А он, как видите, сущий…

Я остановился, и еще раз взглянул на виртуозного мастера. Да, ловок, как руками, так и языком. Молодец, кое-что постиг и уже не пропадет. Я за него даже больше рад, чем за Пудилу. Кнут старше, но не годами, а прозорливостью. Хотя кузнец покупал своей неподкупной простотой и душевной бесхитростностью. Да, такого легче и проще обвести вокруг пальца, чем этого седельщика. А потому и расплата за такое деяние станет жестче…

Кнут замер. Глаза его забегали в поисках чего-то, куда можно было спрятать золото. Я следил за ним, стоя уже там, где люди толкались и шли, ведомые своими желаниями. Торговец нахмурился, не найдя ничего. Взглянул на седельные сумы, но они оказались большими. И вдруг он стукнул себя по лбу и потянулся за пазуху. Туда, где теплился его кошель, согретый теплом сердца — колыбели искренних желаний. Я захотел помочь ему. А потому весело воскликнул:

— Эй, Кнут?

Он порывисто обернулся. В светлых глазах отразилось удивление. Я вскинул руку в прощальном жесте. Да, я прощался. Но не просто так. В лицо седельщика полетела пустая смятая мошна.

— Лови!

Он подскочил, высоко вскинул руки. Еле поймал. При этом едва не рухнул на прилавок. Выпрямился, опустил руки и посмотрел…

Да. Изумление — это тоже желание. Желание понять. И он желал. Хотя не мог этого сделать, пусть и пытался. Он остекленевшими глазами впился в небольшой кожаный куль. Я неотрывно смотрел на него. И ждал.

— Что это…? — раздался его сдавленный не то вопль, не то стон. Похоже, он уже начал догадываться.

— Это? — голос мой таил ту самую мощь, с которой наносится заключительный решающий удар. Тот, что несет запах победы. — Ха! Это тоже твое!

Он резко хлопнул себя по левой стороне груди. И столь же резко вскинул голову, выискивая меня взглядом. Но взгляд канул в неизвестность. Равно, как и я, мгновением раньше. И толпа, как символ целого многоликого мира, растворила меня безвозвратно. А в воздухе все еще витали слова:

— Прощай, Кнут. Будь так же мудр и снисходителен, равно как недальновиден и тверд. Прощай. И помни меня. Ты мне нужен именно таким…

9 Необычное предсказание

Я гармонично слился с толпой. На меня мало кто обращал внимание. Таких тут хватало — нищеты или посредственности везде полно. Наверное, потому что они не думают о других. Зато я обращал внимание на всех. Принюхивался к запахам их желаний, прислушивался к звенящим песням их душ. Вожделенно шмыгал носом, незаметно навострял уши, точно охотничий пес, терпеливо замирал. Я старался не упустить ничего важного и значимого. Пусть в нашем мире значимо все, как хорошее, так и плохое. Потому как оно и наполняет наш мир.

В глубине своей сути я ощущал необычную легкость. По правде говоря, я всегда ее ощущаю, да только иной раз она усиливается, и едва не отрывает кончики моих исхудалых сапог от земли. Так и сейчас. Я вспоминал неслыханное удивление на лице высокого седельщика, и тихо посмеивался. Я радовался не собственной изворотливости, невероятной силе, способностям и прочему, чем я превзошел его. Так же, как глупо радоваться своему большому росту среди малышей. Я радовался тому, что он даже не смог крикнуть: «Держи вора». Равно, как не смог бы и каждый, кто допустил бы подобное. То есть позволил мне приблизиться.

Хотя я никогда не испрашиваю разрешения и не предупреждаю. Лишь облик мой — предупреждение. Но не для всех. Да, истина всегда очевидна, но вот смысл ее сокрыт очень глубоко.

Кнут, Кнут! Хотя, чего я гадаю? Ты наверняка лихорадочно пересчитываешь звонкие монеты. Иного и быть не может. И правильно делаешь, ведь то отголосок твоей мудрости. Мудрости торговца. А она и заставляет, так сказать, мелочиться. То есть подсчитывать все, до мелочей. Да, как неблагозвучно слово, но как глубок истинный смысл. Тебе ведь действительно хочется узнать — не обманул ли я тебя? Не взял ли хоть один гульден? И я знаю — ты не был бы против, даже если и не досчитался нескольких кругляков. Но не взял я, не взял, дорогой мой седельщик. Ничего не взял, кроме самого дорого. И тебе дал то же самое в избытке. Ведь если мы обменяемся монетами, то у нас окажется по монете. А если обменяемся мудростью? Тогда истинное богатство каждого удвоится. Но все же ты выбираешь золото. Пока. И прав ты. Равно как и я, желая тебе того же. Ты сам видел — я выложил все до единой монеты. И не потому, что я честен и не желаю лицемерить. А потому, что не люблю отягощать себя чужим, равно как и вовсе земным. Иначе, высоко не взлетишь.

Хотя, впрочем, я мог бы совершить все, что только возможно. Мог сплавить монеты в единый слиток, мог превратить их в золотую пыль. Или древесную труху. Или на каждой монете появился бы мой профиль. Или профиль Кнута. Или дырка в центре, чтоб на шею вешать сподручнее. Словом — неважно.

Но я желал именно этого.

И желание мое сбылось.

Впрочем, как и всегда.

Люди мелькали перед глазами. От них пахло суетой. Той извечной суетой, которая, по сути, и движет весь мир, вместе с нами. Их заботили лишь собственные желания — никто даже не задумывался о чужих. И тем более не стремился постичь и глубоко понять чужие желания. Да, таковые если и существовали, то на рынке их явно не встретишь. Здесь могу шататься лишь я. Ведь я бездарь, праздный лодырь, образчик лжесовершенства и мнимый мудрец. Ведь так назвал меня Кнут. И небезосновательно. Потому как не он один меня так называл. Но лишь поначалу.

Интересно, о чем думает сейчас этот мастер-седельщик? Как бы он назвал меня сейчас? Но возвращаться нельзя. Вернее — можно, потому как мы всегда властны делать все, что пожелаем. Но если я это сделаю, то все потеряет смысл. Изначальный смысл, который я истинно желал, вкладывая в свои действия и слова.

И, поборов человеческое искушение, я побрел дальше в неземном блаженстве. Блаженство копилось внутри, когда я всякий раз заглядывал в глаза прохожим. Но ничего, кроме желаний я там не находил. Желания попадались слабые и сильные, расплывчатые и четкие, темные и светлые, нужные и бесполезные. И прочие. Здесь они определялись количеством гульденов, что имел при себе покупатель. И по трепету желаний я с точностью мог определить, сколько золота при каждом.

Мелочный ли я?

Да. Ведь я с точностью до мелочи могу назвать сумму, припрятанную в мошне каждого. Ибо желания наши измеримы. Чем? Лишь возможностями. А возможности как раз и связаны напрямую с заработком. По нему можно судить, много или мало человек работает, делает ли он простую черновую работу или уникальную — неподвластную другим. Работает ли он руками или головой. Честен ли он в товарных отношениях или нет, и прочее.

Хотя товарные отношения есть просто отношения друг к другу. И здесь Кнут бесспорно прав — если мы истинно ценим друзей, то не поскупимся заплатить им больше той цены, что сложилась на рынке. Тем самым мы подарим им маленькую возможность воплотить свои маленькие желания, которые и станут подлинным проявлением дружбы. Никто на рынке не даст им эту возможность, ведь покупателей много и все они незнакомые. Они, напротив, будут бойко торговаться, норовя выпросить для себя скидку, пусть и законную. То есть прибрать к рукам то изначальное желание, что человек заложил в цену своего товара и своего труда.

Так что, дорогие мои, попробуйте применить ту мудрость и посмотрите на следствие. Разумеется, если у вас еще остались друзья. Для этого всего лишь надо знать реальную цену тем вещам или труду, которые предлагает на рынке ваш хороший знакомый или друг. Ну и само собой иметь ту сумму гульденов. И… немного больше. Но главное — иметь искреннее желание платить больше положенного. Ведь если друг оценит и примет ту плату, это даст вам право ждать то же самое от него. А его в какой-то мере обяжет быть благодарным. И, поверьте, он будет искать способы отблагодарить тем же.