А что, прекрасное прикрытие… Частное предприятие по изготовлению дверей и ворот… Комар носу не подточит, что работники этого предприятия работают по ночам, а днем только ножи точат… Разумеется, за исключением нескольких работяг, которые обязаны доход хозяину приносить и изготовлением дверей.

Чтобы не торчать на виду, Павел отошел к крайнему дому, сел на скамеечку у подъезда, укрывшись за поредевшим кустом сирени, и стал ждать.

Алексей, видимо, довольно быстро понял, что честным трудом, и честным бизнесом много не заработаешь. А ему хотелось много, и поскорее. Еще он понял, что та многочисленная компания, которая крутилась вокруг "Книжно-журнального предприятия", деньги для него зарабатывать не будет, а хочет, наоборот, чтобы он для нее деньги зарабатывал. Потому он и учредил с двумя, как ему казалось, самыми дельными партнерами отдельное предприятие. Воспользовался гарантией Гафта, взял кредит… Вот тут и началось самое главное. Он не удосужился даже посоветоваться с профессионалом издательского дела, со специалистом. Второпях, даже не сверившись с Пасхалией, они сдали в набор рукопись церковного календаря, заключив договор на гигантский тираж в несколько сот тысяч экземпляров, на сколько хватало ста пятидесяти миллионов. Но, как говорится, их обули еще в типографии. Типография по их рукописи отпечатала свой тираж, и когда они привезли тираж своего календаря на московский оптовый рынок, в спорткомплекс «Олимпийский», там уже продавался их календарь, по цене в два раза ниже себестоимости.

Сроки поджимали, кредит надо было возвращать, а календарь плохо брали и в два раза ниже себестоимости, книжники народ знающий, сразу обнаружили ошибки. Пришлось еще больше снизить цену, только лишь бы спихнуть тираж. Короче говоря, чтобы рассчитаться с банком, Алексею пришлось продать свою квартиру. Видимо тогда он и утвердился в мысли, что надо приобрести первоначальный капитал любой ценой, даже и ценой преступления. А расчет-то точен, ему даже не придется долго скрываться. У убитых чеченцев наверняка есть дружки, которые в курсе дела, то есть в общих чертах в курсе, где и у кого предполагалось закупить оружие. И вполне может так случиться, что волкодавы полковника не выйдут победителями из схватки. Чеченцы повертятся, повертятся на чужой территории, да и уедут ни с чем. В таком случае, Павел становится настолько нежелательным свидетелем, что Николай просто обязан его убить, при чем любой ценой.

Тут железная дверь кочегарки открылась, и из нее вышел Николай, собственной персоной. Сел в «Волгу» и укатил.

Павел поднялся с лавочки и пошел разыскивать телефонную будку. Будку он разыскал, но телефона в ней не было. Он пошел дальше, телефон обнаружился у самой трамвайной остановки. Он набрал номер служебного телефона полковника, но там слышались длинные гудки, тогда он набрал номер домашнего, но и там никто трубку не снял. В это время подошел трамвай, не особенно зло, ругнувшись, Павел запрыгнул на подножку, тут же сел на свободное место и отрешенно уставился вперед. Кондукторша повернула голову, обвела задумчивым взглядом салон, но со своего места не встала. Вот и ладненько, малость сэкономим…

Вылезя из трамвая, он подумал, что надо будет все долги раздать, даже мелкие. Найдя телефон, полистал записную книжку, среди сотен телефонных номеров там отыскался и номер Кобылина. Павел набрал номер, трубку сняли почти сразу:

— Алло, я слушаю, — раздался уверенный голос Кобылина.

Павел решил назвать его особенно нехорошим прозвищем, которое Женьке жутко не нравилось:

— Кобыла, хочешь знать, почему я тебе рога не обломал?..

В ответ послышалось:

— Вот я тебе, козел, точно обломаю! И ножик не поможет… — и он тут же бросил трубку.

Павел довольно хохотнул. Сколько его унижали эти самодовольные гении андерграунда, но за всех придется отдуваться одному Кобылину, и именно потому, что он такой здоровый.

— Как сарай с пристройкой… — вспомнил он любимую присказку братцев-акробатцев.

Потом он еще раз набрал номера полковника, и служебный, и домашний.

— Черт, где он шляется?! — проговорил Павел, вешая трубку.

До собрания литобъединения осталось совсем мало времени, а потому Павел поехал в центр, поближе к писательскому особнячку. Когда он вошел, почти все уже собрались, курили в курилке. Увидев его, к нему кинулся Григорий. Павел уже и забыл, из-за более серьезных событий, о большой стирке его штанов, а потому чуть не отреагировал адекватно на захват за грудки; захватом за кисть и болевым приемом на локоть. Но этого самодовольного петуха Павлу гасить вовсе не хотелось. А потому он с нарочитым испугом схватился за руки Григория, и зачастил:

— Гриша, Гриша! Ты чего? Что с тобой?!

— Будто не знаешь…

— В том то и дело, что не знаю?..

— Чего ты мне в водку подмешал?! Козел…

Павел хотел незамедлительно врезать ему за козла, но передумал.

— Да ты что, Гриша?! Я сам полдня на унитазе просидел! Видать мало того, что водка паленая попалась, еще и бифштекс протухший оказался! Ты ж знаешь Люську, этот бифштекс мог двое суток в тепле стоять…

— А почему ты не отрубился?.. — Гришка явно колебался.

— Да я ж выпил меньше вас! Ты же знаешь, я много не пью…

— Н-ну, только вякни кому… — и Григорий отпустил его.

Павел злорадно подумал, что за него это сделает Люська. Как только у нее кончится писательский задор, и она вылезет в «свет», тут-то все и узнают о конфузе.

Наконец явилась руководительница. Но ей тоже приспичило перекурить, а потому все продолжали толкаться в курилке, дымить сигаретами и болтать о том, о сем. И тут, пылая жаждой мести… Как там у классика?.. Короче говоря, ворвался Женька Кобылин, в сопровождении жаждавшей водки и зрелищ Люськи. Он подошел прямо к Павлу, и сказал громко, на всю курилку:

— Сейчас я тебя буду бить!

Деловито снял куртку, бросил на подоконник, снял часы, положил в карман. Павел хладнокровно ждал. Наконец он закончил приготовления, пригласил:

— Пошли, выйдем?..

Павел равнодушно пожал плечами:

— Чего это мне с тобой делить? Ее, что ли?.. — он кивнул в сторону Люськи. — Да трахай ты ее на здоровье… Не пойду я никуда…

Кобылин схватил его за рукав свитера и поволок к выходу. Павел упирался, Кобылин стервенел, дергал его изо всей силы, Павел мотался из стороны в сторону, представляя собой весьма жалкое зрелище. Наконец Кобылин выволок его на крыльцо. Видимо помня увертливость Павла, прижал к кованным в прошлом веке перилам высокого крыльца и взмахнул правым кулаком. Павел применил левый уклон. Тут же последовал удар с левой — правый уклон. Кобылин остервенел окончательно. Удар с правой — левый уклон, удар с левой — правый уклон. Удар снизу — молниеносный отклон. Наконец на крыльцо вывалило человек пять литобъединенцев, но никто не решался сунуться к разошедшемуся не на шутку Кобылину. Наконец он окончательно потерял голову от злости. Вцепился в Павла так, что кости затрещали, даже попытался ухватить за волосы, чтобы вернее подставить его физиономию под свой кулак. Павел быстро вывернулся из захвата, сбил его на пятки и молниеносно проведя заднюю подсечку, пустил с крыльца. Бедняга прогрохотал так, будто железного Феликса свергли с постамента. Павлу показалось, что он больше не поднимется, ан, нет, живучая скотина оказалась… Еще как вскочил, и тут же очумело, как раззадоренный матадорами бык ринулся на крыльцо. Павел чуть-чуть ушел с линии атаки, но так, чтобы Кобылин его слегка зацепил, и дал быструю переднюю подножку, одновременно направляя его головой на прочнейшие, выдержавшие не одну войну и революцию, перила. Он грянулся так, что гул разнесся по всей улице, но тут же с ревом развернулся, неуклюже пытаясь схватить Павла. Тот отреагировал мгновенно: отпрыгнул к ступеням, Кобылин ринулся за ним, все еще пытаясь схватить, и Павел почти позволил себя схватить, но тут же ушел в бок и дал переднюю подсечку. Кобылин покатился с крыльца, но тут вслед за ним скатился и Павел, ловко сымитировав, будто это Кобылин его сбросил.