– Летом истечет срок годичного траура, и можно будет устроить свадьбу.

– О свадьбе мы поговорим позднее, – решительно заявил Антонио. – Сначала я должен кое-что выяснить для себя. В частности: отчего мой брат не соизволил прислать выкуп за меня.

– Твоя ненависть угрожает разрушить счастье Филиппе и Доминики, – с горечью произнес Людовико. – Они любят друг друга.

– Любовь не всегда приносит счастье.

Лали не могла не поразиться жестокости слов Антонио.

– Мне это известно лучше, чем кому бы то ни было. К тому же, есть один нюанс. Насколько я понял, брак устраивает вас в случае, если Доминика станет хозяйкой Карриоццо? Но вот загвоздка: я не собираюсь отказываться от своих земель в пользу младшего брата. Филиппо успел доказать свои братские чувства ко мне, и я не стану подставлять ему другую щеку. Знайте все: хозяин Карриоццо вернулся домой. Но жениться он не собирается.

– Ты нарушишь последнюю волю отца?

– Отец не знал, что я жив. Иначе не дал бы согласия на этот брак.

– Твой отец мечтал о том, чтобы наши семьи породнились! – возмутился Людовико. – Ты должен об этом помнить!

– Хорошо. Если вы так настаиваете – свадьба состоится. Надеюсь, состояния вашего кузена хватит, чтобы прокормить нищего зятя?

Лицо Никколо дель Уциано вспыхнуло.

– Моя дочь не выйдет замуж за безземельного дворянина, – воскликнул он. – Доминика свяжет судьбу только с наследником Карриоццо.

– Я очень рад, сударь, что нашел понимание у вашего кузена, – усмехнулся Антонио и насмешливо поклонился Уциано.

Бельфлер умолк, пристально разглядывая строптивого хозяина Карриоццо.

– Ко мне вернулась дочь, – наконец произнес он. – Ваша с ней помолвка состоялась двенадцать лет назад. Обручения никто не отменял.

– Я сам решу свою судьбу, синьор Бельфлер, – произнес Антонио. – И будьте уверены: я не свяжу себя узами брака ни с вашей дочерью, ни с вашей племянницей.

Никколо возмущенно повернулся к брату.

– И ты позволяешь ему разговаривать с нами в подобном тоне?

– Довольно! – раздраженно рявкнул Людовико: – Ко мне только что вернулась моя дочь, которую я не видел двенадцать лет, а вы все заставляете меня думать о совершенно других проблемах! Синьора, – обратился он к хранившей молчание бледной Монне. – Вам следует распорядиться о том, чтобы Мальвине отвели лучшие покои и приготовили именно те кушанья, которые она любила в детстве. Старушка Дороти должна помнить пристрастия моей девочки.

Монна нервно повела плечами, но возражать не стала. Бросив пристальный взгляд на Антонио и еще более внимательный на Лали, она величавой походкой стала медленно подниматься по лестнице.

А Людовико вновь обратился к Антонио:

– Будь так добр, расскажи о том, где ты нашел мою девочку?

– В доме командующего османским флотом, – сухо промолвил Антонио, стараясь не смотреть на Лали.

Глаза Людовико стали мрачными.

– Как она оказалась там? И главное – кем в этом доме, была моя девочка?

– Насколько мне известно, после похищения Лали… простите – Мальвину продали корсарам. А те решили преподнести девочку капудан-паше. Лали покорила сердце старика, и все эти годы она жила в его дворце на правах приемной дочери.

Лицо графа побагровело, крылья носа свирепо раздувались, губы были плотно сжаты.

– Мальвина стала наложницей?

Антонио выразительно опустил руку на рукоятку кинжала.

– Девушка столь же невинна, как в день похищения из родного дома, – твердо заявил он. – Но если бы нам не удалось бежать, она стала бы очередной жертвой гарема.

Людовико вперился в него взглядом.

– А каким образом ты оказался там? И откуда тебе стало известно о том, что моя дочь находится в плену именно у этого человека?

– Я узнал о том, что Лали – ваша дочь, лишь несколько дней назад.

– Почему же ты решил бежать вместе с ней из плена? Ты ведь сознательно похитил Мальвину? Но почему именно ее? Какую цель ты преследовал?

– Я всего лишь хотел помочь девушке избежать той участи, что уготовила ей судьба в гареме. Я сам был свидетелем покушения на нее. И уверяю вас, это был не единичный случай.

– Антонио говорит правду, – произнесла девушка, надеясь предотвратить назревающую ссору. – Он обещал спасти меня и сдержал обещание.

– Он не обижал тебя? – убедить графа было довольно трудно, судя по недоверчивому выражению его лица.

– Антонио защищал меня от всего мира. Даже от меня самой, – смело заявила Лали, приподняв подбородок.

– Вот что, Карриоццо… – задумчиво протянул Людовико. – Я хочу верить вам обоим. Но слухи о произошедшем уже сегодня вечером облетят Парму. Честь моей девочки может пострадать, когда станет известно, что она сбежала из гарема в обществе мужчины. Как я понял, Мальвина тебе небезразлична. Почему бы нам не возобновить вашу помолвку? Для того, чтобы спасти ее честь? Вы слишком много времени провели вместе, и злые языки обязательно начнут трепать ваши имена. Если ты дал клятву спасти Мальвину, то доведи дело до конца. Спаси мою дочь от злословия, женись на ней.

– Я уже высказал свое решение по этому поводу. Что же касается обещания спасти Лали… Я передал ее вам из рук в руки чистой и непорочной. На этом поставим точку.

Людовико сжал губы и, не сдерживая гнев, топнул ногой.

– Даже если Мальвина получит хорошее приданое? Земли, граничащие с Карриоццо?

– Если я не ошибаюсь, рудники Майано предполагались в приданое Доминики? – вмешался в разговор возмущенный Никколо.

– Майано подарены моей дочери в день ее пятилетия. Доминика получит другие земли. Я не собираюсь обижать племянницу, сумевшую поддержать меня в горе после похищения Мальвины.

– Я рад за Доминику. И за вашу дочь, – холодно произнес Антонио, скользнув по лицу графа глазами-льдинками. – Они обе сумеют удачно выйти замуж. А теперь позвольте мне оставить вас. У меня полно дел в моем родном доме.

Во время разговора девушка молила Бога, чтобы Антонио взглянул на нее или подал хоть какой-нибудь знак, убеждающий, что не все кончено между ними. Но Карриоццо даже не взглянул в ее сторону. Понимая, что Антонио сейчас уйдет, Лали поспешно шагнула вперед и сжала его руку.

– Поклянись, что не забудешь меня, – прошептала она быстро на турецком языке.

– Не смогу, даже если очень захочу, – проворчал Антонио, затем отодвинул ее и зашагал к выходу из зала.

Девушке показалось, что глаза его смягчились. Он уже подошел к двери, когда Людовико окликнул его.

– Антонио, не суди слишком строго своего брата. Попробуй понять Филиппо и живите в мире.

Антонио на мгновение застыл на пороге, затем, не оглядываясь, вышел.

Лали чувствовала, что у нее разрывается сердце. Вспомнив, что обещала вести себя достойно, она подавила в себе желание побежать вслед за Антонио. «Я его обязательно увижу», – убеждала себя девушка.

Чья-то теплая рука дотронулась до ее плеча.

– Добро пожаловать, моя девочка, я приветствую тебя в родном доме.

Девушка повернулась к отцу. Людовико притянул ее к себе и крепко прижал к своей груди.