— Пойдем, потанцуем, — предложил Николай Нине.

— Пойдем.

По дороге Николай молчал.

— О чем ты задумался?

— Так… О Дмитрии Петровиче… Хирург он… А там, видимо, много хирургов потребуется.

— Ты о Монголии? Неужели там так серьезно? А Дмитрий Петрович догадывался об этом?

— Думаю, что нет.

Нина не придала значения этому разговору: мало ли какие догадки можно строить.

Узкая тропинка, извиваясь в кустарниках, вывела их на танцевальную площадку. При свете электрических лампочек под липами кружились пары.

Николай уверенно повел Нину по кругу. Он шел свободно, чутко оберегая ее от толчков танцующих. Нина едва успевала угадывать его неожиданные сложные движения. Казалось, что танцует сама душа.

— Хорошо как, Нина, — восторженно шепнул он, выведя ее на середину площадки. — Хотелось бы всегда так с тобой».

— Не придется, — ответила Нина, не смея поднять глаза.

— Почему?

— Скоро кончится отдых, и мы разойдемся в разные стороны, — ответила она и, чтобы подавить нахлынувшую грусть, пошутила: — Ты уедешь в Москву, в аспирантуру. А мне еще долго зубрить свою медицину. Ты будешь ученым, а я — врачом. Дороги, видишь, разные.

— Ты, конечно, будешь сельским врачом? Заведешь себе корову, огород, — сказал он в тон ей.

— Заведу, наверное. — Она посмотрела ему в глаза — ночью они показались темноватыми. Увидев в них веселые искорки, задорно добавила — Как же иначе? Обязательно заведу!

Танец окончился.

— Трудно сказать, Нина, кем нам придется быть, — сказал Николай, когда они выбрались из толпы. — Жизнь прожить, говорят, не поле перейти. Иная аспирантура, кажется, ждет меня.

— Не понимаю… Скажи, если не секрет.

— Секрета, конечно, никакого нет. Просто положение неопределенное. — Он все-таки уклонился от прямого ответа.

Налетел слабый ветерок и, прошуршав в листве берез, с шумом унесся в лес.

Яркие лучи солнца, скользя по стене, добрались до койки и разбудили Нину. Она пыталась заслониться от них подушкой, платьем, накинутым на спинку стула, но ничего не помогло. Убедившись, что ей не уснуть, она откинула одеяло.

За окном самозабвенно пел соловей. Что значат для маленькой, почти незаметной птички все ее трели, свисты и перещелкивания? Какие мечты и надежды вложены в ее нежные мелодии?

Соловей внезапно замолк. Нина долго ждала продолжения, но за окном слышался только щебет воробьев да синиц. Улетел за пищей для своей маленькой семьи? Или еще что-то случилось?

— Зина! — окликнула она подругу. — Ты спишь? Слышала, как соловей пел?

Зина не ответила.

— Ох и любишь же ты поспать, Зинка! Хоть земля тресни пополам, а ты будешь спать!

Снова не получив ответа, Нина встала и, подбежав К кровати подруги, пощекотала ей ухо обрывком газеты. Зина не проснулась, а только повернулась на другой бок.

— Да проснись же ты! Посмотри, какое чудесное утро! — сказала Нина и с завистью подумала: «Вот это сон!»

Потом, бесцеремонно отодвинув подругу, легла рядом с ней.

Зина вдруг захохотала и порывисто обняла подругу.

— Тебе не спится? — спросила она, и сама ответила: — Оно и понятно.

— Почему? — спросила Нина, рассеянно улыбнувшись.

— Коля — хороший человек.

— Как ты узнала?

— Шила в мешке не утаишь. Недаром же сама с собой начинаешь разговаривать… Любит он тебя.

— Не знаю.

— Он тебе, будто, не говорил? — недоверчиво спросила Зина.

— Нет, — с горечью ответила Нина.

— А зачем тебе обязательно слова? Без слов ясно.

— Как же без слов?

— Дура! — возмутилась Зина. — А те пентюхи! Двое влюблены в одну и объясниться не могут. Умора! Федька-то… Каша во рту застывает, а тоже туда же!

— Никогда ты не можешь обойтись без злых шуток! — рассердилась» Нина.

— Ей-богу, как мальчишки в четвертом классе, — смеялась Зина.

— Да ну тебя! С тобой никогда нельзя разговаривать серьезно!

Нина встала, оделась и села к окну. Тикали в коридоре стенные часы. Кто-то прошел мимо двери, шаркая кожаными подошвами.

Утро было ясное, воздух прохладный. Глядя на спокойную гладь Камы, Нина ощущала какую-то смутную, непонятную тревогу. Почему так?

Коль полюбишь, пострадаешь — Эту песню запоешь… — запела она и посмотрела на Зину. Та уже снова спала, положив руки под щеку.

— Да, коль полюбишь…

Любовь, любовь! Никто не знает, когда зародится это большое чувство: то ли в смутных желаниях на заре зрелости, то ли еще раньше? Но настанет день, когда будет нужен он — нежный, красивый, благородный, для которого не жаль ничего, ради которого можно идти на все. И бывает, как наяву ощущаешь его во сне и в грезах видишь себя в его сильных руках.

Вначале это еще смутный, расплывчатый образ. Воображение наделило его самыми дорогими для тебя качествами. Ни мать, ни самая задушевная подруга не знают и не могут узнать эту сердечную тайну, да и сама ты едва ли в состоянии осознать все, что чувствуешь…

И вдруг нежданно-негаданно появится он, уже не смутный, не созданный мечтой, а реальный, настоящий, живой. Трудно сказать, где найдешь свою судьбу. Не объяснишь ведь, почему сердце выделит из сотен таких же молодых именно его. Может быть, он будет тем, кого встретишь случайно на сложных переплетениях жизненных путей, или тем, кто годами жил рядом, не замеченный раньше, или, того хуже, — изводимый твоими девичьими колкостями. Какой случай и в какой добрый или недобрый, час зажжет костер в груди — не предвидеть, не предсказать…

А потом… Потеряешь душевный покой. Потеряется и исчезнет простота в обращении с людьми. Впервые почувствуешь, что не можешь просто сказать человеку то, о чем легко говорила вчера,

И вот когда скажется прошлое! Все ведь зависит ох того, как сумела подготовиться к жизни. То ли приобрела такие качества, что старый человек тебя поставит я пример другим, при встрече будет рад перекинуться словом, а сыну укажет на тебя, как на желанную невесту; молодой парень, не поведет себя при тебе вольно, а пройдет мимо, оглянется и вздохнет украдкой. То ли успела к тебе прилипнуть нелестная слава, и тогда…

Все зависит от тебя…

В это утро к завтраку Федор вышел один.

— Где Коля? — спросила Нина, наклоняясь к тарелке. Она боялась, что лицо предательски вспыхнет краской смущения.

— А! — недовольно бросил Федор. — Носят его черти! Дурная башка, правду говорят, ногам не дает покоя. — И, не скрывая злости, добавил: — Уехал в соседний городишко. Оставил записку, что приедет к обеду. Поговорить с институтом по телефону ему приспичило.

— О чем? — заинтересовалась Зина.

— Знаешь, взбредет иногда некоторым умникам в голову такое, что отговорить отцу с матерью не удастся.

— Что ты нам загадки загадываешь? Говори толком, — оборвала его Зина.

— Спроси сама, если надо. Что я могу сказать о его планах на будущее?

В это утро все пошло вразлад. Пригласил Федор девушек покататься на лодке. Зина не захотела. Потом ей взбрело в голову идти к озерам, но тут же она закапризничала. Сама не пошла и другим испортила настроение. Наконец Нина поссорилась с ней и ушла к одинокой березе на берегу. Отсюда она хорошо видела, что Федор и Клава ищут ее, но не захотела покинуть свое убежище.

Из-за мыса показался белый пассажирский пароход. Первой мыслью Нины было сейчас же идти на пристань встречать Колю. Но удобно ли? И так Зина говорит, что все замечают их отношения…

Пароход загудел и начал разворачиваться. Нина поправила волосы и медленно пошла по тропинке к берегу. Несколько человек обогнали ее. У подножья горы догнали Зина и Клава. Зина подбежала к ней и громко, чтобы слышал Федор, шедший позади, шепнула:

— Не горюй, приехал твой суженый.

— Зина!

Но Зина уже была далеко. Подхватив Клаву под руку, она с громким хохотом бежала по хрустящему гравию.

Открыли решетчатые ворота на дебаркадере, и отдыхающие хлынули на него. Когда Нина подошла к барьеру, матросы только что начали укладывать трап. Колю она увидела не сразу, но Зина, неизвестно когда очутившаяся рядом, бросила: