Изменить стиль страницы

В коммуну душа потому влюблена, Что коммуна, по-моему, огромная высота, Что коммуна, по-моему, глубочайшая глубина.

Заботливый отец запирает неразумных детей на ключ, заботливый хозяин сажает неразумного пса на цепь для его же блага. Заботливый пастух загоняет овец в надёжное укрытие, чтобы их не расхитили волки.

Что же касается так называемой демократии…

«Не следуй за большинством на зло, и не решай тяжбы, отступая по большинству от Правды». /Исх. 23, 2/

Спаситель был отдан на распятие демократическим путём голосования.

Демократия — дать вампирам возможность свободно плодиться и жрать овец. Красный террор — отстрел волков. Единственными оружиями Иосифа поначалу были страх и послушание, порождённое страхом. Как они предательски, по-вампирски себя вели, предавая других! Радуясь, что на сей раз опять «не они»!

Ценных учёных посадили в золотую клетку, и они работали на Антивампирию.

Страх кесаря — не от хорошей жизни, но во спасение. Когда нет страха Божия, который, как известно «Начало премудрости»…

— А как же дарованная Богом свобода?

Опять ты за своё, сын тьмы! На земле бывает лишь свобода от Бога. Свободу в Боге на земле называют послушанием.

«К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти»; /Гал. 5, 13/

Иосиф не сразу понял, кто в ответ на его детский бунт против злой действительности, против Вампирии забрал железной рукой его разум, волю, сердце. «Исполнись волею Моей…» Первая дерзкая попытка коллективного спасения неверующих, попытка поставить многонациональный падший народ «на Путь». Кесарь занялся Божьим, это была скорее религия, чем социология. Небо, а не земля при всём прагматизме Иосифа.

Это был первый дерзкий опыт выращивания нового человека. Хомо Советикус.

«Оковы тяжкие падут, темницы рухнут…» Когда взошла «звезда пленительного счастья» и «воспряла ото сна» Россия, когда «на обломках самовластья» закончились кровавые разборки красных, белых и зелёных, пора переделов собственности, идей и декретов, когда всплыла после бури грязная пена всякого ворья, спекулянтов, бандитов, хулиганов, сепаратистов, когда «вытянуло из-за спины РСДРП мурло мешанина», стало ясно, что справиться со внутренним и внешним врагом может только сильное государство, в котором «кадры решают всё». Франциски Акцизские. «Гвозди бы делать из этих людей…» Но гвоздей не хватало. В основном — слушали, постановили… Что «человек — звучит гордо», первородный грех — отменён декретом как пережиток прошлого. И вперёд! Мы родились, чтоб «сказку сделать былью…» — Санаторий! — вдруг взорвался АГ. — Любите, детки, друзей-товарищей, лишнего не говорите, в Африку не ходите, денег не копите, на чужих жён не глядите, всем соцлагерем дружите… А ещё кожанки надели!

— Так, вроде бы, твой урожай, — хмыкнул АХ, болтая белыми ножками, — бунтари, пища адова…

— Какое там! — отмахнулся АГ, — Поначалу, правда, побузили, постреляли, кое-что кое у кого отобрали, бесноватые в церквах покуражились… Ну мы, само собой, рады, ждём, когда они винтовки смажут, лошадей подкуют да в поход за мировую революцию… Грабить проклятых заморских буржуев, шампанским ихним надираться, мадамов своих и чужих на роллс-ройсах катать… Гуляй, пролетарий, пришёл твой час! Никаких тебе цепей, всё дозволено!..

А они — вот тоска-то!.. Не кабаки пооткрывали, не бардаки новые для дорвавшегося до благ революционного народа, а школы, избы-читальни, рабфаки, ликбезы, колонии для беспризорных, здравпункты.

Запретов насочиняли, строгостей — будто в монастыре. А говорили — свободная любовь, общие жёны… Куда там! Одной-то жене изменишь — аморалку шьют, всей деревней осуждают. Идейные коммуняки — всё для народа, лично себе ни-ни, первые в труде и в бою. Разве что «брат» «товарищем» заменили, послушание назвали дисциплиной и никаких там загранок. Отгородились ото всех забором и давай чудить. Духовный облик, моральный облик, чистота помыслов, высота порывов… Строят светлое будущее, учатся, женятся, живут — не ропщут в коммуналках, выращивают детей «в буднях великих строек, в весёлом грохоте огня и звона». Поют про какого-то чудика, который отдал жизнь, чтоб в какой-то там Испании крестьяне получили землю… Плавают на рекорды, прыгают с вышки, пирамиды сооружают — нет, не финансовые, а из собственных загорелых тел. В шахтах и на полях рекорды устанавливают, а затем не в кабак, а в самодеятельность, или с парашютом прыгать. А чуть что не так — проработка, аморалка… Нет, даже похуже монастыря!

Объявили, что Бога нет, а живут — будто кругом — один Бог, всюду и везде. А вот кого нет, так это хозяина нашего, дьявола. Будто не он правит бал на земле, а всякие там «слушали-постановили», для которых построить светлое будущее — раз плюнуть. Нацепил значок с красным галстуком — и построил. Где не будет ни жадности, ни эгоизма, ни похоти, ни злобы, ни вражды, ни лжи, ни измены… И вообще никакого первородного греха, вона как. Слушали-постановили — и нет князя тьмы. Одни ангелочки кругом, крылышками шуршат. План у них: через несколько пятилеток — светлое будущее. А у нас — свой план. Выявить, кто, про зарю коммунизма позабыв, мамоне служит, кто похоти своей, кто пред людьми кичится, кто норовит товарища заставить на себя спину гнуть, кто к соседке заглянул — мы тут как тут, всё записываем, фиксируем, съёмку ведём. Чтоб потом на Суде весь компромат ба-бах — не отопрёшься.

А тут — никакого компромата. Чуть у кого какой помысел — пожалте, товарищ, на проработку, коллектив бдит, не дремлет.

План горит — одни ангелочки. Раньше хоть попадались вредители всякие, неосознанные элементы, отрыжка прошлого, но потом такого шмону навели, что на одного вредителя — полный примус разоблачителей.

— Хватит прибедняться. Вон у тебя гора кассет — несправедливо расстрелянные, репрессированные… Сфабрикованные дела, доносы, страдающие безвинно дети и родственники…

— А ты поди разберись с этой горой, — огрызнулся АГ. — Вот тут, к примеру, жертвы, тут — палачи. Но какие же они палачи, ежели уже через несколько месяцев — сами жертвы… Вот — расстрелян, расстрелян… А их палачей опять же через полгода забрали и шлёпнули… И так вся гора. И самые первые тоже убивали — буржуев, а потом их — вот папочка — тут и первые, и последние — фашисты в войну поубивали… Поди тут отдели овец от козлищ — где убийцы-грешники, где безвинные праведники? Революция своих детей пожирает, а нам потом разбирайся.

— А вот эти дела… Вроде была наша категория, по всем параметрам грешники, а теперь поди ж ты, невинно пострадавшие, в ад сразу нельзя. Придётся досконально разбираться. Бывает, попы-отступники попадаются… Чистых дел — раз-два и обчёлся. Это кто революцию из корысти делал, чтоб самому пограбить, спекулянты всякие, насильники, богоненавистники, отступники, садисты, мародёры, властолюбцы, идолопоклонники… Но их с каждым годом всё меньше. Ударники, стахановцы, спортсмены — все к труду-обороне готовы. Проклятое время!

— Военные годы — ещё хуже. Каждый — патриот, герой-мученик за хранимое Небом отечество… «Нет больше того подвига, кто положит душу за други своя…» После войны давай страну восстанавливать, опять трудовой энтузиазм, опять не до греха. Разве что девчонку какую у Метрополя отловят, да и то при проверке выходит, что проводилось мероприятие по заданию МГБ в рамках защиты Отечества от агентов империализма.

А книги-то, книги… Ну прямо жития святых — к добру призывают, к любви и дружбе… Чтоб жёнам верность хранить, честно работать, о богатстве не думать, денег не копить, вещами лишними жизнь не обременять. Даже сама интеллигенция, те, что в себе вампиров почуяли, взбунтовались. «Мы, мол, не такие! — шепчутся по кухням, — Мы, как все, как весь мир — блудливые, ленивые, жадные, вороватые, под себя гребём… Нам что светлое будущее, что царство Небесное — до фонаря, мы здесь, сейчас пожить хотим. Нам Тайна не нужна, нам бы бочку варенья, да корзину печенья, — вот она, правда сермяжная, а всё прочее — коммунистическая пропаганда и лакировка действительности…» Ну мы им, конечно, поддакиваем, раскачиваем лодку. И нашёптываем: «Что же вы про свободу от совести позабыли? Требуйте свободы воровать, лгать на весь мир, пить кровь и жизнь ближних, блудить традиционными и нетрадиционными методами, а заодно и свободы на виду у всех со свечками в храме стоять. Чтобы все видели, что делишки эти богопротивные и подлые не кто-нибудь там, не какие-то презренные атеисты или отступники вершат, а народ уважаемый, верующий. Слуги народа и цвет нации. Пусть прочий православный люд о них соблазнится и осудит. Зато наш хозяин великие почести воздаст — вот они у нас, голубчики, уже в контейнер не вмещаются, плёнки перерасход…