Эрнест Султанов ИСКУССТВО И ШИЗОФРЕНИЯ

Древний человек — неполноценен, потому что не оставил после себя массового, многотиражного, разноцветного искусства?!

Скорее, наоборот: наши предки были более полноценны, поскольку видели мир как бесконечную целостность, а соответственно, и не нуждались в искусственных конструкциях. И не случайно Платон так сокрушался по поводу отделения искусства от религиозного культа — ведь для него приватизация человеком искусства была символом деградации, расщепления божественного единства.

В этом смысле, расцвет искусства вообще приходится на западную цивилизацию, как наиболее оторвавшуюся от единой скрепляющей все своим могуществом идеи. Она появляется для заполнения вакуума, образуемого в результате стремительной "смерти Бога". Религия постепенно оставляет свое место искусству так же, как целостное видение мира уступает всерасщепляющейся мозаике человеческих чувств и догадок.

Своеобразной исторической паузой на пути этого массового шизофренического искусства на Западе стал авторитарный период первой половины ХХ века. Этот период запомнился попытками строительства "арийского" и "социалистического" искусства, что в сущности означало попытку вернуться к полноценному тоталитарному миру древних. Не случайно же в фильмах Риффеншталь и кинохрониках сталинской эпохи мы видим дикие, горящие древним огнем берсерков (боговолков), глаза юношей и девушек. Не случайно же и то, что в современной клинике западного общества этот период называется не иначе как "темным", а всякая попытка воскресить его обзывается "варварством".

Наконец, именно в сегодняшнее время искусство добивается такой массовости и одновременно такой молекулярности (с помощью современных технологий и интернета), какой не было никогда ранее. Сознание общества и отдельного человека оказывается поделенным на такое большое количество несвязанных картинок, что каждая из них требует собственного отражения в "искусстве". То есть, чем более шизофреничным становится общество, тем больше искусства оно способно впитать. (Отсюда, кстати, и такое большое количество телевизионных каналов в Соединенных Штатах, как самом развитом и фрагментизированном обществе, — свыше пятисот.)

Человек искусства в свою очередь становится особым типом психоаналитика, который вычленяет и описывает ту или иную форму этой фрагментации. Наиболее популярными становятся авторы, которые могут описать те или иные болезненные сомнения пациентов. Автор становится, с одной стороны, продавцом чувства сопричастности, а с другой, лекарем, дающим больному раком психические транквилизаторы.

В тех случаях, когда он понимает свою ролевую суть и выбирает эффективную нишу, автор становится очень влиятельным и богатым. Здесь можно назвать блестящих психоаналитиков типа Мика Джаггера и Пола Маккартни (Маккартни убил Леннона как конкурента?), которые оседлали волну 60-х и с тех пор стригут свои купоны с пациентиков. В литературе это были не только радикалы типа Уильяма Берроуза и Тимоти Лири, но и социопсихологи — Дэвид Белл и Элвин Тоффлер, которые показали обществу, что, собственно, с ним происходит, как "болезнь" будет развиваться дальше и, главное, как к этому относиться. В этом плане показательно, что сегодня, когда мы видим ремикс протестной волны на Западе, разворачивается своеобразная конкуренция за места в психоаналитической когорте этого нового поколения. Антиглобализм тоже становится своеобразным шизофреническим явлением, которое после спада образует группу людей с общим психо-болевым опытом. И эта группа будет пользоваться на протяжении жизни услугами одних и тех же кинематографических, литературных, музыкальных психоаналитиков. Только представьте себе семидесятилетнего Ману Чао, поющего "Кландестино" или "Кинг оф Бонго".

Не менее качественно в роли психоаналитиков выступают и создатели различных сериалов. Например, неувядаемая популярность персонажа Джеймса Бонда связана с наиболее распространенным сегодня образом подростка-андрогина: превышает скорость, меняет партнеров, не создает семью, любит риск (который всегда кончается хорошо) и ни за что не отвечает. Этот же образ вечного подростка, сидящего в западном человеке, позволил фоулзовскому "Волхву" быть переведенным на все "цивилизованные" языки мира. Его прекрасная психоаналитическая фабула о человеке, мечущемся между различными, зачастую противоположными миражами, можно назвать квинтэссенцией гомо американуса. Но одновременно его мятущаяся натура будет непонятна ни для настоящего фашиста, ни для восточного человека, которому четко виден Путь (Дао, Сыратуль мустаким).

Также и Мисима насквозь видел японцев, ушедших в послевоенные годы в потребизм, но, при этом, нуждавшихся в здоровом (для хорошего аппетита и сна) чувстве национальной гордости. И то, что он перешел к настоящей политической борьбе, говорит в его пользу, в пользу человека, не желавшего быть высокооплачиваемой нянькой вечных подростков.

Шизофрения, расширяющаяся фрагментарность в человеке и обществе присутствует и в сегодняшней России. Уже не важно, что вы пишете или снимаете. Вы работаете на определенную категорию психов: патриотических, либеральных, пенсионерских, подростковых, с теми или иным сексуальными комплексами, зарабатывающих больше или меньше тысячи, двух тысяч... Вы участвуете во всеобщем заговоре психоаналитиков, во всемирном ("нецивилизованные" страны не в счет) пакте шизиков и их врачей.

Кто-то (Алинка Витухновская…) — это понимает и не строит никаких иллюзий, пытаясь давать платные сеансы. Наверное, также поступает неутомимый Лимон: нуждаясь в деньгах для своего племени, он вынужден подрабатывать в том же "дисциплинарном санатории". Другие (Ольга Артемьева, наверное, самый красивый пример) начинают сходить с ума, поскольку попросту не представляют, зачем им нужен белый халат врача.

Те же, кто действительно до конца верит в важность и значимость своего искусственного перфоманса, кончают плохо. Каждый может вспомнить, какую-нибудь повесившуюся звезду (а-ля Курт Кобейн и Серж Есенин).

Выхода нет. В искусстве, как современном варианте психоанализа, его нет. Литература, музыка, любимый фильм "Матрица" только на время придают осмысленность существованию — так же, как психоанализ на несколько дней после сеанса скрепляет множество кусков вашего "Я".

Для выздоровления необходимо больше, чем каждый день спасаться в обществе Джеймса Бонда или любимой книжки про Фюрера. Для этого необходимо вновь очутиться в едином мире всепронизывающей идеи (то, что в исламе называется тавхид). Идеи, которая подчинит себе все грани мира. Идеи, которая превратит муз в наложниц, как это было в тридцатые годы в Германии и России. Идеи, которая тоталитарной хваткой возьмется за человека и не отпустит, пока тот вновь не ощутит себя древним, предысторическим существом.