Командующий бегло просмотрел схему. “Эти аэродромы, — приказал он, — завтра бомбить в первую очередь. Они должны быть немедленно уничтожены. Флот может обойтись минималь­ным прикрытием, то же самое касается армии. Если мы уничто­жим ключевые позиции английской противовоздушной обороны, исход сражения предрешен”.

Весь день 14 июля ставка Гитлера получала плохие вести с фронта. Фюреру и наиболее пессимистически настроенным ли­цам из его окружения стало казаться, что положение хуже неку­да. Сведения об опасности, нависшей над левофланговыми со­единениями 7-й дивизии, сводили на нет сообщения с весьма [212] благополучного правого фланга. Тут еще поступила информация, что орудия в скалах и в Лангдоне выведены из строя, затем после­довало сообщение о катастрофе в Айклиффе и о затянувшемся наступлении на подступах к Сандгейту и Хайту. Никто уже не прислушивался к оценке Буша, который считал, что удачная вы­садка авиадесанта компенсировала неудачи на побережье. Более всего Гитлер и Редер опасались английского флота в Ла-Манше. Действия RAF также были непредсказуемы.

В полдень Гитлер устроил сцену Герингу. Командующий “Люфтваффе”, конечно, возразил, что появление в воздухе от­дельных самолетов противника не помешало боевым действиям армии и флота и, как бы там ни было, англичане все-таки сдава­ли позиции. Ни Гитлера, ни Редера его заявление не удовлетво­рило. Оба придавали решающее значение абсолютному превос­ходству в воздухе, считая его гарантией успеха в целом. А тут еще Лютьенс сообщил, что судоходное сообщение между Англи­ей и Францией приостановлено и многие суда уничтожены. Он, конечно же, сгущал краски, но воображение фюрера и его окру­жения разыгралось. Они вообразили, что приближается катаст­рофа невиданных масштабов.

Геринг отнесся к заявлениям Лютьенса критически, а Браухич вместе с Йодлем лезли из кожи вон, пытаясь отговорить Гитлера от принятия скоропалительных решений. Оба они очень опасались за исход вторжения. Кейтель от дискуссии уклонился. Впоследствии Йодль писал:

“Командование вермахта сохранило замечательное самоообладание, когда Гитлер разразился громогласной проповедью, а Геринг ударился в демагогию. Стоит вспомнить, каким тоном фюрер раз­говаривал с Браухичем раньше. Конечно, последнему потребовалось мужество, чтобы представить Гитлеру свои холодные взвешенные аргументы, не забыв при этом осветить и политическую сторону проблемы. По мнению Браухича, остановка военных действий мог­ла привести к катастрофическим последствиям. “Моральный дух вермахта будет подорван, — сказал он, — и это может вызвать самые невероятные, невиданные по своим отдаленным последстви­ям результаты”. Мне кажется, Гитлер сразу уяснил внутриполити­ческую сторону дела: он все еще панически боялся мятежа в армии. Без особого энтузиазма фюрер согласился отложить принятие ре­шения, пока не поступит более полная информация. [213]

Я попросил тридцать шесть часов, чтобы проанализировать целесообразность прекращения операции и вероятные последствия отступления. Фюрер согласился на отсрочку лишь до полудня 15 июля. Он надеялся, что к этому времени снизится активность RAF и военно-морского флота противника. Это было все, чего мы добились”.

В течение дня поступали новые и новые сообщения. На море противник отступал — это воодушевляло. Однако напряжение в воздухе сохранялось. Попавшие к Кессельрингу сведения об орга­низации английских ВВС еще не превратились в оперативные решения.

Гитлер и командование вермахта внимательно следили за раз­витием событий в ночь с 14 на 15 июля. Вновь активно и весьма бурно обсуждалась проблема эвакуации войск, уже находящихся в Англии. Генералы опасались, что фюрер окончательно впадет в истерику.

Редер не сомневался, что Королевский флот быстро восстано­вит свои силы, и всем говорил об этом. Геринг не преминул вы­разить сомнение относительно дееспособности Кессельринга. Он без конца связывался по телефону с командующим Вторым воз­душным флотом и надоедал ему разговорами. Он то льстил Кес­сельрингу, то угрожал ему. Браухич же проводил непрерывные консультации с вечно озабоченным командующим группой ар­мий “А” фон Рунштедтом и в разговоре остерегался делать какие-либо прогнозы насчет исхода предполагаемой контратаки сухо­путных войск противника.

Итак, на исходе “дня S” командующие операцией “Морской лев” видели перед собой исключительно мрачную картину. [214]

XI. Удар и контрудар

Танки идут в бой

Ранним утром разношерстная группа из тан­ков, бронемашин и грузовиков 20-й бронетан­ковой бригады подошла к Кентербери и Эшфорду. Соединение изготовилось к наступле­нию, когда пришел неожиданный приказ сначала соединиться с авангардом 1-й лондонской дивизии и только после этого двигаться дальше. Выполнить это распоряжение было затруднительно хотя бы потому, что командиры рот и батальонов находились впере­ди главных колонн и к семи утра достигли линии обороны Вименсуолд — Стоутинг. Офицеры прово­дили рекогносцировку и пытались по ходу дела как-то решить организационные задачи предстоящей операции. [215]

Часом раньше пехота уничтожила немецкие патрули. Орудия 1-й лондонской дивизии вели несистематический обстрел попада­ющихся на глаза групп немцев. Судя по всему, захватчики, време­нами появляющиеся на возвышенностях, пытались проникнуть в [216] расположенные ниже долины, прежде чем англичане организуют свой контрудар.

Поскольку через три-пять часов бригада как раз и должна была сосредоточиться и выйти на рубеж атаки, английским офи­церам пришлось срочно заняться тактическими вопросами. Сразу же обнаружилось, что штаб 1-й лондонской дивизии имеет весь­ма туманное представление о текущей ситуации. Пехотные под­разделения, совместно с которыми предстояло сражаться танкис­там, отступили после ночных столкновений с немцами, потеряли контакт с противником и не знали его расположения. Разумеет­ся, солдаты не имели ни малейшего понятия, как нужно органи­зовывать взаимодействие с танками.

Экипажи танков были несколько удивлены, что их не обстре­ливают с воздуха, хотя над их головами разворачивались впечатля­ющие воздушные сражения. Танкисты оказались свидетелями ре­шающей атаки “Люфтваффе” на ключевые аэродромы. Лишь очень немногие немецкие самолеты отвлекались от основной цели и обстреливали наземные военные объекты, не связанные с проти­вовоздушной обороной Южной Англии. Все внимание немецких летчиков было в тот момент сосредоточено на уничтожении сис­темы наведения истребителей.

Шестьдесят два танка из 3-й бронетанковой бригады со­средоточились около одиннадцати часов утра северо-восточнее Бархема. До полудня эта группа заправлялась. Сорок два танка 1-й танковой бригады подошли чуть позже и надежно укрылись в лесу около Лимпинга. Дороги были забиты бе­женцами, тылы отстали, и горючее для танков прибыло толь­ко в 13:30.

Генерал Эванс предполагал наступать по двум направлени­ям, однако, в 12:15 он изменил свои первоначальные планы и приказал Крекеру выступать немедленно, а Пратту — по мере готовности.

При поддержке двух батарей 94-мм орудий 2-й и 5-й Коро­левские танковые полки покинули укрытие и двинулись вперед на максимальной скорости, обходя фланги противника. Миновав 1-ю лондонскую бригаду, они соединились с 8-й бригадой коро­левских стрелков. Справа и слева наступающую группировку при­крывали легкие танки и бронемашины 1-й Нортхэмптонской бро­нетанковой бригады. [217]

Картина впереди была весьма печальной. Над Дувром и окре­стными деревнями вздымались облака дыма. То здесь, то там можно было видеть бесцельно мечущихся местных жителей.

Только перевалив через горный хребет Вименсуолд, танкисты увидели немецкую пехоту. Немцы сразу же открыли огонь из легких минометов и малокалиберных противотанковых орудий. Набирая скорость, крейсерские танки вплотную подошли к про­тивнику, и части 22-й воздушно-десантной дивизии, готовящиеся наступать в направлении Бархема и Кентербери, в панике рети­ровались.