— Отчего же, по нраву, — не согласился я. — Просто… я же по миру брожу. Иной раз и весь мир представляется одним большим городом, из которого хочется выбраться на волю. Понимаешь?

— Нет, — честно признался он.

— Вот и хорошо! — с облегчением отметил я. И поспешно перевел тему.

— Ты, Пудила, кажется, про турнир что-то говорил?

— Говорил, — подтвердил кузнец.

Я подумал, и снова спросил:

— А как мне, Пудила, на турнир попасть?

Он повернулся в сторону, приложил руку козырьком, затем снова посмотрел на меня.

— Тебе ежели на турнир, то в город можно не заезжать, — сказал он, указывая мускулистой рукой куда-то влево. — Вон там, вдали, видишь срубы. За ними ристалищное поле. Там у них целый турнирный городок. Там-то все и собираются в дни великих состязаний.

— И когда такой день ждать? — не терпелось мне.

— Завтра, — просто пояснил он.

— Пропускают всех? — на всякий случай уточнил я, глядя на далекие деревянные возвышения, увенчанные разноцветными флагами. Там уже сновало много конных и пеших фигур. Многие сверкали железными латами.

— Всех, — успокоил Пудила. — Даже простолюдинов. Знати ведь лестно, когда толпа орет. А она и орет. Чего еще надобно толпе? Смотреть, да орать. А знать, даже если вся и гаркнет разом, так все едино писк выйдет. Ведь знати-то совсем ничего. А толпа — о-го-го! Да только одного я в толк не возьму. Может ты, Роберт, подскажешь. Ты ж везде странствуешь. Неужели во всех землях так?

— Как? — переспросил я, разглядывая богато украшенную карету, что поравнялась с нами. Ее сопровождало внушительное кольцо охраны. Все в единых доспехах, в одинаковых сине-желтых накидках, с гербами сюзерена — лис пронзенный стрелой. Впереди на облучке восседал возничий и пара разодетых пажей.

— Ну… так вот, — пытался задать вопрос кузнец, тоже посматривая на высокородных. — Неужели везде горстка придворных правит такой огромной и непомерной толпой?

— Везде, — устало уронил я, поймав на себе взгляд одного из рыцарей охраны. Пахло едва скрытым презрением. Юные пажи тоже окатили меня ледяным отвращением и брезгливо отвернулись. Я блаженно улыбнулся — все едино искренность. Лучше уж такая, чем ее отсутствие.

— Но почему так? — изумленно смотрел на меня Пудила. В глазах его полыхало острое противоречие. — Я все в толк не возьму. Их же мало. А таких, как мы — много.

— Таков закон жизни, — уклончиво ответил я. — Не мы его придумали, не нам его оспаривать.

— Допустим, — он пропустил мое высказывание мимо ушей. — Но вот что мне интересно: как такая маленькая горстка удерживает в повиновении такую многолюдную ораву? Я-то думал, только у нас так. А оно, вон, везде.

Я торжествующе рассмеялся, под его пристыжено-хмурое выражение. Пристыженное — потому как он краем сознания понимал, что задал довольно глупый вопрос. А хмурое — потому как сам не мог найти на него ответ. Рыцари и пажи строго обернулись, метнули острый осуждающий взгляд, кто-то высокомерно фыркнул. Но обращать внимание на нас — выше их недосягаемого достоинства и небывалых понятий о чести. Это удел лишь немногих дворян. Тех, кто еще не утратил своего истинного человеческого лика. Тех проницательных, кто понимает изначальное предназначение простолюдинов для высокородных. А оно в том и заключается, чтобы ярче выделять блеск и помпезность придворной знати. Ведь если все будут богаты и знатны, то перестанут ощущать себя таковыми. Я глядел вслед удаляющемуся экипажу, и мысленно наставлял: «Поэтому, уважаемые дворяне, если хотите и дальше блистать своим благородством, берегите и цените простолюдинов». Никто, разумеется, не уловил моей мысли, ибо никто даже не обернулся. Хотя стражам надлежит оглядывать всех с должным вниманием. Я осуждающе поцокал, тихо посмеялся и похлопал Пудилу по могучему плечу.

— Вот тебе и пример, Пудила. Видишь эту карету и охранников?

— Ну да, — он метнул вслед сине-желтым спинам осуждающий взгляд. — Я не раз встречал их. И чего в них примечательного?

— Как раз то, о чем ты спросил. Тебе ведь стало интересно, почему они правят?

— Интересно, — живо подтвердил Пудила. Видимо, эта тема не раз всплывала в его сознании. Но вот разум до сих пор не мог найти подходящий ответ. Я снова улыбнулся, и ткнул пальцем назад, указав на доспехи.

— Что у тебя там?

Он не сразу понял, о чем я. Глаза округлились, рот приоткрылся. Но он подобрался, нахмурился и косо уставился на меня.

— Сколько едем, а ты уже забыл, чего везем?

— Скажи еще раз, — мягко попросил я.

— Там доспехи, Роберт, — настоятельно напомнил Пудила, искренне полагая, что я уже запамятовал.

— А зачем они? — я снова принялся за его умственную пытку.

— Да сколько можно такие дурацкие вопросы задавать! — раздраженно воскликнул он, подпрыгнув на седалище. Доски подозрительно хрустнули. — Тем более ты уже вопрошал…

— Ну, во-первых, дурацкие вопросы здесь задаю не я…

— Я, что ли?! — грозно ухватил он меня взглядом. Но после вспомнил мою силу и несколько поостыл. — Ну ладно. Ты, видать, снова чего-то загадал. Тогда я скажу — доспехи, чтобы укрывали. Чтоб жизнь оберегали в бою…

— Вот именно, в бою! — настоятельно повторил я. — Без боев ну никак не обходится наша история. Понимаешь меня?

— Не совсем? — честно проронил кузнец.

— Любая власть опирается на армию, — добавил я. — Сила любого королевства — это прежде всего сила армии. Иными словами армия есть тот меч, которым королевство и воюет. А точнее — многосложная боевая машина. Она-то и регулирует все вопросы и противоречия, которые возникают как внутри, так и снаружи королевства. Вернее, она лишь инструмент в опытных руках. Ну, скажем, как молот в твоих. Или, иногда клещи. Но без инструмента тебе вовек не выковать желаемого. Так и армия. Она служит инструментом для воплощения желаний государства. Или государя. Особенно в нынешние неспокойные времена раздробленности и постоянных усобиц. Хотя, будут ли они когда-нибудь спокойны?

— Ну? — Пудила требовал дальнейших разъяснений. Я смотрел на стальные шлема рыцарей, увенчанных желто-синими плюмажами и продолжал:

— А сила войска всегда опирается на силу вооружения. Понимаешь, почтенный мастер-кузнец?

— Ну?

— Нет власти без оружия, — я снова указал на пыльный холщовый полог. — То есть без военных преимуществ. А доспехи, Пудила, тоже оружие, только не наступательное, а оборонительное. Это одежда, для того, чтобы тебя не убили в бою. То есть дали тебе шанс убить другого. Ты ведь в мирное время не станешь ходить в броне?

— Мне-то чего в ней ходить, — всплеснул он руками. — Я ее мастерю. В ней ходят наши придворные рыцари и городская стража.

— Рыцари — элитная часть конных войск, состоящая на регулярной службе у короля — перечислял я, загибая пальцы. — Стража — орудие в руках дворян для наведения и соблюдения городского порядка. Теперь понятно, как такая малая горстка придворных во главе с королем держит в повиновении все эти неисчислимые массы? В том числе и тебя. Массы работают на своих господ, выплачивая им дань. Господа на все это содержат как себя, так и войско, дабы оно держало в повиновении массы. Ну, иногда еще, чтобы войско воевало, якобы защищая те массы от иноземцев. Хотя, на самом деле, все войны имеют захватнический характер, опять же для обогащения знати. Пусть они всегда и прикрыты высокими благими намерениями, но истинные цели всех войн просты и очевидны. Это тоже закон, тоже не нами придуманный. Этот уклад извечен и абсолютен. Видоизменяются лишь его внешние формы, такие, как вооружение, состав войска, способы сбора налогов, идеалы, коими прикрыты войны, и так далее. Но суть всегда такова. Многие такой уклад безжалостно осуждают, но не понимают, насколько он уникален. То есть, един, и иного быть не может. Он не хорош и не плох — он един. И осуждать его нет никакого смысла. Равно как и хвалить. Нужно лишь понять и применить себе во благо. То есть наслаждаться. Какой смысл осуждать или хвалить воду. Вода везде едина, и без нее нет жизни. Так же, как и кровь в теле человека. Пока она течет, то есть существует — это символ жизни. Как выплеснулась, или остановилась — символ смерти. Так и этот уклад. Единственное, что возможно — попросту быть вне его. Ты ведь можешь уйти в глухие леса, срубить себе дом, удить рыбу, охотиться, и не обращать внимания на все, что твориться в округе. Иногда встречаются отшельники, но много ль таковых? В одиночку труднее выжить, чем сообществом. А как сообщество собралось, так и возникает такой уклад. Один правит, другие защищают, а основная масса работает. Это закон. Или, если угодно — порядок.