Между моими арендаторами и поездкой за оборудованием был на защите кандидатской диссертации Лены Карпушкиной. В моей работе именно подобное приносит мне наибольшее удовлетворение. Очень хорошо и четко провел совет Борис Николаевич Тарасов. Но в личном плане я все время чувствую его раздражение, что я, как ему кажется, перебил его стремление баллотироваться в академию. Ах, как всем хочется — без очереди, оттеснив товарища! Во время защиты с огромным интересом выслушал Ильина, который был первым оппонентом.
Подписал книгу для Николая Цискаридзе, завтра отошлю в Большой театр. Не слукавил в этой надписи, что спектакль с его участием — это одно из сильнейших моих театральных впечатлений жизни.
27 апреля, четверг. Утром ко мне приехал Андрей, и мы отправились с ним смотреть и выбирать технику для открываемого буфета. В Андрюше мне нравится такая же внутренняя скаредность, что и во мне. Ему все дорого и ни за что он не хочет переплачивать казенных денег. Как ни странно, нашли мы почти то, что нужно, в ближайшем магазине «Партия» на углу Ленинского и Ломоносовского проспектов. Это была бошевская посудомоечная машина за 599 долларов. Фирма как бы гарантировала надежность. «К счастью» — пишу к счастью весьма условно — на машине дефект: помята крышка. В дом бы я с такой помятой крышкой никогда такую машину не купил, а здесь — 15 % скидки. Да еще 5 %, по дисконтной карте постоянного покупателя. Это на 100 долларов дешевле.
В три часа состоялся ученый совет. Здесь два вопроса: положение с нашей библиотекой и отчет А. Дьяченко о своем театре. Валентина Васильевна выступила очень щадяще для ректората. А я сам чувствую, как мало я делаю для этих замечательных женщин из библиотеки. Они сидят в подвале, а я только собираюсь поставить им кондиционеры. Библиотека до сих пор не компьютеризирована. Здесь тесно, мрачно, плохой свет. Хорошо, что хоть недавно что-то сделали с архивом и навели порядок там. Пишу это для себя, для того, чтобы не забыть и что-нибудь все же сделать.
Дьяченко выступил с огромным самомнением. Прижившись в институте, он строит, видимо, какие-то далеко идущие планы. Мне иногда кажется, что он видит себя и в качестве завкафедрой и в качестве ректора. Но я сразу зафиксировал уровень его притязаний: театр не является структурным подразделением института, точка зрения самого Анатолия на театр и драматургию не совпадает с точкой зрения института. Выступавшие Вишневская и Молчанова довольно критически отозвались и о театре и о теориях Анатолия. С одним я могу согласиться: как правило, все это не очень интересно, провинциальный авангард. Именно поэтому театром не интересуется ни московская публика, ни московская пресса. И об этом тоже пришлось говорить. И студентами, несмотря на мои надежды, Анатолий занимается мало.
Потом пришлось ехать в общежитие. В результате довольно длительных переговоров у Шапиро удалось оттягать еще шесть комнат, из которых мы соорудим что-то наподобие отдельной коммуналки для ирландских студентов.
Интересно, что за ирландками, не ослепительной красоты девушками, вовсю ухлестывают наши самые красивые и языкатые парни. Вот и сегодня у них в общей комнате сидит Аликулов. Не думаю, что это страсть к английскому языку. Скорее, здесь, «синдром Мартынова».
Пока я был в общежитии, у меня дома «арестовали» Федю, которого я посылал погулять с Долли. Федя, снимая квартиру с охраны, перепутал пароль: «Кишинев», написанный моим почерком, прочел как «Киселев». В результате этого приехала милиция. Милиционеры оторопели, увидев Федю рядом с огромной собакой. Это и послужило главным доказательством его невиновности. «Здесь огромный парень, стали они объяснять по рации своему начальству, и ротвейлер. Они неплохо понимают друг друга». Федя стал было приглашать их войти в квартиру. Один из них ответил: «Мне через три месяца идти на пенсию, и я не хочу до этого быть покусанным».
Приехал домой в девять и свалился в койку. Как убитый. Какое там чтение!
28 апреля, пятница. Сложил сегодня, наконец, всего «Титана». Сразу выяснилось что нужна некоторая связка между главами. Пойду по тому же пути, что и в «Близнецах» — сделаю публицистические от себя вставки, хотя время романа закончилось. Он умер, и я уже в другом. Скорее всего, сделаю эти вставки по тематике газет. Хорошо, что много лет собирал вырезки, связанные с Лениным. Весь день состоял из массы подробностей. В «Независимой» вышла Валина статья о Гатчинском фестивале. Это, конечно, сильно ее должно поддержать.
Из интересного обнаружил, что наша доблестная Олечка, полагая всех полными идиотами, просит безвозмездную ссуду в 1000 долларов сроком на три года. Именно такая дата возврата ссуды стояла на договоре: 2004 год. Или ректор сдохнет либо доллар рухнет. Во что тогда превратятся 30 000 взятых ею рублей?
Интеллигенция и пресса накатывают на Путина. Мне все, что пока он делает, нравится. У нас с ним общее национальное чувство.
Получил многозначительный подарок от М.О. Чудаковой. Откуда-то она или привезла или ей подарили бумеранг — переслала его мне. Значение этого подарка мне очевидно. Что там произойдет с моей судьбой? Иногда М. О. не ошибается. Мои друзья и люди, которые меня окружают, нервничают с возрастом все больше и больше.
Я ни на минуту не забываю, что идет страстная неделя, но не пощусь, не получается.
29 апреля, суббота. Около двух часов дня уехал на дачу вместе с ассистирующим мне сегодня С.П. Он готовится к аспирантским экзаменам и семинару. Крохи от его начитанности достаются и мне. Долго говорили о «Венецианском купце». В театре у Калягина его сократили на полтора акта. Сегодняшний театр приблизился к функциональному, все, что не нажимает на разум, политику и не артикулирует проблематику — долой. Свобода слушания умных и просто изящных речей уходят. Но с какой жадностью в те давние времена публика, всегда стремящаяся себя поднять и воспарить над плоскостью жизни, в обществе, полулишенном книг, слушала то умные, то красивые, то просто поучительные речи из уст актеров. Мне все больше и больше кажется, что пьесы Шекспира как бы написаны для себя и случайно счастливо сыграны. Эта идея с просвещенным братом Елизаветы, о которой я уже писал, нравится все больше и больше. Тогда все укладывается. Много досуга, далекий двор с его празднествами и хитросплетениями и собственные конструкции жизни, честности и справедливость, на листе бумаги. Из окна башни видны зеленая кромка леса и одинокий всадник, пересекающий пустошь.
30 апреля, воскресенье. В Москву приехал около трех, потому что всесте с В.С. надо идти на модный мюзикл «Метро» в театре оперетты.
Вернувшись из театра, долго сидел, перелистывая «Титана» и придумывая другие названия для глав. Это какой-то тяжелый, медленно выкручивающийся в мелких водах дредноут, но настоящий. Из всех щелей сочится неприступная основательность. Я не могу понять основного импульса этой своей работы. Люблю ли я Ленина? Он, в первую очередь, интересен мне как человек, замахнувшийся на невероятное. Перед Голиафом обнаженный Давид с пращой. Мне Ленин нравится, как укор всему человечеству и за его брезгливую нелюбовь к интеллигенции, которая им восхищалась, а потом его бросила. Да и пишу я его, чтобы в первую очередь насолить ей. Особенно сегодня к Ленину непримирима еврейская интеллигенция.
Пошел я на этот мюзикл в основном из-за В.С. Но перед спектаклем, когда приехал шофер Федя, у нас разгорелся жуткий скандал. В.С. всегда нужен зритель, чтобы самоутвердится и дать мне реванш. Она совершенно не понимает ни расстановку сил в институте, ни моего положения, ни того, что Федя много рассказывает из сущего О.В., которая и превратно все истолкует и неправильно все поймет. В том, что такая быстрая связь существует, я убедился недавно. Запустил одно наблюдение об О.В. через Федю, и уже на следующий день оно с ее комментарием вернулось в институт. Здесь мне стоит выбрать какую-нибудь собственную тактику.