Еще раз возражаю. Пишу о том, что мне нужны не просто «хорошие люди», а именно — специалисты. Прошу больше не поднимать вопрос об Алексине.
Больше не поднимали. Через некоторое время Алексин появился в Израиле, но не как российский дипломат, а как обычный репатриант, «оле хадаш» (новый, значит, олим). В своих интервью он объяснял выезд из России нападками и угрозами со стороны антисемитов». Конец цитаты.
Но каков наш пострел, наш упитанный, со всеми вечно целовавшийся до исступления Толечка. Сколько раз мы давали его по радио, откликались на каждый чих, завалили премиями. изданиями и гонорарами. Угрозы антисемитов! Это говорит любимец советской детворы, сотворивший благостный пряничный образ советского подростка. Это говорит любимец ЦК КПСС и второе лицо в Российском Союзе писателей. Это именно он, жертва русского антисемитизма многим русским писателям мешал своими чудовищными блатными тиражами, оттесняя их на обочину. Милый, слюнявый Толечка!
Оба дня, субботу и воскресенье, копался в огороде, и все же довольно много читал. Как не хочется что-либо писать, читал бы и читал. Но и в земле копался с удовольствием. Редиска выкинула уже два листа.
Рано приехал домой и еще успел сходить на коротенький концерт в Историческом музее. Потянуло меня, в первую очередь вновь отреставрированное здание. Собственно моя ранняя юность прошла в этом доме. Так важно было из наших тесных коммуналок попасть в другой быт, в иные объемы и увидеть частицу жизни, которая для нас как бы и не существовала. Теперь видно, что дистанция между этой несуществовавшей жизнью крохотная. В свое время зря большевики отказались от прошлого. Можно отказаться от настоящего, но от прошлого отказываться нельзя. Оно может создать духовный вакуум в настоящем. Концерт шел в Парадных сенях, с родословным деревом Романовых на потолке. Надо попозже прийти в музей и рассмотреть все это серьезно. Все получилось величественно. Но парадный вход со стороны Красной площади, через который вваливалась молодежь во времена моей юности, пока не открыт. В музее зато уже есть ресторан, салон по продаже сувениров. Публика на концерте сидела немолодая, тем более, что концерт был спонсорский, бесплатный. Исполнялся репертуар, который исчез с радио и телевидения и который поэтому любим и чуть ли не кажется новым: «Ария князя Игоря» из оперы Бородина; ария Шакловитого и сцена гадания Марфы из «Хованщины» Мусоргского; романс «Поле битвы» Гурилева; песня Любаши из «Царской невесты» Римского-Корсакова. Все это из обихода русского превратилось в культурный обиход патриотической части настроения. Пели Нина Слепкова и Анатолий Лошак. Артистам хлопали неимоверно. Но лучше всех была моя старая знакомая Лена Алхимова — «богиня пианизма». В конце концерта, сложив ладони рупором, я выкрикнул: «Браво, богиня!» Лена услышала. Русская музыка действует на меня каким-то оживляющим образом. Хотя русские и вообще слишком много поют о Руси, о страданиях и прочем.
Позвонил Вите Матизену. Он разругал в газете новый фильм Анатолия Гребнева. Этого никто из критиков никогда прежде делать не осмеливался. Покусился на священную корову. Это надо поощрять.
18 апреля, вторник. Провел семинар и провел кафедру, после этого поехал на встречу с писателями Приднестровья и оттуда домой: должны были привезти кухню, которую я заказал еще месяц назад. Обсуждали Сережу Самсонова, пишет он замечательно, как отменно поставлена рука, теперь бы только собственного характера и собственных мыслей.
Иногда мне начинает казаться, что я хожу в Союз к своему другу Пулатову на всякие мероприятия, чтобы поесть бутербродов с замечательной селедкой. Где только милые пулатовские женщины ее покупают и как замечательно чистят и режут. На этой встрече были приднепровские писатели и председатель Верховного Совета республики Приднестровья Григорий Семенович В(?). Он очень толково объяснил причину и начало конфликта и с исторической, и с культурной точки зрения. Молдавия вышла из состава СССР до Беловежских соглашений: Прибалтика и Молдавия. Молдава объявила молдавский язык государственным, ввела латиницу. Таким образом, все Приднестровье стало неграмотным. Надо не забывать, что молдаване-то, кроме Приднестровья, где была автономная республика Молдавия, двадцать лет с 1918 по 1940 были под румынами. То есть почти ассимилировались. Но Г.В. говорил, что молдаване с разных берегов Днестра — это генетически разные молдаване. Левобережные всю жизнь жили с русскими, у них уже российский менталитет. Показали карту. Я сразу смекнул, из-за чего идут такие ожесточенные бои. У Молдавии выхода к морю, практически, нет. Если Приднестровье отсоединится, то метрополии платить придется за каждый килограмм транзитного груза.
В МСПС хорошо найдена форма творческих встреч. Это отдельные выступления во время застолья. Вел все это, как всегда достаточно изящно, Валентин Васильевич Сорокин. Мне пришлось тоже сказать несколько слов. Я говорил о влиянии ненавидимой России и русского языка на культуру стран, когда-то входивших в состав СССР. Они стали свободными от России, но где их литература, кто их теперь знает?
Привезли кухню, вернее, кучу отдельных ящичков, дощечек, полочек, отдельно коробка с фурнитурой и электрооборудованием. Все новые извивы бытовой инженерии меня восхищают, сколько на все это потрачено изощренного человеческого ума, как все толково и изящно. На всякий случай я принялся отодвигать мебель, вычищать мусор под старыми шкафами и полками. Открылась бездна тараканов, несмотря на то, что я веду с ними непрекращающуюся войну много месяцев. Возник некий литературный план — роман «битва с тараканами». Тараканы в сознании, тараканы в собственной жизни. Тараканы живут даже во внутренностях, под крышкой посудомоечной машины.
Поздно звонил Володя Мирнев, приглашал на конференцию по Набокову с докладом Мулярчика. Проговорил и привычный для многих современных писателей тезис об излишнем внимании к Вал. Распутину. Я позволил себе с ним не согласиться. Распутин — выдающийся писатель, а у выдающегося писателя все так просто, что, кажется, может каждый. Во всех подобных писательских разговорах много обычной зависти.
Вечером по каналу «Культура» смотрел «Медею» Пазолини. Я не устаю поражаться мощи мирового искусства. Но эта мощь иссякаемая, приблизительно все на безукоризненно превосходном уровне. Но все, скорее, воспринимается умом, нежели чувствами.
19 апреля, среда. Весь день дома, монтируют новую кухню. Я с наслаждением наблюдаю, как молодой парень Максим — он столяр-краснодеревщик — ловко и ухватисто все складывает и прилаживает. Кухня будет новая, но жизнь моя вряд ли изменится.
Завтра — кровь из носу — надо отдиктовать статью о Ленине. Ни одной мысли.
Валя Сорокин принес мне вырезку из вчерашнего «МК». Это справедливое утверждение, что рукопись «Тихого Дона» нашел и опубликовал, по утверждению директора издательства «Голос» Пети Алешкина московский журналист Лев Колодный. Недаром меня до изумления смущали заявления Феликса Кузнецова о своей первой роли в этом деле. Я ведь помню, как несколько лет назад Лева Колодный был у меня на семинаре, и тогда же всем как-то стало ясно, что рукопись найдена. Сомнений никаких, и дело только за временем или деньгами, чтобы эта рукопись стала достоянием общества. Возможно, и кажется: это на самом деле Феликс Кузнецов сыграл первую скрипку в доставании через В.В. Путина денег. Вот, что пишет МК: «В 1993 году Колодный сообщил в «МК» о найденных рукописях, сделал сообщение об открытии в Пушкинский дом и Институт мировой литературы. Несколько страниц ксерокопии передал музею Шолохова в Вешенской. Однако обнародовать 125 страниц (пятая часть рукописи) удалось лишь сейчас. Издание стало возможным благодаря содействию Правительства Москвы и Мосстройбизнессбанка. Хотя выходу книги пытался помешать литературовед, директор ИМЛИ Феликс Кузнецов, известный своей неблаговидной ролью в истории альманаха «Метрополь».