В тяжёлых звёздах ночь идёт,

И город в новый снег наряжен.

И вот уже минувший год,

Как нож, по рукоятку всажен.

Встречаю годы, как ножи,

Да здравствует семидесятый!

На звёздах, ночь, поворожи

И с новым лезвием сосватай!

Уже к ножу питая нежность,

Уже собой не дорожа,

Я пью за остроту и свежесть,

За дружбу розы и ножа.

Обернемся на минуту,

Прошлое подстережём.

Рубят голову кому-то

Гильотиною-ножом,

И в кого-то с исступленьем

Загоняют штык насквозь —

Чтоб грядущим поколеньям

Очень счастливо жилось.

Так во имя светлых далей,

Под всемирный визг и рёв,

В море Чёрное кидали

Офицеров с крейсеров.

А теперь мы время сплющим,

В день сегодняшний войдя:

Поколением грядущим

Вдруг оказываюсь я.

И выходит, как ни странно, —

Всё стряслось из-за меня:

Трупов целые монбланы

И великая резня.

Шли кромешной чередою

Эти чёрные дела,

Чтобы жизнь моя звездою

Небывалой расцвела.

Чтобы стал мой жребий светел,

Чтобы мне удач не счесть!

Может быть, я не заметил?

Может, так оно и есть?!.

Ошметки Жданова

И Семичастного

Сидят и планово

Шипят, начальствуя.

Как соблазнительно

Пойти с рогатиной

На Солженицына

В поход карательный!

Куски выхватывай!

Погром устраивай!

И у Ахматовой,

И у Цветаевой!

Рассказ ли Зощенко,

Статья ль Некрасова

Единым росчерком

Пассаж выбрасывай!

Побольше плоского,

Поменьше резкого,

Режь Заболоцкого

И Вознесенского!

Тут обязательный

Уполномоченный

И на писателя

Топор отточенный!

У Достоевского

Дневник оттяпан,

Ничем не брезгуют

Герои кляпа.

Они конклавом

Стоят суровым,

Как волкодавы,

Над Гумилёвым.

Тут столько вбухано

Труда казённого

На Солоухина

И на Аксёнова,

На Винокурова

И Евтушенко —

Эй, не придуривай,

А стой в шеренге!

Чтоб не протаскивать

Им слова броского —

Упечь Синявского!

Приструнить Бродского!

Ах, Окуджава

И Ахмадулина!

Тут ваша слава

Подкараулена!

Тут над горячим

Российским словом

Главлит с подьячим

Средневековым,

Главлит с чинушей

Кувшиннорылым,

Главлит, тянувший

Полвека жилы!

Пускай на свете

Ты первый гений –

Тебя просветят,

Как на рентгене!

Казённых строчек

Сидит подрядчик,

Сидит начётчик

И аппаратчик,

А сам он смыслит

В делах искусства,

Как коромысло

Или лангуста!

Перед партейной

Халтурой плоской

Благоговейной

Виляет моськой.

А с Мандельштамом

И Пастернаком

Под стать упрямым

Цепным собакам.

Здесь от бездарной

Цензуры вздорной

Воняет псарней

И живодёрней!

Я прыгнул из окна,

Но не сорвался вниз,

А в воздухе повис,

Как радиоволна.

А в комнате остались

Часы и календарь.

Там тень моя, состарясь,

Глядит в окно, как встарь.

А я вверху, в вечернем

Сиреневом дымке,

А я в четырехмерном

Воздушном гамаке

Плыву, как астероид,

Сиянием дразня.

Вы можете настроить

Приемник на меня.

Я — звездный зазывала.

Скользя по облакам,

Я шлю мои сигналы

Таким же чудакам,

Мечтателям, поэтам,

Захватчикам высот,

Кто сам себе планета

И свет в себе несёт,

Кто не в ладах с причалом,

Кто кружит одинок

По кривизнам печальным

Отверженных дорог.

Я стою под березой двадцатого века.

Это времени самая верная веха.

Посмотри — на меня надвигаются ветки

Исступленнее, чем в девятнадцатом веке.

Надо мною свистят они так ошалело,

Будто шумно береза меня пожалела,

Словно знает береза: настала пора

Для берез и поэтов — пора топора.

Словно знает береза, что жребий наш чёрен,

Оттого, что обоих нас рубят под корень,

Оттого, что в каминах пылают дрова,

Оттого, что на минах взрывают слова.

Я стою — и тоски не могу побороть я,

Надо мною свистят золотые лохмотья.

Вместе с ветками руки к потомку тяну я,

Я пошлю ему грамоту берестяную.

И правдиво расскажет сухая кора

Про меня, про березу, про взмах топора.