Николай поставил роту в засаду в трехстах метрах от батареи в редком кустарнике.

Обстрел батареи тяжелыми снарядами прекратился. Когда рассеялась пыль, Николай увидел артиллеристов. Они выкатывали из окопа единственную пушку.

«Что они собираются делать? — пытался понять Николай. — Неужели нас приняли за немцев?»

Скоро стало все ясно. Со стороны балки показались немецкие танки. Впереди шел широкий танк с длинноствольным орудием, окрашенный под цвет местности.

«Вот он «тигр». За ним идут другие машины… Это, несомненно, «пантеры». А позади старая мелкая сошка… Знакомые… Прикрывают…»

Короткоствольная пушка артиллеристов несколько раз тявкнула навстречу «тигру», но ответный выстрел смел расчет.

Николай видел, что силы неравные, если немедленно ввязаться в бой, но не мог смотреть равнодушно на гибель артиллеристов.

— Идем в атаку! — предупредил он товарищей. — Всем бить по головному танку противника… А дальше делай, как я…

Десять «тридцатьчетверок», сбрасывая маскирующие ветки и разрушая все перед собой, вырвались из кустарника и ринулись наперерез «тигру». Поймав на прицел лобастую башню, Николай нажал на спуск. В тот же миг броня «тигра» засверкала белыми искрами прямых попаданий бронебойных снарядов, однако Николай не обнаружил, что грозная машина получила серьезные повреждения. Снаряды были бессильны перед толщиной металла. Однако «тигр», словно ослепленный, покрутился беспомощно и остановился.

— Вот оно что! Экипаж внутри контужен! — догадался Николай и перенес огонь на ближайшую «пантеру». Она, не успев развернуться, попятилась назад. В это время ствол ее пушки отлетел в сторону. Это было так неожиданно, что даже Николай, уже немало видевший на своем веку, ахнул от удивления. Однако раздумывать было некогда. Получив временный успех, он хотел заставить немецкие танки отойти.

Проскакивая мимо остановившегося «тигра», он повернул башню и послал бронебойный снаряд в его борт. От танка отлетел большой кусок брони и изнутри вырвалось пламя. «А ты, оказывается, слаб в боках», — мысленно сказал Николай «тигру».

— «Пантера» слева! — отчаянно крикнул механик-водитель, круто бросая машину в сторону.

Николай оглянулся, и мороз пробежал у него по спине: его оплошность дорого обошлась экипажу. Подкравшаяся из-за батареи вторая «пантера» нащупывала стволом пушки борт «тридцатьчетверки».

Ожидая рокового удара, Николай резко повернул башню, но его опередили. Сквозь грохот выстрелов, рев моторов и лязг гусениц послышался тренькающий выстрел полковушки. «Пантера» вспыхнула, как спичка. На мгновение промелькнула голова артиллериста и скрылась за лафетом.

— Спасибо, друг! — крикнул Николай от души. Вторая «пантера» с оторванным стволом тоже горела. Потеряв еще три обычных танка, немцы отошли.

Чтобы не зарываться, Николай не стал преследовать их, повернул роту к балке, а оттуда, используя скрытые подступы, к месту засады. Когда танки были замаскированы, он послал четверых танкистов на помощь артиллеристам, а сам доложил по радио в штаб бригады: «Вынужден был вступить в бой с танками противника. Нами уничтожены «тигр», «пантера» и три танка старого типа. Вторую «пантеру» сожгли артиллеристы. У нас все благополучно»,

В штабе, видимо, не сразу поверили донесению и потребовали уточнить потери противника. После этого роте объявили благодарность.

Закончив переговоры со штабом, Николай вылез из танка, чтобы обойти экипажи. Из каждого люка на него смотрели улыбающиеся, счастливые лица.

— «Тигр»-то горит, товарищ капитан, не хуже бензобака.

— Бортовая броня у него на куски разлетается…

«А ведь рота прошла стадию формирования в боевых условиях, — подумал Николай. — И мне поверили. Пожалуй, в этом должно состоять счастье командира, а у меня нет этого ощущения. Только выводы для себя. Неужели я становлюсь стар? Или уже избавился от юношеского тщеславия?»

— Хорошо действовали, товарищи. Дружно. Если так будем и впредь воевать, никакие новые марки немецких танков нам не страшны, — ободрял он солдат, коротко подводя итог боя. — Все экипажи достойно дрались.

Вернулись посланные на помощь артиллеристам и доложили:

— Там никого нет… Раненого командира еще до нас, говорят, увел шофер. Там сейчас занимают оборону пэтээровцы.

Николай так и не узнал, что был свидетелем гибели родной батареи, где его сделали солдатом.

Немцам, несмотря на громадные жертвы, не удалось развить наступление. Правда, ценой огромных, невозместимых потерь они кое-где продвинулись, но это не было ни прорывом оборонительной полосы, ни тактическим успехом. Это скорее походило на вмятину в стене несокрушимой крепости, когда по ней бьют тараном: удары наносятся без конца, а на поверхности стены появляются только небольшие углубления. Таран бессилен против мощной преграды!

Батарея Андрея Куклина еще утром находилась на значительном расстоянии от переднего края, но уже к трем часам дня он не нуждался в наблюдательном пункте и в связи. Батарея отбивалась от наседающего противника прямой наводкой, и когда показались танки немцев, Андрей понял, что наступает критическая минута. Он отошел назад метров на тридцать и, сняв с головы пилотку, ударил об землю.

— Слушайте, братцы!

Наводчики, только что смотревшие в панораму, оглянулись назад и застыли, замковые задержали руки на рукоятках поршневых затворов, заряжающие так и остались стоять в обнимку с очередным снарядом, увидев своего командира в таком возбуждении.

— Товарищи мои!.. — крикнул Андрей. Многое хотелось сказать ему о долге солдата, о совместных прежних боях, о погибших товарищах, но вместо этого он поставил ногу на пилотку и отдал приказ — Дальше этой пилотки нет нам земли. Ни шагу назад! Стоять насмерть!

К орудиям Андрей вернулся ровным шагом, хотя мимо то и дело пролетали пули. Наводчик Василенко подал ему свою каску…

Противник стремился уничтожить батарею во что бы то ни стало. Атака следовала за атакой, а в промежутках между ними налетали десятки бомбардировщиков. Тяжелая артиллерия и вздохнуть не давала.

Вышли из строя Закир Мухаметдинов, затем Володя Казаков. Они были ранены почти одновременно. Из офицеров остался один Андрей. Судьба, казалось, берегла его для чего-то важного.

Расчеты редели. Выходили из строя и орудия, а Андрей бегал от одного расчета к другому, заменял выбывших, отдавал распоряжения об эвакуации раненых и подброске снарядов. Несколько раз взрывная волна сбивала его с ног. Он де помнил, когда и где потерял каску.

Когда появилась новая волна танков с «тигром» и «пантерой» впереди, у Андрея было одно неисправное орудие и неполный расчет. Он сам стал за наводчика и вступил в единоборство с «тигром». Рядом разорвался снаряд. Расчет погиб, а Андрея обожгло выше колена. Нога была оторвана.

«Ну вот и все!» — прошептал он, почти теряя сознание.

На мгновение возникло страстное желание доползти до разбитых снарядных ящиков, где лежали мертвые товарищи, и заснуть возле них, чтобы никогда больше не просыпаться.

Но откуда-то сбоку вырвался новый немецкий танк. Он двигался прямо на батарею. Это привело Андрея в бешенство. Как? Немецкий танк пройдет по орудиям, раздавит трупы погибших товарищей? И, может быть, какой-нибудь немецкий офицеришка будет стоять над ним, умирающим советским командиром, и еще усмехаться?

Превозмогая нестерпимую боль, Андрей попытался было доползти до хобота орудия, чтобы повернуть Пушку против «пантеры». Но сил не хватило.

«Мерещится», — решил он, увидев белые искры на лобовой броне «тигра», и тут же до него донесся знакомый рев моторов «тридцатьчетверок». Танки вылетели из кустарника сплошной лавиной. Впереди, изрытая огонь из ствола пушки, неистово мчалась командирская машина.

— Так их, ребята, так! — закричал Андрей, увидев пламя над «тигром», и потерял сознание.

Очнулся он от толчка. Кто-то перетаскивал его через канаву ползком.

— Куда? Куда? — закричал он, испугавшись, что его волокут в плен.