Смерть Иосифа внесла мистический перелом в сознание народа. В советском идеальном мире не должно было быть смерти, особенно не вмещалась в идеологию смерть вождя. Смерть не вмещается и в буржуазное сознание, но всё же на прогулочном катере она воспринимается несколько иначе, чем на корабле, плывущем к земле обетованной.
«Наши» — это мироощущение «знающих Голос», ищущих Истину, подзаконных Небу, а не князю Тьмы. Это не класс, не национальность, не конфессия и не что-либо в этом роде. Это понятие ДУХОВНОЕ. Это тоскующие о свободно избранном послушании Отцу в Доме Отца в отличие от жаждущих свободы ОТ ОТЦА, Его Воли.
События в Югославии показали, что отвязанность и раздрай — путь народов в лапы к зверю, грядущему антихристу. Изания — продолжает путь противостояния.
У гипербореев нет воли в столице, Забыт и растоптан уснувший закон.
Орлу через боль суждено возродиться, Но граждан спасает железный заслон.
Этот катрен Нострадамуса, если под «гипербореями» понимать русских, под «орлом» — Российскую державу, а под «железным заслоном» — «железный занавес», можно толковать как характеристику эпохи Иосифа.
Режим, лишивший людей работы, преступен перед Небом. Такой человек становится потенциальным вампиром, преступником. Он лишён «своего места в жизни». Святые отцы говорили: «Безделье — мать всех пороков».
Иосиф Грозный боролся варварскими методами с состоявшимися и потенциальными вампирами, стремящимися сожрать, погубить младенца БОГОЧЕЛОВЕЧЕСТВА, зреющего в утробе ветхой, обречённой на смерть цивилизации.
Нынешняя власть ещё более варварскими методами утверждает ПРАВО Вампирии погубить младенца, грозящего своим рождением её незыблемости, процветанию. Призванному пронзить её копьём в конце времён, подобно Георгию Победоносцу на белом коне, поразившему дракона.
«Воздайте ей так, как и она воздала вам, и вдвойне воздайте ей по делам её; в чаше, в которой она приготовляла вам вино, приготовьте ей вдвое.
Сколько славилась она и роскошествовала, столько воздайте ей мучений и горестей. Ибо она говорит в сердце своём: сижу царицею, я не вдова и не увижу горести!
За то в один день придут на неё казни, смерть и плач и голод, и будет сожжена огнём, потому что силен Господь Бог, судящий ее…
И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, потому что товаров их никто уже не покупает.
Товаров золотых и серебряных, и камней драгоценных и жемчуга, и виссона и порфиры…
…Корицы и фимиама, и мира и ладана… и тел и душ человеческих». /Отк. 18:6–8,11–13/
К концу весны Денис окончательно оклемался и отбыл в забугорье по своим старым и новым делам-проектам. Но, всерьёз «заболев» Изанией, намереваясь побыстрей развязаться с прошлыми договорами и обязательствами, собрать необходимые средства и вбухнуть их в духовно-воспитательно-лечебные виртуальные фильмы, с помощью которых они с Айрис мечтали претворить в жизнь замечательное: «Избави нас от лукавого!» Изанией уж если заболевали, то всерьёз и надолго. Вскоре Иоанна и представить себе не могла, что раньше целыми днями нескончаемо занималась дачной и московской бытовухой. В Златогорье было чудесно, но она решила уехать вместе с Денисом — столько вокруг достойных людей, буквально задыхающихся в перенаселённых квартирах — дрязги, суета, орущие избалованные дети, скандалы с роднёй и т. д. «Наши», — которым, как воздух, нужно было Златогорье, чтобы вырваться «от работы вражия» и осуществить задуманное. Иногда мечту всей жизни.
А Иоанна прекрасно могла работать и в Лужине, по которому соскучилась. Даже прослезилась, обнимая визжащего от счастья Анчара. На даче жили хорошие спокойные люди, уже другие, овощеводы с Севера, мастера по теплицам. Таких огурцов, помидоров и цветов у Иоанны сроду не бывало, северяне провели в теплицу отопление, воду, что-то без конца опрыскивали и рыхлили. Иоанна предоставила им полную свободу действия, только иногда помогала красиво составить букеты.
Дважды в неделю приезжала машина, забирала урожай, цветы на продажу. Забирала по необходимости бельё и одежду в чистку и стирку, привозила Изан-термосы с обедом, продукты быстрого приготовления на два-три дня и вообще всё необходимое. Связывалась Иоанна с ближайшим штабом Изании по пейджеру и делала заказы. С завтраком и ужином они легко управлялись сами.
Она целыми днями работала над книгой, заказывала по Изан-нету, связанному с Интернетом, нужную литературу. Вообще много читала — Айрис прислала ей компьютер, можно было выписать любой раритет.
Они с Варей по-прежнему вынашивали планы открыть в Изании собственное издательство.
Выбиралась Иоанна лишь в храм. Гуляла с Анчаром по лесу, думая о Гане и иногда явственно чувствуя его тепло, руку, дыхание. И зная, что он в эту минуту тоже нежданно-негаданно, сквозь дни и километры, видит перед собой светлый девичий лик во тьме за окном вагона, перехваченные пластмассовым колечком волосы, летящие в звёздную вечность. И улыбается видению.
— Иоанна…
Только машину она попросила вернуть до октября, чтоб ездить в храм и иногда в Москву навещать свекровь, которая в последнее время боялась масонов. Будто масонам только и дел было, что забираться ночами к девяностолетней бабке и воровать листовки к очередному митингу. Теперь ей часто звонила и заболевшая Изанией «зелёная» Катька, всерьез поставившая себе целью перетащить предков из забугорья в Москву и начать новую жизнь.
А вокруг «маразм крепчал и жуть сгущалась…» Происходящее по ту сторону Изании представлялось всё более омерзительным, преступным и пошлым. Маски постепенно спадали — в них больше не было надобности — уже откровенно дело решали клыки, когти и деньги. Она испытывала бесконечное унижение от происходящего, — не столько за себя, сколько за страну, и поражалась — неужели мир, к которому она когда-то принадлежала, сразу и навсегда продался?
В отличие от многих, она никогда не обманывалась «отвязанностью» под эгидой «свободы», не обольщалась сладким воркованием забугорной лисы, поджидающей, когда российская ворона разинет рот и выронит сыр, — поэтому ей не нужно было возвращаться к «товарищам» — она и не уходила никуда. Она всё более понимала, что это не нравственный выбор, это ВООБЩЕ НЕ ВЫБОР. Просто стрелка её внутреннего компаса властно указывала на «Прочь!» Табу. Иоанна и прежде не ходила на элитные приёмы, потому что ощущение стоящего за спиной ЧЕЛОВЕКА, подливающего в бокал, было непереносимым. Это была её ПРЕДВЕЧНАЯ УСТАНОВКА с которой она не могла, да и не хотела бороться.
Да, Изания спасала. Их слова — «Союз», «товарищи». Советские песни, которые всё время передавала их радиостанция, а Иоанна жадно слушала за любой работой, как партизанка в тылу врага позывные Москвы. Подпитываясь и воскресая.
— Говорит радио Союза Изании… Доброе утро, товарищи, мир вашему дому. Передаём утреннюю гимнастику…
ПРЕДДВЕРИЕ
«Нет ничего более закрытого, чем базовые предпосылки «открытого общества». Оно открыто в какую угодно сторону, только не внутрь. А то, что не движется внутрь, остаётся на месте. Точнее, становится декорацией для чего-то иного, что движется сквозь или посредством его». /А. Дугин/
«БАНДИТОГРАД» (о Лас-Вегасе) Эд. Рейд и Овид Демарис: «Деньги порождают проституцию так же, как гниющее мясо вскармливает личинки мух. Где лёгкие деньги, там и публичные женщины — в этом суть дела. Логическая последовательность здесь такова: где азартная игра, там лёгкие деньги. Где лёгкие деньги, там публичные женщины. Где публичные женщины, там вымогательства и наркотики. А где наркотики, там всё, что угодно».
«Гениальным следует признать такого человека, который живёт в сознательной связи с миром, как целым»./Отто Вайнингер/
Народ согрешит — царь умолит; а царь согрешит, — народ не умолит /пословица/.
Чаадаев: «Социализм победит не потому, что он прав, а потому, что не правы его противники».