Изменить стиль страницы

Я медленно и непроизвольно начал вытягивать шею. Ее глаза довольно смеялись в ответ. Вот, значит, как? Уже ближе к истине? Да! Надо же! Какая! Ведь узрела! Чует ведь! Можно даже смело сказать — в точку! Прямо в точку!

Правда… не в ту.

Я выразительно осмотрел ее с ног до головы. Ее губы таили интригующую улыбку, а глаза подозрительно поблескивали. Она знала, что права. Предсказательница, используя сей дар, разоблачила меня, но не до конца. Наверняка приняла за какого-то знатного человека, прикрывшегося лохмотьями и вышедшего в люди. Может, рассчитывала, что у меня при себе должно быть золото, и я действительно захочу узнать судьбу из уст уличной гадалки. А может, рассчитывала и на большее. Например, я побоюсь открытого и прилюдного выявления, и кругленькой суммой заткну ей рот. Словом, она на что-то рассчитывала. На что угодно, но не на грядущий исход. Потому как гадалка права — я действительно могу управлять своей судьбой и менять ее согласно своим пожеланиям. И в данный момент я как раз занимался этим. Я сам уже гадал, как мне лучше поступить. А раз ее судьба сейчас соприкасается с моей, то я определяю и ее судьбу.

Как это забавно и иронично — управлять судьбой гадалки.

Я пристально посмотрел в ее глаза. Они теплились надеждой. Она не желала мне зла. Она просто хотела обогащения. Может, она приметила меня уже давно? Может, случай с седельщиком не миновал ее глаз? Все может быть. И я даже не против. Однако могу одарить лишь истинным богатством. Хотя всякий раз убеждаюсь, насколько золото для многих стоит превыше всего. И они без излишних раздумий выбирают второе, взамен первому. Я не осуждаю это, и не поощряю. Просто отмечаю. Хотя… нет, все же поощряю. Ведь то порождает человеческую сущность. А пока она жива, то будет уместна и иная сущность — моя. Но я все равно с терпеливым упорством навязываю свое богатство всем… людям. В том и есть значение моей сущности. Владение лишь моим богатством влечет обретение любого земного, в любых количествах, с необыкновенной легкостью…

Я поиграл призрачной улыбкой, тем самым подтвердил гениальное, как ей казалось, разоблачение. Она тоже улыбнулась, пытаясь не выдавать себя. Но гордость за свои способности и интуицию уже рвалась из-под ее цветастых одежд. Правда, она оказалась преждевременной. Я покивал и вопросительно заглянул в ее уверенные глаза.

— Хорошо, гадалка. Вижу — ты воистину наделена тем даром, о котором мне толкуешь. Да и просто чувствую силу твою. Вижу, желаешь ты золота — лишь это желание заставило тебя разглядеть во мне того, кто имеет то золото. Ты увидела во мне богача, скрытого под ветхими истлевшими одеждами. Словно разгадала истинный смысл слов, скрытый за чередой позабытых древних писаний. И ты права, ибо есть то истина. Да только в одном ошиблась — мое богатство гораздо ценнее того, о чем ты подумала. Ты не до конца истолковала смысл. Да, ты права — я щедр и бескорыстен, я раздаю богатство бесплатно, не требуя ничего взамен. Причем, не беднею при этом, а напротив — богатею. И не обираю других, кто не жаждет расставаться со своим богатством. Оно остается при них. А потому спрашиваю тебя: ты все еще желаешь погадать мне? Ты готова принять мою руку? Сильна ли ты? Не убоишься ли увидеть истину? И принять мою плату?

Гадалка удивленно вздрогнула, на миг стушевалась и задумалась. Глаза ее широко распахнулись и на долю мгновения раскрыли дно ее души. Я заглянул в них, и понял, что был прав. Но в следующий момент упала плотная завеса, и искренность померкла во тьме. Хотя мне не привыкать — я хорошо вижу и во тьме.

Теперь уже ее многогранный ум искал подвоха. Но отступать некуда — она уже потратила на меня много времени и сил. В конце концов, ей просто стало интересно — кто ж я такой на самом-то деле? Бедная ты моя гадалка! Как бы я не хотел разочаровывать тебя! Как бы хотел ответить на твой вопрос! Но, увы, право отвечать на него я предоставляю лишь тебе, равно как и любому другому человеку. И каждый на него ответит правильно. Потому что ответит по-своему.

— Ты очень интересен, путник, — уже без тени иронии заговорила она. — Теперь я вижу — ты даже не тот, кто скрылся за тем, кем хочешь ты прикрыться.

— А я вижу — ты имеешь истинный дар, — лаконично дополнил я, тронутый ее глубокой проницательностью. — И снова повторю: ты хочешь предсказать мне судьбу? Это твое искреннее желание? Или ты хочешь золота? Скажи — и я дам тебе его в избытке, не требуя даже предсказаний. Чего ты истинно хочешь?

Она вдруг погрустнела, с серьезным видом подалась назад и выразительно вскинула скрещенные руки.

— Нет, я не хочу предсказывать твою судьбу!

Я довольно усмехнулся, с новым интересом рассматривая ее. И спросил:

— Но все же ты чего-то хочешь. Причем, очень страстно. Я это чувствую.

— Да, путник, ты прав. Я хочу… я… — дыхание ее неожиданно сбилось, будто вокруг воцарилась страшная духота. Она открывала рот, но слова умирали, не в силах вырваться на волю.

— Чего же? — допытывался я. — Скажи, и если то в моих силах, я постараюсь исполнить твое желание.

— Это в твоих силах, — голос ее почему-то надломился и задрожал, словно она входила в клетку со львом. С голодным львом. Лев пристально следил за каждым ее движением, за ее побледневшим взглядом, за ее охладевшими желаниями. Но она оказалась на удивление мужественной женщиной. Или догадливой?

— Тогда скажи, — мягко настаивал я.

Гадалка собралась с духом и тихо, словно боялась спугнуть, попросила:

— Просто… просто покажи мне свою руку.

Я ухватился за щетинистый подбородок, глубокомысленно потер его и исподлобья взглянул на свою предсказательницу.

— Боюсь, тебе то придется не по нраву.

— Потому и прошу, — едва слышно взмолилась она.

— Но ты же предсказательница. Ты должна ведать, что там.

— Я не могу этого ведать, — с тенью скорби призналась она. — По крайней мере, до того, как ты протянешь мне ладонь.

— Это опасно, — сверкнул я глазами, пытаясь напугать ее.

— Все таинственное опасно, — парировала она. Ее снедало жгучее любопытство. Оно и стало тем глубинным желанием, что теплилось в недрах ее сердца. Истинным желанием. А она, судя по всему — сильный человек. Да вот только всегда есть тот, кто сильнее. Я, право, не хвастун. Просто не склонен приуменьшать, равно как и преувеличивать. А еще я не склонен никого лишать жизни. Хоть и делаю то временами. И право то черпаю лишь в искренних человеческих желаниях. А точнее — в отсутствии их. Ведь смерть — это отсутствие желания жить.

— Не делай этого! — уже строже предупредил я. Предупредил искренне, хоть и знал — то лишь разжигает любопытство.

— Покажи, — она не обратила внимания на мою скрытую угрозу. — Я должна видеть твою руку.

— Ничего ты не должна…

— Должна, — как-то мягко и обреченно кивнула она. И молящими глазами уставилась на меня.

— Ты хорошо подумала? — в последний раз осведомился я.

Она покорно склонила голову. Я вздохнул. И в напряженном молчании протянул ей руку ладонью вверх. Протянул и замер. Потому как ведал, что будет дальше. Тут и предсказывать ничего не нужно. Гадалка, не сводя взора с моего лица, взяла кисть и вздрогнула от неожиданного холода. Я в последний раз пытался испугать ее. Но она неотвратимо шла к своему желанию. Медленно, будто во сне, перевела она взгляд на саму руку…

Как вдруг ее отбросило, словно молнией. Она отскочила на добрых пять шагов, будто увидала на ладони змею. Следом завизжала, замахала руками, задевая других людей, и в панике попыталась бежать. Но с размаху налетела на широкоплечего грузчика, опрокинула его большую корзину с фруктами, затем отпрянула в сторону и сбила с ног какую-то рыжеволосую девушку. Та, в свою очередь, упала, зацепилась за торчащую из-под прилавка палку, и с треском разорвала платье. Девушка тут же вскочила, истошно завопила и бросилась на обидчицу с растопыренными пальцами.

Разумеется, последовала суматоха, паника и неразбериха. Раздались недовольные голоса, вопли продавцов, крепкая ругань грузчиков, взбешенный девичий визг. Затем душераздирающий крик — кому-то наступили на ногу. Тут же поднялся истошный собачий лай. А следом кто-то завопил: «Держи вора»! Разумеется, предприимчивые и внимательные воры воспользовались внезапностью ситуации. А может то просто на всякий случай вопил продавец, чей товар оказался опрокинут, чтобы возможные воры сразу бросились врассыпную.