Окно действительно было завешено черной светомаскировочной тканью, как в старой фотолаборатории. Через стенку, из соседней комнаты, доносились странные звуки — будто кто-то ритмично и громко чавкал.

— Все, можешь поворачиваться, — послышался Машин голос. — А, ты же у нас сегодня малоподвижный! Ну, ничего, я тебе сейчас помогу!

И она помогла. Латников обалдел. Конечно же, это была Маша. Но совсем не та Маша, что он ежедневно видел на кафедре. Перед ним стояла античная богиня, одетая во что-то типа кожаного бикини с многочисленными блестящими заклепками. На шее — ошейник со стальными шипами, а в руке — ярко-красный стек с рукояткой в форме фаллоса. На ногах не было вообще ничего. Молча, она подняла руку со стеком вверх. К чавкающим звукам из соседней комнаты добавились другие, напоминающие редкие аплодисменты.

Но тут что-то произошло, а Маша так и застыла с поднятой вверх рукой. Необычные звуки тоже прекратились. В то же мгновение, прямо из ничего появилась Лилит. Выглядела она точно так же, как и в их последнюю встречу.

— Времени у тебя неделя, — сказала девушка. — А то я просто сотру твою личность, и всего-то дел. Время пошло.

С этими словами Лилит стянулась в точку и исчезла, а ожившая Маша, так ничего и не заметила.

— Ну, что, сучка? — спросила она, шумно махнув стеком. — Готов?

С этими словами она уперлась голой ступней Латникову в грудь.

— Это ты мне? — удивился он, испытав целую гамму неведомых ранее ощущений. И эти противоестественные ожидания показались ему более чем приятными.

— Тебе, кому же еще?..

26. Аэропорт и супермаркет

Свой день рождения я не отмечаю уже давно. Очень давно. Сначала стало как-то неинтересно, потом — неудобно, а позже просто отвык. Даже из интернетовских анкет убрал. Проблема подарков опять же. Ну, во-первых — приглашение на свой день варенья означает: «сделай мне подарок». Во-вторых, подарить что-то, что мне действительно нужно и понравится — о-о-о-очень сложно. За последние четыре года это удавалось всего двоим. В-третьих, принимать ненужные вещи и при этом делать довольную физиономию я никогда не умел, и сие занятие было для меня пыткой. Да и сидеть в качестве «именинника» — довольно неприятно. Не люблю я этого. Вообще-то главное в подобных мероприятиях — хорошая компания и приятная расслабляющая обстановка, но найти повод для аналогичных встреч — не проблема, можно собраться и вообще без повода. А уж если возникает предлог и желание с кем-то встретиться — обычно это происходит «в рабочем порядке»: захотели и собрались, а кто не смог — тот не пришел.

Почему-то в холодное время захотеть и собраться намного сложнее, чем летом. Да и вообще плохо, когда день рождения зимой. Как-то неудобно все. В тот год этот день пришелся на далеко не самый удобный и приятный отрезок времени. Недавно я схоронил отца. Откуда-то выполз целый ворох проблем и непонятных для меня дел. Какие-то фантастические события и мистические обстоятельства никак не давали расслабиться, а непрерывная череда встреч и разговоров создавала ощущение абсолютной занятости. Ложное, кстати сказать, ощущение. Я до сих пор так ничего и не понял. И мало что узнал.

Вдруг ожил мой мобильник.

— Слушаю, — привычно сказал я. Номер не определился, и я не знал, кто мне звонит.

— Привет! Это — я! Ты в Москве?

Звонила Лена — моя подруга. Нашлась все-таки!

— Привет! — обрадовался я. — Ну, наконец-то! Ты куда пропала? Я срочно должен был улетать, а ты куда-то делась. Я уж звонил-звонил, всех наших общих знакомых перебаламутил — никто ничего не знает! А родители твои вообще не сказали мне ничего внятного. Хорошо хоть я привык к твоей манере исчезать без предупреждения, а то с ума бы сошел. Где тебя носит?

Такая привычка у моей подруги действительно была, и доставала всех просто нереально. Кто ее хорошо знал, тот был в курсе, что у нее случались периоды, когда она исчезала с горизонта, словно растворялась в воздухе и делалась абсолютно недосягаемой для контактов.

— Тут вот какая история… долго рассказывать. И дорого! Но мы скоро увидимся. Я прилечу к тебе.

— Да? Сюда? Здóрово! А денег у тебя хватит?

— Денег хватит, меня бабушка спонсировала. Ты ей почему-то очень нравишься, и она все мечтает нас поженить.

Сначала Бог создал Небо и Землю. Отдохнул. Затем Бог создал мужчину. Отдохнул. Затем Бог создал женщину. Больше ни Бог, ни мужчина уже не отдыхали. Это что — притча или просто анекдот?

— Ну, Лен! — с просительной интонацией сказал я. — Староват я для тебя буду. Я ж почти вдвое тебя старше! Как твоя бабушка может допускать такие мысли?

Бабушка у Лены — Татьяна Александровна Мансурова — человек в своем роде уникальный. С какими-то древними корнями из очень интеллигентной семьи, она носила дворянскую фамилию и состояла, по слухам, в дальнем родстве аж с самим царским родом. Будучи из эмигрантов второй волны, она попала в Париж в совсем еще юном возрасте. Во время Второй мировой войны, в период нацистской оккупации, познакомилась с застрявшем в Париже голландцем-сопротивленцем, тогда тоже еще мальчишкой, и у них зародилась любовь на всю жизнь. Кстати со своим избранником — Ленкиным дедушкой — она так и прожила до старости без официальной регистрации — «гражданским» браком… После сороковых годов двадцатого века состав русской эмиграции качественно изменился. Представители второй волны нередко говорили на русском языке и стремились сохранить русскую культуру в своих семьях, поэтому Ленина мама свободно говорила по-русски, хоть и с обязательным акцентом. После смерти своего мужа, бабушка Лены сильно переживала и всю себя отдала внучке. В этом мы с ней были похожи — обоих воспитывали бабушки. Татьяна Александровна завела правило — разговаривать с внучкой только по-русски. В результате та выросла билингвой и выбрала для себя непопулярную ныне специальность филолога-русиста. Потом ее родители переехали в Москву (по-моему, это уникальный случай, обычно бывает наоборот), и Ленка несколько лет жила в России. А когда умер ее второй дедушка, она снова вернулась в Париж. Позже она регулярно бывала в Москве и Петербурге, изучала там живой русский язык, клубную жизнь и современный молодежный сленг.

— … Как твоя бабушка может допускать такие мысли?

— Да смеюсь я, шучу, — успокоила меня подруга. — Не пугайся только. Ничего такого моя бабушка никогда не говорит. Но думает! Так вот — прилетаю я завтра. Встретишь меня?

— Обязательно! А завтра — это когда?

— Рейс… сейчас скажу… так, запоминай: рейс — су двести пятьдесят один Аэрофлот, в Шереметьево два. Прилет в три часа по Москве. Разберешься там.

Лена вообще замечательная девушка. Мне было интересно с ней всегда и везде, и мы могли болтать обо всем на свете. В свои двадцать два года она была слегка циничной, и далеко не дурой, что делало ее еще более привлекательной в моих глазах. Она всегда удивляла меня своей особой женской сметкой и потрясающим чувством юмора. Если на нее находило вдруг паршивое настроение, то она просто-напросто являлась ко мне, и мы долго сидели прижавшись друг к другу. Наконец она объясняла, в чем дело, а я пытался ее успокаивать. Обычно у меня это получалось. У нее был холодный аналитический ум, который иногда неправильно называют «мужским». Она хорошо понимала, что такое Unix, отличала его от Linux, и прекрасно знала, что, когда я говорю «машина», то имею в виду совсем даже не автомобиль. Но при этом она не знала кучу разной другой полезной информации. Ей было действительно интересно меня слушать, и она любила задавать всякие вопросы. Настоящие вопросы, умные, с полным осмыслением. Мы говорили и говорили, а в знак признательности за это я получал ее драгоценную улыбку, горячие объятья и нежные поцелуи. А если она светилась счастьем, то мы становились пригодны для разных безумных поступков, в частности, в области секса. Обычно она была изобретательницей и выдумщицей, да и мои идеи часто воспринимала с пониманием и интересом. Она была чудесная девушка.