Изменить стиль страницы

Дома командного состава вплотную примыкали к городу. У крайнего домика на скамейке сидело несколько женщин. Еще издали капитан заметил среди них Наташу и Светлану. «Трудно им будет без меня», — подумал он и упрекнул себя за то, что за весь день, занятый делами, ни разу не вспомнил о семье.

— Света! — крикнул он. — Света!

Светлана бросила маленькую лопаточку, которой копалась в песке, и побежала к отцу, быстро перебирая ножками.

Наташа поднялась ему навстречу. По ее взгляду капитан понял, что она знает все. Ему хотелось привлечь ее к себе, посмотреть в глаза и сказать «Я вернусь», но он знал, что этого делать нельзя, потому что ей будет еще тяжелее.

— Я уже потеряла всякую надежду увидеть тебя, — сказала она. — Другие успели побывать по нескольку раз, а ты даже не позвонил…

— Работы много было, Наташа, — ответил он, пропуская ее в комнату.

— Скоро? — спросила она. — Пообедать успеешь?

— Успею.

— У меня все приготовлено. Я быстро соберу.

— Папа, ты надолго уезжаешь? — спросила Светлана, когда мать ушла на кухню.

Капитан вдруг увидел в глазах дочери недетскую тревогу.

— А что? — шепотом спросил он. — Может быть, ты огорчила маму?

— Мама плачет…

— Ай-я-яй, большая, а плачет. А папа… уедет и приедет. Разве папа первый раз уезжает?

— Я говорила ей.

— А ты слушайся и люби ее, — сказал Гусев и подумал: «Что это я? Завещание; что ли? Нет, не надо».

— О чем вы там шепчетесь? Что за тайны у вас появились? — раздался Наташин голос. Она стояла в дверях кухни с тарелками в руках. Глаза у нее были красные.

Уже через час, проезжая по городу, Гусев с нежностью думал о жене: в это трудное время она мужественно держалась до последней минуты.

* * *

Новый командир полка, пожилой худощавый майор, прибыл в часть после объявления тревоги. Днем он заперся с комиссаром и больше двух часов беседовал с ним, потом вместе с начальником артиллерии ходил по подразделениям, ни во что не вмешивался, не отдавал никаких распоряжений и даже запретил сообщить о себе командирам подразделений, чем немало удивил сопровождавших его начальников.

— Успеем, познакомимся, — отвечал он на недоуменные взгляды. — Времени хватит. Посмотрю пока со стороны.

Позже, когда полк двинулся на вокзал, он исчез и появился вместе с начальником связи лишь во время погрузки в вагоны.

Проходя вдоль эшелона, в вагонах которого были пока только дневальные, майор вдруг остановился и кивком головы показал начальнику связи в сторону открытых платформ, на которые артиллеристы по бревнам затаскивали орудия. Начальник связи сначала не понял, что так заинтересовало командира полка. Может быть, артиллеристы что-то делали неправильно? Но, кажется, командир батареи капитан Гусев не такой человек. Недаром в полку среди командного состава прозвали его «Семь раз отмерь».

— Не туда смотрите! Под вагоны глядите.

По шпалам под вагонами пробирался красноармеец. У середины состава он вылез и, хромая на левую ногу, добрался до вагона, в котором должны были разместиться артиллеристы. Осмотревшись кругом, он торопливо юркнул в полуоткрытые двери.

Майор движением головы приказал:

— Пойдемте.

С ловкостью юноши командир полка поднялся в вагон. Красноармейца там не было. Майор заглянул под нары и по-молодому звонко крикнул:

— Эй, кто там?

— Молчи! — послышался из-под нар сдавленный шепот.

— А что такое?

— Не выдавай, друг. Узнает капитан — выгонит.

— За что?

— Ящик со снарядами уронили мне на ногу.

— Тогда надо в санчасть. Есть, наверное, где-нибудь поблизости.

— Иди ты… — из-под нары вылетело крепкое слово. — Люди едут…

— Нога-то болит?

— Какое тебе дело до этого? Поболит и пройдет.

— Зайцем все равно далеко не уедешь.

— Дурак ты, я вижу. Как тронемся — вылезу. Дорогой не высадят.

Начальник связи не выдержал и прыснул. Майор укоризненно посмотрел на него и покачал головой, но было уже поздно. Красноармеец заподозрил неладное и замолчал. Потом из-под нар показалась голова со сдвинутой на затылок пилоткой.

— Простите, пожалуйста, — сказал красноармеец, вставая на ноги. — Думал — дневальный.

— Не знал — значит, не виноват. Давно в армии?

— Два дня.

— То-то и видно. Пехотинец, а залез в вагон артиллеристов.

— Нет, я правильно. Нас несколько человек из третьей роты послали на помощь к артиллеристам. В пути будем им помогать.

— Как фамилия?

— Куклин, — и, спохватившись, что в армии так не отвечают, поспешно исправился: — Красноармеец Куклин.

— Ты очень боишься командира батареи?

— Капитана? Он мне приказал идти в санчасть, а я не пошел.

— Значит, не выполнил приказания? Знаешь, что полагается за это в армии?

Командир полка, начав разговор на ты, не изменил тона. Он говорил спокойным голосом бывалого вояки. Начальник связи слышал уже от кого-то, что майор был в Испании,

— Ничего мне не будет.

— А все-таки?

— Судят, — выпалил красноармеец и торопливо заговорил, боясь, что его остановят, не дадут высказаться: — Но я, товарищ майор, не хочу быть последним человеком! Не хочу остаться! Воевать же едем…

— Как же ты будешь воевать? — перебил майор. — Там надо будет бегать, а у тебя нога…

— Пройдет! Вначале было больно, а теперь ничего. К утру и следа не останется. Разрешите, товарищ майор?

— Я не имею права отменять приказание вашего капитана.

— Вы не отменяйте. Вы… Вы просто не видели меня…

Майор улыбнулся. Этот красноармеец с лукавыми глазами и смуглым красивым лицом определенно нравился ему.

— Мне уже пятый десяток, а ты меня толкаешь на такой поступок.

— Не виноват же я…

— Давай-ка лучше ногу посмотрим.

Командир полка заставил бойца разуться. Никаких признаков перелома не было. Пальцы двигались свободно.

— Ну, поедешь, если уж так хочешь…

* * *

В назначенный, срок все было готово. Воинская часть, ставшая эшелоном, двинулась. Капитан Гусев еще раз оглядел платформу и на ходу прыгнул в вагон.

— Смирно! — командовал старшина батареи Казаков и доложил: —Товарищ капитан! Материальная часть погружена согласно вашему приказанию. Люди все на месте, за исключением Куклина.

Капитан поморщился. Все же не обошлось без неприятностей: опрокинули ящик со снарядами.

— Не узнали, что у него с ногой?

— Не знаю, товарищ капитан. Я два раза наведывался в санчасть, но он туда не приходил…

— Старшина! Почему не доложили вовремя?

— Нога ничего, товарищ капитан, — раздался голос из-под нар. — Разрешите выйти? Тут не очень уютно.

Почти у самых ног капитана показалась голова Куклина.

— Вы почему здесь? Почему не ушли в санчасть?

— А что мне там делать? Нога у меня совсем в порядке. — Куклин встал по стойке «смирно». — Зачем мне отставать от своих?

— Подождите, — удивился капитан неожиданному ответу. — Вы в батарее-то всего несколько часов, а уже всех артиллеристов к своим причислили.

Капитан собирался распечь этого новичка, а заодно и старшину, но красноармеец был так добродушно лукав, что рассердиться на него по-настоящему Гусев не мог.

— Ладно, там решим, как быть с тобой, — сказал он и, скомандовав: «Вольно! Садись!», сам сел на нижние нары.

— Ох и дал бы я тебе «своих» за такие проделки, — проворчал старшина, косясь на командира батареи. — Позабыл бы всех «своих» и «наших». Счастье твое, что новичок. Мало каши ел…

Капитан отдыхал. Теперь, когда батарея погружена в вагоны и все на месте, нечего уже суетиться и беспокоить людей. Опытным глазом командира он видел, что бойцы разместились удобно и уютно, а материальная часть — надежно.

Иному неискушенному человеку кажется, что в армии все просто: приказал, подал команду — и все будет в порядке.

Ошибочное мнение. Быть командиром—это не только подать команду громовым голосом. Командовать — это уметь в любых условиях организовать согласованные действия десятков и сотен людей, уметь распознавать и изучать людей, находить в них хорошие черты. Бойцу Макаренко нельзя поручать командирскую лошадь. Он мал ростом, а лошадь капризная, и ему, не очень сильному человеку, трудно справиться с ней. Зато его можно послать к любому командиру. Он пойдет хоть к самому наркому, доложит, выслушает, повторит приказание из слова в слово, да еще с такой лихостью, что залюбуешься. Нельзя посылать к большому начальнику красноармейца Алексеева. Высокий и грузный, он стушуется перед ним и не сумеет выполнить приказ. Но поручи ему что-нибудь другое — сделает так, что лучше и не надо. Худощавый красноармеец Журба из Харькова всегда уравновешенный и спокойный, любит красоту и порядок. Если ему приказали закрепить колеса орудий на платформе, можно не сомневаться: он все продумает, и не только, как закрепить, но и как лучше потом выгрузить.