с Германией было «Сообщение ТАСС от 13 июня 1941 года», напрочь отрицающее ее возможность, то советским командирам был просто необходим приказ, отменяющий жесткий запрет на ответный огонь «во избежание провокаций»! А они не получили его 22–23 июня, хотя те из них, кому удалось услышать речь Молотова в 12.15 22 июня, знали, что «советским правительством дан приказ нашим войскам отбить нападение и изгнать германские войска с территории нашей Родины». А главные же органы руководства страны – Политбюро и Совнарком не только не дали письменного указания о начале войны, но даже не собрались по этому поводу (последнее предвоенное заседание Политбюро состоялось 21 июня 1941 г., но в принятом им постановлении о войне не сказано ни слова, скорее всего, именно поэтому оно считается проектом, на котором, похоже, даже затерт порядковый номер либо изменена дата).

В свете предложенной мной новой гипотезы начала войны совершенно неожиданное объяснение получает загадочная история пленения сына Сталина Якова Джугашвили.

Но вначале несколько слов о старшем сыне вождя и его отношениях с отцом. Яков – сын Сталина от первой жены Екатерины Семеновны Сванидзе. Она была очень красивой женщиной, дочерью крестьянина, работала поденщицей, портнихой. Жила в Тифлисе. Там и венчалась с Иосифом Джугашвили, однако свадьбу справили в Гори 22 июня 1904 г. Екатерина умерла от брюшного тифа 19 ноября 1907 г., оставив восьмимесячного сына Якова. Траурное извещение о ее смерти было напечатано 23 ноября 1907 г. в газете «Исари» (все остальные даты и причины ее смерти, приводимые в различных публикациях о Якове, не соответствуют действительности).

В паспорте Якова Джугашвили, выданном в 1936 г., записано: «время и место рождения – 1908 г. ЗФССР[82] с. Бадзи». А в автобиографии от 11 июня 1939 г. Яков пишет, что «родился в 1908 г. в марте месяце в г. Баку» (самое интересное, что на обоих этих документах стоит его личная подпись). После смерти матери до четырнадцати лет Яков воспитывался в семье Монаселидзе – однокашника Сталина по тифлисской духовной семинарии, женатого на Александре Сванидзе – родной сестре Екатерины.

В 1921 г. якобы по настоянию своего дяди Алексея Семеновича Сванидзе – родного брата его матери – Яков переехал в Москву для того, чтобы учиться, по одной версии – по просьбе Сталина за ним ездил С. М. Киров. В любом случае вряд ли это произошло без желания и участия Сталина, тем более что Яков стал жить на его полном иждивении (в упомянутой автобиографии Яков написал: «До 1935 г. жил на иждивении отца – учился») и в его кремлевской квартире. Учился он в школе на Арбате, потом в электротехнической школе в Сокольниках, которую окончил в 1925 г. и сразу же женился. Утверждается, что в 1928–1930 гг. Яков уезжал с женой в Ленинград, где жил у Аллилуевых-старших. Однако вероятнее, что в 1929 г. он вернулся в Москву, так как в его послужной карте[83] командира указано, что он в 1930 г. окончил рабфак в Москве (это подтвердила мне и Анелли Сергеевна Володина, чей отец Сергей Петрович Босов учился в МИИТе и два месяца жил с Яковом в одной комнате общежития на Бахметьевской, 18). C 1930 по 1936 г. Яков учился в Московском институте инженеров транспорта (МИИТ) и окончил его, о чем свидетельствует справка, приведенная на с. 6 Фотоприложений. Правда, по непонятной причине в ряде анкет и автобиографий он утверждал, что окончил его в 1935 г.

Большинство авторов, писавших о судьбе Якова, всячески подчеркивают равнодушие или даже недоброжелательность отца в отношении к старшему сыну. Однако никакого серьезного мотива такому отношению они не приводят. Ведь Яков его первенец, наследник, сын любимой жены (известно, что после ее смерти Сталин сказал: «Это существо смягчало мое каменное сердце; она умерла, и вместе с ней исчезли последние теплые чувства к людям»), который много лет рос сиротой, так как был лишен ласки вечно отсутствующего отца-революционера. При этом материальную помощь Сталин оказывал сыну все эти годы. Яков был красавец, имел добрую душу (есть воспоминание Г. А. Эгнаташвили о том, как однажды на охоте в Крымских горах Яков вернулся последним, неся на руках… охотничью собаку: «Она устала!» [74, c. 20]). Он был замечательным товарищем, всегда помогал друзьям, чем только мог. Не стоит забывать, что именно Яков подарил вождю первую внучку – Галину, которую он, несмотря на все сложности в семье Якова, очень любил (во всяком случае, больше, чем детей Василия и Светланы – некоторых из них он даже ни разу в жизни не видел).