Редер не без иронии писал в своем дневнике, что Геринг только хлопал глазами, слушая Кейтеля. Крыть ему было не­чем. “Итак, — замечает Редер, — мы остались на прежних позициях, а это означало новую головную боль”. [228]

XII. Черчилль начинает торговаться

Подсчитывая потери

Около полуночи Черчиллю сообщили, что 1-я бронетанковая дивизия остановлена и отбро­шена назад. На какое-то мгновение премьер, казалось, утратил столь характерное для него неизменное присутствие духа. Он сидел в своей привычной позе и молчал, размышляя и взвешивая. Затем он задал несколько уточняю­щих вопросов и обратился к начальникам шта­бов и своим ближайшим советникам — Антони Идену, министру внутренних дел сэру Джону Андерсону и министру иностранных дел лорду Галифаксу.

Премьер-министр заявил, что на членах пра­вительства Его Величества лежит долг объективно оценивать обстановку и называть все вещи своими именами. Удар, полученный 1-й бронетанковой дивизией, следует проанализировать в контексте других плохих новостей, дабы оценить самые отда­ленные последствия неудачи. Надежды быстро очи­стить Англию от врага более не существует. Паунд уже доложил, что RAF не в состоянии справиться с немецкими коммуникациями. Невилл — о прак­тической недееспособности 11-й истребительной группы из-за настойчивых и прицельных атак на секторные станции системы наведения. “Будет чу­дом, — заключил он, — если завтра командованию [229] истребительной авиацией удастся поднять в воздух хотя бы 200 истребителей”. “Командование бомбардировщиков, — доба­вил премьер, — располагает примерно таким же количеством единиц; в целях безопасности они могут действовать лишь в ноч­ное время”.

Впервые в истории англичанам приходилось сражаться на своей территории, подвергая опасности жизнь и жилища своих сограж­дан, друзей и родных, а не дома и территорию противника. Чер­чилль быстро справился с первоначальным шоком. Как всегда, он проявлял твердость. Советуясь с министерством внутренних дел и начальниками штабов, он отдал новые указания:

1. Королевскому флоту не следует отказываться от попыток перекрыть движение в Проливах — любой ценой.

2. Армии разрешается с боями отступить к “Линии Генераль­ного штаба”. При всех обстоятельствах, она должна помешать продвижению противника на запад — к жизненно важным пор­там и авиационным заводам Портсмута и Саутгемптона. Выждав удобный момент, подвижные части должны попытаться нанести урон врагу.

3. Военно-воздушные силы сосредоточивают усилия на не­приятельских базах снабжения по обеим сторонам Ла-Манша, чтобы не дать противнику возможности укрепиться. Истребите­ли обеспечивают воздушным прикрытием боевые корабли, даже если это будет иметь своими последствиями беспрепятственные действия бомбардировщиков “Люфтваффе” над сушей.

4. Расширяются права местных административных органов (разумеется, в рамках, предусмотренных правительством).

В оккупированных районах ожидаются трудности с продо­вольствием; вероятно, эта проблема приобретет остроту и по всей стране, так как доставка грузов морем невозможна, порты Кана­ла разрушены или захвачены, Лондонский порт перекрыт.

Обсуждались функции полиции и внутренних войск в условиях оккупационного режима. В этом вопросе было много неясного. [230] Допускалось сотрудничество с немецкими властями “в интересах защиты граждан”. Само собой разумеется, полиция не должна оказывать сопротивление захватчикам.

Черчилль полагал, впрочем, что полиция, пожарные и другие подобные службы должны покинуть занятую врагом территорию с последними регулярными частями Его Величества. “Мы ни в коем случае не поощряем участия в военных действиях людей, не находящихся в рядах армии. Но мы этого и не запрещаем”, — говорил он.

Служащие, не имеющие оружия, по словам Черчилля, долж­ны активно отстаивать права мирного населения. Если они будут работать на оккупированной территории, они могут подчиниться противнику, как и остальные граждане. Но они ни в коем случае не должны помогать немцам — ни в установлении их порядков, ни в какой-либо другой сфере деятельности.

К этому времени уже стало ясно, что люди все равно будут поступать так, как они сочтут нужным. Призывы правительства не покидать насиженных мест оставались гласом вопиющего в пустыне. Информационные бюллетени, имеющие целью предот­вратить панику среди населения, называли смехотворными. Кста­ти, немецкое радио слушали с таким же вниманием, как и Би-Би-Си. Немецкие сведения о ходе вторжения подчас отличались большей точностью, нежели английские.

5. Хотя прямое военное вмешательство на стороне англичан вовлекло бы США в войну, правительство Черчилля приняло ре­шение снова обратиться к президенту США Ф.Рузвельту с просьбой о помощи.

Как это часто бывает в истории, 16 и 17 июля в события вмешалась погода. Уже накануне выше по течению Ла-Манша моросил дождь. Вечером 15 июля видимость над Ла-Маншем сократилась; дождь продолжал накрапывать. На следующий день установилась нелетная погода. Наземные службы аэродромов, осо­бенно на севере Франции, почти прекратили функционирование. Нельзя сказать, что немцы совсем перестали подниматься в воз­дух, но видимость была очень плохая.

Обе стороны сосредоточили свое внимание на минных заг­раждениях. Ночные бомбардировщики вслепую искали мишени. Надо признать, иногда им это удавалось. А вот небольшая группа [231] королевских миноносцев, высунувших нос в Проливы, обнаружи­ла значительно меньше целей, чем накануне ночью.

В целом 16 июля англичанам везло. Немецкие ВВС решились лишь на небольшое число полетов. Соответственно, Королевский флот находился в менее опасных условиях, а RAF получили воз­можность немного отыграться. Английская армия была избавлена от пикирующих бомбардировщиков Кессельринга, которые были обещаны фон Фитингофу. К неудовольствию Буша, очередной груз сбросили со значительным отклонением от плацдарма, где его ожидали. Последний казус расценили как очередную ошибку дис­локации. И еще: гавань Фолкстоуна функционировала на пределе, Дувр был в руинах, и доставка военных материалов по воде шла хуже самых пессимистических ожиданий.

Однако фон Фитингоф очень обрадовался появлению десят­ка танков (авангард 9-й танковой дивизии), двух дивизионов 88-миллиметровых орудий, а также некоторого количества бое­припасов и топлива. Он по-прежнему считал свое положение рискованным и вздохнул бы с облегчением, если бы обстановка под Хайтом стабилизировалась.

Последняя попытка англичан

Шернер же горел желанием закрепить успех минувшего дня. Он и командир 17-й дивизии, генерал-майор Герберт Лок, полу­чили приказ раз и навсегда выбить противника из Хайта и Солтвуда и, наконец, захватить аэропорт в Лимпне. Однако на сей раз англичане опередили Лока.

На рассвете 16 июля 135-я бригада и два взвода “матильд” из состава 8-го танкового полка атаковали позиции немцев. Они про­рвались через разрушенный прибрежный город и взяли под кон­троль развалины Сен-Гольф-Корса. Вместо захвата новой терри­тории Локу пришлось приложить отчаянные усилия, чтобы вер­нуть старые позиции и не допустить захвата столь важного для немцев участка побережья в районе Сандгейта.

Ни Торн, ни Лиардет, ни солдаты 135-й бригады так никог­да и не узнали, насколько близки они были в тот день к победе. В распоряжении англичан оказался плацдарм в районе Хайта. Противник в поле зрения был охвачен паникой. Нужно было всего лишь привлечь резервный пехотный батальон, добавить [232] еще несколько “матильд”, и дело было бы сделано. Но в решаю­щий момент англичане оказались под сильнейшим огнем про­тивника. Две “матильды” были повреждены. И тут поступил приказ Торна об отступлении. Командиру бригады пришлось отказаться от мысли задействовать резервный батальон. Нехотя, очень нехотя анг­личане повиновались. Вечером немецкий патруль обнаружил, что враг отступает. К ночи все вернулись на исходные позиции.