Ночь бесследно исчезла, растаяла среди могучих каменных исполинов. Утро окрасило хрустальные вершины и щербатые склоны необыкновенным розовым светом. Я медленно открыл глаза. И понял, что не смыкал их. Но разве стоит этому удивляться? Разве то чудо — спать с открытыми глазами? Все равно, что бодрствовать с закрытыми. Впрочем, это не важно. Важно то, что я впервые столкнулся с настоящим чудом. С маленьким говорящим чудом. И оказался в столь чудесном месте. Снова — впервые…

Вчера (или же вечность назад?) мы сидели в небольшом кругу света. Но ныне свет сочился отовсюду. Заснеженные пики гордо возвышались над головой, точно древние всевидящие мудрецы. Ветер затих. Прозрачное небо сияло ослепительной чистотой и голубизной. Над миром величественно звенела вековая тишина. Над миром плыл извечный покой. Тот, который невозможно нарушить, сколько не старайся. Здесь, на неведомом горном утесе, все усилия, даже самые исполинские, превращались в ничто. Потому что все обращается в ничто перед ликом вечности. Нет, она не высокомерна, не надменна, она не стремится кого-то унизить. Просто она вбирает в себя все, что ни есть. Поэтому любая сущая частица может с гордостью именовать себя вечной. Как любая капля может именовать себя водой, наравне с океаном. Любой вид жизни — есть пребывание вечности в определенной форме, в определенное время. Меняется время — меняется форма. Но материя никуда не исчезает. Изначальная материя, имя которой вечность. Или время. Или абсолют. Или Творец. Или какое-либо иное слово. Или все слова вместе взятые. Или вообще никаких слов. Ведь это не важно. Важна лишь истина, а не слово «истина». Важна суть. Но еще важнее — наше понимание этой сути.

Я потянулся, зевнул, потер глаза. Тело наполняла необыкновенная легкость. Казалось, я сам стал продолжением неба. Я стал продолжением горных хребтов, ледников, снежных ущелий и седловин, замерзших рек и озер. Продолжением мира. Продолжением жизни. Продолжением вечности. И разве имеет значение мой внешний облик. Главное — я стал сутью, я влился в вечную истину. Потому и форму принять мог любую — какую только пожелаю. Но я желал остаться таким же. Ведь в том и состоит смысл вечности — в изначальной неизменности. Да, меняются формы, но суть остается прежней. Потому-то и остались на мне обветшалые одежды, изношенный плащ, дырявые сапоги. Но прорехи приносили только благо. Сквозь них проникал бодрящий холод, обдавал волнами свежести, и остужал необдуманные поступки. Но в то же время ласковое солнце нещадно припекало затылок, порождая пылкие и бездумные стремления. Здесь все было необычно, в этом странном и загадочном месте. Здесь все было не так, как могло бы быть.

Или не было всего этого?

Я поднялся с бревнышка, подошел к краю утеса, глянул по сторонам. Внизу, насколько хватало глаз, простиралась горная страна — царство камня, льда и чистоты. Царство вечности. И вдруг я ощутил, что горы тоже живые. Ведь они тоже имеют форму, и жизнь их тоже определена временем. Другое дело — их время несоизмеримо с человеческим. Но все же и они зарождаются, изменяются и в итоге рушатся, обращаясь в мельчайший песок.

Я смотрел вниз, с головокружительной высоты поднебесного утеса. Там невесомыми призрачными гроздями застыли молочные облака. Там сверкали ледяными шлемами вековечные каменные стражи. Могучие и неприступные, облаченные в хрустальную броню и девственно-белые плащи, они неусыпно хранили святой покой волшебной страны. Они никого не впускали, и в то же время ждали каждого, кто явится к их стопам и бросит им вызов. Они лишь проверяли силы смельчаков. Извечные стражи не впускали слабых. Они впускали лишь того, кого признавали равным. Потому как точно знали — нет никого сильнее их. На миг стало не по себе, когда я вспомнил, как карабкался сюда. Как замерзшие пальцы цеплялись за неприметные выступы, впивались в оледеневшие трещины. Как ноги скользили по наледи и камню, как ветер неистово бесился и пытался сорвать меня со стены и швырнуть в чернеющую бездну. Но я не упал. Потому что я не боялся ни бездны, ни мрака, ни холода. Потому что умел черпать в них силы. А самое главное — я страстно желал взобраться сюда. И готов был жертвовать всем, во имя своего желания.

Но в следующий миг пришло упоение своим безмерным могуществом, своим упорством и силой. Своим изначальным желанием добраться сюда, встретить здесь того, кого я встретил и услышать то, что я здесь услышал. Ведь ничего подобного в другом месте я бы не услышал. И не увидел бы того, что раскрывалось перед глазами. Островерхие макушки выглядывали из набухших облаков, изменчивых, прекрасных и чудесных, как сама жизнь. Исполинские шлема вспыхивали нежно-розовыми отблесками, отвечая солнцу той же добротой и щедростью, что дарило оно им сверху. Я не видел солнца, но чувствовал его. Оно поднималось над макушкой невообразимо высокой горы, что приютила меня этой ночью. Оно спешило взойти в небеса, чтобы оттуда осенить весь мир, отогреть его после холода ночи, и вдохновить его к жизни. Наверное, так любовь вдохновляет поэта. Наверное, так подвиги легендарных героев вдохновляют юнцов. Наверное, так изначальное желание вдохновляет любого Творца…

Я упоительно вздохнул. Свежий высокогорный воздух ворвался в мое сознание потоком небывалой силы. Она наполнила до самых краев. Она оказалась так желанна. Я понял, что оставлять ее без внимания — высшее неуважение к ней. Пребывать в бездействии, значит предавать забвению великую силу Творца, что дарует он нам каждый миг своего существования. Каждый миг, который он ценит превыше вечности. Потому и живет вечно, в то время как наше бытие по сравнению с ним — мгновение. Но именно из мгновений складывается вечность. Потому-то и ценит нас Творец превыше себя…

И я, наконец, понял — мой путь не окончен. Далеко не окончен. Он только начинается. Здесь и сейчас. В этом загадочном и таинственном месте, куда я изначально стремился, совершенно того не подозревая. Всю свою жизнь я ждал этого мига и этой встречи. Этого разговора и этих мыслей. Я жаждал взглянуть на мир с изначальной точки, из которой он зародился. И я осознал, что каждый миг своей жизни мы смотрим на мир из этой точки. Не важно, какова она. Важны мы, как воплощение вечной силы. Мы — те, кто движет жизнь, которая неустанно крутится вокруг нас. И не имеет значения, кто мы: люди, звери, горы, облака, реки, долины, дожди, слова, мысли. Все то, что люди видят, осмысливают и выражают словами. Но еще больше то, о чем они даже не догадываются. Все они — разнообразные формы изначальной вечной силы. Все они — воплощение изначального желания. Каждая из них безгранично ценна, ибо каждая отражает вечность…

Эта мысль наполнила сознание неземным блаженством. Я впервые испытал настоящее безграничное счастье, абсолютное и изначальное. А также понял, что испытывал его каждый миг своего существования. Потому и стало оно вечным. Потому и раньше оно было таковым.

Сколько я простоял так? Не помню. Да и важно ли это там, где время теряет свою власть над желанием. Я мог стоять здесь столько, сколько захочу. За горами возникали бы и обращались в прах империи, реки меняли бы русла, поднимались и опускались бы новые горы. А я бы стоял и стоял.

Хотя, может, так оно и было?

Но как бы то ни было, я развернулся и отошел от края. Всей сутью я ощущал, что я — единственный, кто обладал здесь движением. Ни горы, ни облака, ни ветер — лишь я. Поначалу это пугало, но потом принесло опьяняющее чувство. А также желание двигаться дальше. Желание желать и воплощать свои желания. И я начал с простого — глянул под ноги. Припорошенный костер давно прогорел и остыл. Черные головни с интересом выглядывали из-под снега. Казалось, они тоже гадали — не приснилось ли им все? Я зачем-то поискал глазами Тио. Но ее и след простыл. Кто она? И была ли вообще? Если ее не было, то какой смысл искать ее. Если она была, то тем более нет смысла искать ее. Ведь она оставила меня наедине с моими мыслями. Наедине с застывшим миром. Наедине с вечностью. Значит, в том существовал ее замысел. И она его воплотила.