В результате революции была освобождена страшная злая разрушительная энергия, которую предстояло обуздать и направить на созидание. Иосифу предстояло укротить в своём народе зверя. Создать законы, при которых хищник должен отдать сам всё лишнее во избежание смертельной грызни.

По Закону Неба человек отдаёт нуждающемуся не только лишнее, но и последнее, но увы!.. Хотя были и такие, отвергающие царство земное, «сытый социализм» с регулярно наполняемой для всех кормушкой. «Мечта прекрасная, ещё неясная»… Светлое будущее. Неосознанная мечта о Новом Иерусалиме, о преображённой земле.

«И как один умрём в борьбе за это!.». Ну не о корыте же с похлёбкой здесь идёт речь.

— Устроиться на земле без Бога! — фыркнул АГ.

— Без бога хищников и фарисеев, которого они создали по своему «образу и подобию». Которого придумали, чтобы прикрыть свой грех. Не имеющего ничего общего с Богом Евангельским. Истинный Бог пришёл к советскому народу, когда злая разрушительная энергия стала созидательной, ибо «по плодам их узнаете их» и «не может худое дерево приносить добрый плод».

«Россия — хранительница Замысла Божия о богочеловечестве». В процессе земного пути победить в себе гордого отщепенца, разрушителя, животное и идти против течения, против всего «лежащего во зле» мира, преодолевая тьму, прежде всего собственную. Самоутверждаться не чтобы «Целое мне служило», а чтобы послужить Целому, далеко выходящему за рамки земного бытия.

«Дорога к солнцу от червя…» /Гумилёв/.

Дело соединения твари со своим Творцом начатое уже здесь, на земле. «Едино Небо и един пастырь?» Не «жить, чтобы жить», не «жить, чтобы выжить», не «жить, чтобы пожить, чтобы нажиться»… Они искали Истину. Узкого пути спасения среди ощетинившейся тьмы.

Разваливающаяся растерзанная Россия, растоптавшая прежних пастырей вместе с прежними идеалами. Разрозненное взбесившееся стадо, а вокруг — жаждущие пира кровавого волки внешние.

И сатанинские призывы ко всемирной антихристовой революции, в пасть которой готовились «заклятые соратники» низвергнуть Россию.

Денис — солнечный день…

Как ни забавно, но именно после этого официального шага с его стороны, ею, так оголтело поправшей формальности и условности в желании заполучить Дениса Градова, наконец-то овладеет блаженное чувство покоя. Всю эту неделю она будет мотаться по району, соберёт кучу материала и засядет за машинку — подарок Дениса, которую она быстро освоила, хоть и двумя пальцами. Съёмки у них в городке будут закончены, останется лишь натура — зимняя деревня. Денис захочет снять обязательно экзотику — глухую заснеженную деревушку посреди леса, и отправится с оператором Лёнечкой на выбор натуры. С ними увяжется Жора Пушко — сделать цветные фото для иллюстрированных журналов — где клюнет. Помимо всего, это будет просто приятная воскресная вылазка на лыжах.

Был морозный солнечный день. К вечеру ещё больше захолодает, поднимется сильный ветер и метель. Яна совсем окоченеет, пока доберётся до редакции, чтобы позвонить Денису. Будет около десяти.

Яна стоит в «предбаннике», прижимая у уху чёрную ледяную трубку /В воскресенье в редакции топили лишь чтобы не замёрзли батареи/. Трубка пахнет Людочкиной «Пиковой дамой».

Тот их разговор. Сколько раз она будет потом снова и снова проигрывать его в памяти, выискивая зловещий тайный смысл! Набирает ещё раз. Долгие гудки, никого. Что случилось — он должен быть уже дома… Она собирается вешать трубку.

— Да.

Короткое, отрывистое. Обычно Денисове «Да» протяжно-недовольное, будто спросонья.

— Привет. Ты что, спал? Звоню, звоню…

— Да нет, в ванне отогреваюсь. С этой деревней… окоченел, как собака. А у тебя?

— Нормально, стучу. Двумя пальцами. Деревню нашли?

— Вроде бы… — пауза. И вдруг, — Приезжай, Иоанна Аркадьевна.

— Когда?

— Сейчас. Садись в электричку и приезжай.

Снова пауза. Яна слышит в трубке его дыхание, представляет себе его лицо, смутно белеющее на сгибе её руки, влажные после ванны волосы холодят кожу… И будто взлетает на качелях, перехватывает дыхание. До Дениса каких-то три часа.

— Послезавтра утром три материала сдавать. И летучка.

— Плевать. Приезжай!

Опять уносят её качели в комнату на Люсиновке, но тут же возвращают на грешную землю. Она до боли сжимает в пальцах дырокол. Она цепляется за этот дырокол, как Антей пяткой за землю.

— Не могу, нельзя.

— Ладно, я опять в ванну, холодно. — Тон не обиженный, не разочарованный, просто никакой, — Ну, целую?

— Целую.

Короткие гудки. После разговора горький, как хинин, осадок. Яна с трудом удерживается, чтобы снова не позвонить, но не вытаскивать же его вторично из ванны! Она берёт себя в руки. С тем, что на древе их любви плоды, в основном, горькие, она уже свыклась и примирилась.

В понедельник с утра она всё сдаст и после летучки уедет на задание. В редакции появится к концу дня — только чтоб появиться. Краем уха слышит, что куда-то пропал Лёнечка, что звонила его жена из Москвы разговаривала с Жорой Пушко, который сказал, что остался вчера у знакомых в Коржах, где и заночевал. Градов с Лёнечкой отправились на лыжах поглядеть ещё одну деревню, Власове. Лёнечкина жена сказала, что ночевать он вообще не пришёл, хотя они договаривались идти вместе в гости, она не дождалась и пошла одна. Что если он налился, то должен был позвонить — он всегда звонил или ночью, или, в крайнем случае, утром. Должна же быть в деревне почта! Что сначала она злилась, а теперь волнуется, а у Градовых к телефону никто не подходит.

Жора Пушко успокаивал её, сказав, что Лёнечка с Денисом наверняка где-нибудь в загуле, что он сам от знакомой еле вырвался. Мол, не понимают некоторые граждане, что после праздников должны следовать будни…

Значит, когда она звонила… Перед глазами возникла картина — пьяненький Лёнечка с гитарой, фехтующие дамы на торшере, Роковая на коленях у её Дениса…

Ещё какие-то бабы… Опять хинная горечь подкатит к горлу. Яна промолчит и заставит себя переключиться на дела.

Вечером Лёнечкина жена дозвонится, наконец, до Дениса, который скажет, что весь день сидел в монтажной, а о Лёнечке, слыхом не слыхал. Что, покинув Коржи, они действительно собирались поглядеть Власово, но было уже около трёх, на лыжах Лёнечка ходит плохо, он устал, замёрз и еле двигался, они бы не успели до темноты, поэтому Денис побежал во Власове один, а Лёнечка пошёл к станции.

Весь вечер и ночь с понедельника на вторник Лёнечкина жена будет обзванивать приятелей, милиции и морги.

Его тело найдут во вторник, к вечеру. Коржинские мальчишки, заново прокладывающие в лощине лыжню после бушевавшей двое суток метели. Лёнечка будет сидеть, привалившись спиной к стволу корявой ели, занесённый по самые плечи снегом и уже окаменевший. На затылочной части черепа будет глубокая рана, и никаких следов борьбы. Судя по всему, удар был нанесён сзади, неожиданно, после чего убийца надел на Лёнечку шапку и посадил под дерево.

Кому понадобилось убивать безобидного Лёнечку в чужом лесу, за несколько десятков километров от Москвы?

Ограбление, женщина? Но женщинами Лёнечка не интересовался, ценностей у него при себе не было, а кошелёк с мелочью и железнодорожным билетом туда-обратно лежал нетронутый в кармане куртки.

В среду вечером она, наконец-то, дозвонится до Дениса. Он скажет, что всё это, конечно, ужасно, что только убийства ему не хватало, когда у него в две смены монтажная, а тут милиция, следователь и хрен знает что, и вообще он ни о чём таком не желает слышать и просит хотя бы её не касаться этой темы.