Лой де Гарра удивленно поднял брови и задумчиво спросил:

— Ты тоже жаждешь подраться?

— Совсем нет, — поспешно уверил я его, — но если все будут сражаться, не повлечет ли мое бездействие ваше подозрение?

— И ты станешь драться без оружия и без доспехов? — уточнил Берд.

— Разумеется. Ведь другого ничего не остается. Ведь твой господин не хочет мне давать их.

— А если все ж выдам? — глаза барона полыхнули новым интересом. — У нас была пара лишних кольчуг. Они, правда, дырявые, но все равно лучше, чем ничего. И шлем где-то прорубленный я видал. Мечей, правда, нет, а вот топор найдется.

— Моя скромная особа не стоит таких хлопот, — вежливо парировал я. — Я ценю твое доверие, барон, но, боюсь, все это лишь отяготит меня.

— Тогда чего ты мне снова голову морочишь, — голос Лоя озлобленно задрожал.

— Отнюдь. Просто я спрашиваю — мне сражаться, или нет? Это не навлечет на меня подозрения?

— Если жизнь не мила, то — пожалуйста, — развел руками барон. — Мне-то какое до тебя дело, если тебя убьют.

— Хорошо, — легко поклонился я. — Я пошел на повозку. Просто мне неловко убивать людей, которых я не знаю. Которые плохого мне ничего не делали. Так что, с вашего позволения я вздремну. Однако, если вам станет тяжело, то зовите.

Все дружно посмеялись, кто-то даже хлопнул меня по плечу латной перчаткой. Я, как обычно, посмеялся со всеми. И воины зашагали к своим коням. Я же побрел к неказистой повозке. Под пологом заметно поредело, места стало больше. Зато пехота вооружилась до зубов. Желтые щиты двумя рядами вытянулись вдоль отряда. На них красовалась черная, опущенная вниз подкова и пятиконечная звезда. Над железными головами гордо вознеслось такое же знамя. Ветер подхватил его, торжественно расправил, воодушевляя солдат. Но после снова опустил.

Вскоре приготовления были закончены. Барон объехал свое воинство, придирчиво оглядывая каждого солдата. Довольно кивнул и махнул рукой. Отряд качнулся и с дружным лязгом двинулся вперед, словно какой-то сложный и непонятный механизм. Но теперь он выглядел иначе. Пехота маршировала в строгом порядке, держа равнение и шаг, кавалеристы тоже шли ровно и слитно, внимательно глядя по сторонам. Все облачились в шлема, натянули кольчужные рукавицы и латные перчатки. Чьи шлема имели съемные забрала — их одели, но пока не опускали. Арбалетчики взвели тетиву. Щитоносцы громыхали оковками желтых щитов, подковы и звезды колыхались в такт движению. Над пехотными шляпами высился частокол клиновидных алебард, и просто топоров на длинных рукоятях.

Барон обернулся, обвел марширующий отряд хозяйским взором и едва заметно улыбнулся. Неожиданно он сделал выразительный плавный жест рукой и громко крикнул:

— А ну-ка нашу победную!

Я заинтересованно глянул на него, затем на воинов. Суровые хмурые лица вдруг словно озарились внутренним светом. Кнехты переглянулись, повеселели. И тут в глубине строя ударил барабан. А следом кто-то, видимо самый голосистый, затянул походную песню. Ее подхватил другой, третий, и вот уже вся пехота единогласно и воодушевленно пела, под ритмичную дробь слитно чеканя шаг:

Я трясся, сидя у борта повозки, смотрел на кнехтов и всадников и слушал их вдохновляющую песню. Да, нужно быть очень смелым и безрассудным, чтобы отважиться напасть на такой отряд. Интересно, рискнут ли разбойники пойти на такое? Или взыграет благоразумие? Скорей всего последнее. Ведь те, кто нападает исподтишка, обычно чуют и уважают силу. И боятся ее. Обычно такие не склонны к героизму и самоотверженности, иначе не прибегали бы к подлым и коварным уловкам. Хотя, сами они считают себя честными и справедливыми. Деяния же свои — благородными и правильными. Впрочем, как и все остальные.

И, что самое интересное — такие правы. Ведь на войне все средства хороши. Каждый метод — не что иное, как проявление хитрости, смекалки, мысли. Но изначально лишь одно — желание побеждать. А оно свято.

Ведь вся наша жизнь подобна войне. Поэтому, какими бы нам жестокими не казались ее правила, они совершенны и истинны. Они существовали, и будут существовать всегда. И глуп тот, кто мыслит иначе. Глуп тот, кто ждет, что противник выйдет на правильный поединок, честный и справедливый, пожелает удачи в бою, и не ударит в спину, если она откроется. Да, это здорово, это красиво, это по-рыцарски… но уж очень глупо. Подобное — удел легенд и мифов. Не спорю, бывает такое и в жизни. Но редко, крайне редко. Рассчитывать же на это — значит совершать самоубийство. Слепо доверять противнику и ждать от него благородства — первый шаг к поражению.

По крайней мере, если ты человек. Мне же нет нужды верить кому-то или не верить. Я просто жду перемен, поскольку не люблю однообразие. И надеюсь — не напрасно.

Время превратилось в тягучий размеренный скрип колес и топот марширующих сапог. Спев несколько песен, приободренный отряд умолк — следовало хранить осторожность. Но боевой дух заметно поднялся. В глазах кнехтов мрачным пламенем мерцала жажда сражения. Рыцари казались спокойнее, но общий настрой передался и им. Да, сила боевых гимнов очевидна — они превращают любое войско в единое слитное ядро, способное смять многочисленные ряды неприятеля.

Рядом со мной сидел солдат со сломанной рукой. Товарищи выстругали палку и туго примотали к ней поврежденную руку. Но солдат попался упорный — в левую он взял шестопер. Я временами косился на него. Он тоже косился на меня, при этом сильно сжимал рукоять своего грозного оружия.

Не обращая внимания на все вокруг, я задремал, укачиваемый тряской. Хотя при этом не утратил связи с окружающей реальностью. Ведь я пребывал в ней. Пусть лишь телом. Сознание же мое унеслось в неведомые пучины. Как всегда, перед глазами мелькали загадочные города и страны, новые люди и иные неизвестные существа. Я знаю — все они реальны. Все они есть. Пускай очень далеко отсюда, но они существуют. Они зовут меня. И я, будто слыша тот зов, отправляюсь в новые странствия. Посещаю новые места, обретаю новых друзей, сражаюсь с новыми врагами. Словом, упиваюсь всеми радостями жизни. Даже во сне…

Проснулся я, почувствовав остановку. Раскрыв глаза, понял — уже вечер. Солнце укатилось за далекие холмы. Лишь краешек его торчал над лесистым горбом, словно прощался с нами последними закатными лучами. Передо мной стояли ряды спин в желтых накидках. Круглые шлема-шляпы зловеще поблескивали в вечернем полумраке. Над ними угрожающе щетинились алебарды и топоры. Впереди стальными слитками высились конные воины. Они обступили барона и оживленно переговаривались. Судя по всему, мы стояли у входа в ту самую теснину.

Я потянулся, зевнул и обратился к солдату со сломанной рукой:

— Что, уже прибыли?

Он плотно сжал губы и отвернулся. Но после косо глянул на меня и снисходительно выдавил:

— Ага. А тебе чего — не спится?

— Боюсь пропустить интересное, — я старался быть вежливым.

— Ну-ну! — ехидно усмехнулся он, вызывающе прокручивая в ладони рукоять шестопера.

— Жаль только — ничего не будет, — с огорченным вздохом добавил я.