Изменить стиль страницы

В стороне от всех, сгорбившись, сидела пришедшая на заседание Ивлянская. Во всех ее движениях была заметна какая-то растерянность и бессилие. Она что-то записывала себе в блокнот.

Акт читали больше двух часов. И чем дальше его читали, тем больше светлели лица учителей и тем больше горбилась Ивлянская.

«Комиссия признает, — заканчивал чтение уже утомившийся инспектор, — что учительский коллектив работает творчески и стоит на правильном пути… Работу признать удовлетворительной…»

Сергей слушал и думал: «Как здорово повернулось все». Значит, он не только на верном пути, но еще завоевал и поддержку. Значит, не может быть и речи о снятии его с работы…

Было очень поздно, когда слово взял Сергей. Но в это время в его кабинете зазвонил телефон. Кто-то настойчиво вызывал школу. Извинившись, Сергей пошел к телефону.

— Я слушаю, — сказал он в трубку.

— Заякин? Полуночничаете? Не ложились еще спать? — Нет еще. У нас идет педсовет, — сказал Сергей, стараясь вспомнить, кому принадлежит этот знакомый голос. — Простите, с кем я говорю?

— Да Масленников. Секретарь райкома. Вижу отсюда свет в школе и решил порадовать вас. Слушай: наши войска взяли Выборг. Мир заключен. Понимаешь? Мир! Конец войне! Слышишь?

— Слышу! Хорошо слышу! Спасибо за добрую весть. Пойду сообщать остальным!

Сергей положил трубку и, входя в учительскую, где шло заседание, еще с порога радостно крикнул:

— Война кончилась, товарищи!

Педсовет закончился стихийно. Когда все стали уже расходиться, снова раздался звонок. К телефону пошла Анастасия Максимовна и, тотчас же выйдя из кабинета, с таинственным видом попросила выслушать ее.

— Позвольте и мне сообщить приятную новость. У нашего директора родился сын. Поздравляю, Сергей Петрович.

— Сын, — радостно прошептал Сергей.

* * *

Закончив дела с комиссией, Сергей отправился в больницу. В портфеле его лежали подарки для жены. По пути он купил еще ее любимых конфет. В родильное отделение его не пустили, несмотря на все его мольбы и клятвы задержаться только на одну минуту.

Выйдя из больницы, он долго стоял на крыльце. Под окнами в глубоком снегу виднелась тропа. Кому-то, быть может, удавалось увидеть своего ребенка. Знать бы, в какое окно заглянуть…

— Вы еще не ушли? — выглянув из дверей, спросила акушерка, которую все звали тетей Лушей. Она насмешливо смотрела на Сергея. — Ладно уж… Идите к крайнему окну и ждите. Я скажу вашей жене. Если сын проснулся— его принесем. Скоро его кормить. Эх вы, отцы!..

Сергей спрыгнул с верхней ступеньки крыльца и побежал к крайнему окну.

Аня появилась неожиданно. Сергей увидел побледневшее лицо, ввалившиеся глаза, но как она была счастлива! Она смеялась, что-то говорила, но через двойные рамы слова не доходили до него. Оглянувшись кругом и убедившись, что никого близко нет, он движением губ сказал ей:

— Мама!

Аня пожала плечами.

— Ма-ма! — повторил он.

Вдруг она зарделась и застенчиво улыбнулась.

— Папа! — ответила она движением губ. — Наш малыш, — она показала руками, как будто держит перед собой ребенка, а потам приложила руку к уху и закачалась.

— Спит?

— Ага.

Но сын не спал. Тетя Луша принесла его, завернутого в белое одеяльце. Аня проворно забрала его и чуть приоткрыла головку.

Сергей увидел маленькое личико, жидкие волосы, и что-то дрогнуло у него в груди. Ухватившись обеими руками за раму окна, он прильнул к стеклу.

Малыш зашевелился. Лицо его сморщилось, и он вдруг чихнул. Потом заплакал.

— Будет! Будет! — руками замахала тетя Луша на Сергея и увела Аню с ребенком от окна.

Пришлось идти домой. Все радовало в этот день. Выйдя на главную улицу, он тихонько запел:

Сыночек, сыночек, о чем поешь?
Таких, как мой сыночек, ты нигде не найдешь!

Сын! Сынок! И ты когда-то скажешь первое, дорогое каждому человеку слово «мама». Настанет день, когда ты произнесешь что-то разумное. Пройдут года, и папа с мамой соберут тебя в школу. Будет и это! Будет!

Для тебя и таких, как ты, построены тысячи детских садов, школ, больниц и пионерских лагерей. Для тебя работают учителя, воспитатели, врачи. Счастлив ты, сынок, что родился в стране, где человек — прежде всего, где все — для человека. Твой народ, твоя семья, твое государство— твоя защита.

— Что вышагиваешь, словно именинник? — спросил неожиданно догнавший Сергея Масленников.

— Как же не радоваться? Окончилась война — раз, мою работу признали удовлетворительной — два. Значит, не даром живем на свете! Есть у меня и еще одно радостное событие…

— Ну об этом бы надо пораньше сказать, — перебил его Масленников. — Слышал, слышал, Сергей Петрович. От всей души поздравляю! — Он крепко пожал Сергею руку. — Вот и ты стал отцом. Это хорошо… Прочитал я и акт инспекторской проверки.

— И как находите?

— Верно. Не всякая школа заслуживает такую оценку.

— Спасибо, Федор Трофимович.

— Рад я за тебя и школу. А вон взгляни-ка туда и увидишь, что не всем сегодня радостно.

Из переулка выехало двое саней, нагруженных домашними вещами. За первыми санями, одетый в полушубок, шел Карпов, подгоняя кнутом пегую корову. Бедное животное, не понимая, что происходит, упиралось и, выпучив глаза, тревожно озиралось по сторонам. На других санях отчаянно визжала большая свинья, завернутая в половики.

Увидев Масленникова и Сергея, Карпов со злостью ударил корову. От страха она кинулась в сторону, но, повиснув на веревке, которой была привязана к саням, упала на колени. Карпов снова замахнулся на корову и крикнул:

— Хось!

Сергей навсегда запомнил глаза бывшего председателя райисполкома: злые, ненавидящие. Карпов сделал вид, что не замечает ни секретаря райкома, ни директора школы, но Сергей прекрасно видел, что он следит за каждым их движением.

— Куда он теперь?

— В город. Вернулся на свою прежнюю работу-в торговую сеть. А что? Жаль?

— Досадно за него, — сказал Сергей и, не получив ответа от секретаря, продолжал: — Сразу, как приехал сюда, я услыхал о его неприглядных делах, только не хотелось верить. Потом сам столкнулся с ним. Как подло он оклеветал меня! Но и после этого не хотелось ввязываться с ним в драку, хотя он и продолжал подстраивать все новые и новые каверзы. А ведь как будто большой работник.

— Эх, Сергей Петрович! Как в вас много еще ненужной мягкости! Да, он считался большим работником, но душа-то у него мелконькая, спекулянтская. Его выбросило вверх, когда все в нашей стране кипело и строилось. А сам-то он не затратил на это особого труда, да и заслуг у него никаких нет. Просто попался кому-то на глаза. Сначала выдвинули на одну работу, потом на другую и ни разу по-настоящему не проверили. А понравиться и выбрать момент он умеет. Краснобай… Ну, мне сюда, — сказал Масленников, показывая на райком. — Заходите, когда будете посвободнее.

— Зайду, обязательно зайду! Спасибо!

Позабыв о Карпове, Сергей шел по улице, и мысли его повернулись к Ане, к сыну, к Коле Снопову. Интересно, где он сейчас? Сергей верил, что Николай жив.

Хорошо бы встретиться с ним и поговорить по душам. Как родного брата, обнял бы его.