Именно рынок как модель современного мира становится центральным местом в повествовании Распутина. До последней возможности противостоявшая стихии рынка крепкая русская семья Воротниковых тоже оказывается втянутой в его всепоглощающее жерло, и так же, как в общенациональной жизни, в жизни семьи это столкновение цивилизаций — побеждающей рыночной и потерявшей себя земледельческой — заканчивается катастрофой. Мотыльком упорхнувшая на запах халвы и блеск всесветной толкучки старшая дочь Воротниковых, Света — смята и изнасилована "человеком рынка", торгашом-азербайджанцем, скорее всего и в Россию-то прибывшим нелегально, да только чувствующим себя в ней "победителем", хозяином "новой жизни", который и на таможне кому надо сунет, и в прокуратуре. Стало быть, не подзаконным ничему. И насилующим, и взятки сующим в открытую. Происходит это, напомню, в стране, где 80% населения продолжают оставаться "паспортными" русскими.
И дело не в отчаянном порыве матери, застрелившей дикаря-насильника, а в том, о чем Тамара Ивановна постоянно себя спрашивает: что, разве не видела она, куда всё это ведет? Разве не понимала, к какой жизни потянуло ее дочь? И отвечает сама себе — не видела! В каком-то нравственном обмороке жила все эти годы.
Но слишком просто было бы этим "нравственным обмороком" объяснять все наши беды. В одной из своих статей Сергей Кара-Мурза спрашивает — разве мог бы ельцинский режим просуществовать почти десять лет, если бы на то не было негласного согласия всего общества. И отвечает — нет, не мог бы! Значит, не только 2% олигархов, не только 20% чиновников всех уровней, но и большая часть населения сумела пристроиться в "новой жизни"! Получила возможность "иметь". Одни больше, другие меньше. Чиновники с торгашей, торгаши с рядовых граждан, те друг с друга: врачи с больных, учителя со школьников, преподаватели со студентов, и т. д. Даже бомж у Распутина, приютившийся в семейном общежитии, получил возможность "иметь" — сдает на ночь не принадлежащую ему комнату. А что в ней будет, кого будут убивать-насиловать — его не интересует. Даже своеобразную философийку придумал.
Державу буквально растащили по чуланам и перепродают — и не только Чубайсы и Абрамовичи, но и прапорщики Петровы, механизаторы Ивановы, лесники Сидоровы. Налицо парадокс: в целом жизнь стала хуже, а каждый в отдельности стал жить лучше. Такая вот плата за отказ от небесного статуса, земного могущества и исторической перспективы.
Памятуя о сказанном выше, о том, что определяло русскую цивилизацию на протяжении тысячи лет, такой легкий переход большинства русского народа в услужение чуждой торгашеской цивилизации не может не пугать!
3. ДВА ПУТИ
И здесь было бы нелишне вспомнить о том, что лежит в основании любой цивилизации, что канонизирует те или иные принципы ее, накладывая печать неповторимости на целое. Я говорю, разумеется, о религии. Вспомним, что сынам Иафета, населившим 1/6 мировой суши, было заповедано евангельскими притчами именно возделывание своей земли! И именно русские землепашцы (7/8 населения страны) в качестве сословного определения усвоили себе определение религиозное: крестьяне! Где всякий русский без труда расслышит первоначальное "христиане".
Для сравнения заметим, что Коран отнюдь не так приветствует земледельческий труд, и, напротив, благословляет торговлю. Это не говоря уже о Талмуде, по которому едва ли не единственно важным делом являются ростовщические операции. Поэтому, когда потомки Сима, воспитанные этими религиозными учениями, занимаются торговлей и финансовыми спекуляциями — они занимаются своим. И ни о каком уважении к неприспособленным и неискусным в умении наживаться "чужакам" (а именно так воспринимается ими коренное население России) речи быть не может! Ведь русские не торгуют, а распродают, пока им есть что распродавать, — остатки державной плоти: большую и малую госсобственность, должности, звания. И сами того не замечают, как более сплоченные и искусные торгаши-перекупщики занимают уже не только рынки, но и посты в администрациях, кафедры, должности, подтягивая к себе своих бесчисленных чернявых родственников. Отсюда парадокс номер два: оставаясь в численном большинстве, русские оказались в своей стране эмигрантами, которые вынуждены приспосабливаться к чуждым цивилизационным нормам. И мучительные внутренние монологи русских героев повести Распутина разбиваются об эту бесцеремонную, невесть откуда свалившуюся на них действительность. А ведь Тамара Ивановна и ее сын Иван, наиболее часто задающиеся такими вопросами, это еще лучшие, те, кто еще пытается понять происходящее, не выгнуть душу в угоду "новому"! А большинство и не думает, выгибается (каждый на свой манер), и даже — вспомним слова Кара-Мурзы — не без удовольствия от своего сиюминутного колбасного-шмоточно счастья! Не понимая, что состязаться в умении наживы с теми, кто занимается этим уже тысячелетия — бессмысленно, и что уже их же детей и внуков, потерявших землю и недра, должности и перспективу образования, ждет неизбежное физическое рабство и вымирание!
Великий русский филолог, Федор Иванович Буслаев приводит в одном своем сочинении древненовгородскую легенду о "благочестивом" купце-ростовщике, перед смертью покаявшемся и оставившем все деньги на строительство собора. Так вот, когда мастера, расписывавшие этот собор, спрашивают у епископа, где им изобразить благодетеля, епископ твердо отвечает — в аду! Таким страшным грехом для наших предков было ростовщичество, нажива на несчастии, богатство из пустоты!.. Взглянув на торжество окружившей нас "банковской цивилизации" поневоле задумаешься — то ли наши предки чего-то не понимали, то ли мы очень далеко от них ушли…
Что же дальше будет с народом, в историческое одночасье (за без малого столетье) лишившимся и родной почвы и родного воздуха, оказавшимся, как рыба на суше, в новой, агрессивной для него действительности? — спрашивают себя герои повести. И один ответ перед ними возникает: или же произойдет большая "встряска", которая вернет на место загулявшие русские головы, или же наше место займут более приспособленные к воцарившейся у нас всесветной барахолке чужаки. Распутин не говорит об этом открыто, но подводит нас к этому выводу. А нам — нам только и остается вспомнить, как Господь лечил русских от исторического беспамятства. Офранцузившихся — французами в 1812 году, онемечившихся немецкой социал-демократией — немцами в 1941-м. Глядя на отнюдь недвусмысленные маневры вдоль российских границ наших нынешних "стратегических партнеров" — можно предположить, что и обамериканившихся русских ждет то же лекарство.
И здесь впору задаться вопросом, почему Небо не дает забыться, исчезнуть именно России — ведь многие великие царства и цивилизации и при гораздо меньших испытаниях и потрясениях канули в Лету? Ответ на этот вопрос будет только один — потому что только Россия на сегодняшний день, как и сто, и двести лет назад, несет в себе полноту Христовой веры, и должна являть ее обезумевшему миру до самых последних времен, должна свидетельствовать о Христе! Именно поэтому: Россия без Христа Богу не нужна! Как об этом сказал покойный владыка Иоанн.
В строгом соответствии с этим в повести открывается и второй, мирный путь излечения русских от онтологического беспамятства, постигшего всех нас — он указан в образе сына Тамары Ивановны, Ивана. Это то самое поколение молодых русских людей, которым сегодня по двадцать три — двадцать семь лет, их, разумеется, меньше, чем оглушенных "ящиком" и "свободой" их сверстников, однако присутствие этого поколения в нашей жизни уже чувствуется. Писатель о нем только намекает в конце повествования, и здесь нужно отдать должное художественной совести Валентина Григорьевича: он их не знает, не знает в таком целостном и всепроникающем знании, как Тамару и Анатолия, — и умолкает. Осмелюсь продолжить там, где поставил точку художник: у меня много друзей, кумовьев, просто "родственников по духу" в этом поколении. Им по двадцать пять — двадцать девять лет, но у них уже по двое (чаще по трое) детей, по выходным и праздникам они всей семьей в церкви, утром и вечером — на молитве. Они знают, для чего и зачем они здесь, почему они — русские. Даст Бог, к своим сорока-пятидесяти годам они вырастят и воспитают по пять-семь крепких духом и телом русских мальчиков и девочек, те — своих. Это — и есть та будущая Россия, о которой пророчил Св. Серафим Саровский. А зрители "Фабрики звезд" и "Последнего героя" — вымрут. Сами собой, без СПИДа и эпидемий. Просто потому, что, посмотрев "ящик", они идут выгуливать своих тысячедолларовых пудельков, а их место у пульта занимает одно единственное, изнеженное и обреченное чадо. Жизненный минус.