Благо не человек я.

Деревья тонули в приливе океана тьмы. Подкрадывалась ночь, спеша накинуть на мир черную шаль. Ночью все краски едины. Мир темен и мрачен. Потому ночь стала символом всего ужасного и зловещего. Хотя на самом деле то символ неизвестности. Недаром ведь невежество сравнивают с тьмой, а познание со светом. Когда ты видишь — то знаешь. А раз знаешь, можешь использовать себе на благо. Во мраке же можно угодить в яму, которую днем не задумываясь обошел бы. Или в иную беду.

Но подобное справедливо, если не дано видеть во тьме. Люди не видят ночью, потому как привыкли смотреть глазами. Если же взираешь на мир взглядом желаний, то видишь гораздо больше. Если умеешь их чувствовать, то тебе не важно, день вокруг, или ночь.

Я прислушался. Тихо. Присмотрелся. Тьма. Принюхался. Пахнет вечерним лесом.

Берд и Диркот тоже пристально осматривали лесистые склоны. Слышали они плохо, сквозь толщу шлема и подшлемника. Зато шальная стрела им уже не страшна. Если только лучник не умеет бить в полной темноте с сотни шагов точно в глаз. Но подобное мастерство — удел немногих.

Через некоторое время впереди показалось черное нагромождение. Вот оно, то самое дерево. Оно лежало поперек дороги и походило на гигантскую змею. Воины мигом подобрались. Кони, почуяв настроение хозяев, тоже захрипели и зафыркали. Рука Берда непроизвольно опустилась на меч, Диркот снял с седла арбалет. Я усмехнулся, глядя на их приготовления. Берет снова пополз в бок, я снова его поправил. Как он мне надоел!

— Глядите в оба! — прошептал Берд. Глаза его горели, словно у хищника, хотя внешне ничего не изменилось. Просто желания распаляли внутренний огонь, присущий каждому.

— Слышал, Диркот, — тихо, но весело позвал я. — Гляди в оба.

Диркот мрачно сверкнул единственным глазом.

— Путник, сейчас не время для шуток, — разгневанно процедил Берд.

— Шутить можно всегда, — уверял его я. — На самом деле то лишь отношение к жизни.

— Тихо! — прервал нашу перепалку Диркот. — Мне кажется, я что-то слышу.

— Ты ж в шлеме, — напомнил я, указывая на его высокий островерхий шлем, с наклоненной назад макушкой. По низу к нему была пришнурована толстая кожаная полоса. К ней, в свою очередь, крепилась небольшая кольчужная бармица, укрывающая шею. Забрала он не имел. — Как ты можешь слышать?

— Я тебя сейчас прострелю, — Диркот погрозил арбалетом. — А барону скажу, мол, разбойники.

— Молчу, молчу, — я поднял и скрестил руки. — Просто… я давно их уже вижу. Посмотрим, на что способны вы…

— Ты их видишь?! — качнулся ко мне Берд, хватая за руку. Я мгновенно оценил, какая у него сильная кисть. — Так чего молчишь?!

— Так вы мне всячески рот затыкаете, — с обидой шмыгнул я носом.

— Где они?! — тяжело дышал Берд.

— Впереди.

— Точнее?!

Я небрежно высвободил руку. Он понимающе разжал пальцы, и отстранился. Я сомкнул глаза и сосредоточился. Краски померкли, звуки притихли, запахи улетучились. Остались лишь желания. Но они настолько ярки, что никакие иные чувства не передадут столь полно и достоверно всю истину.

Поваленное дерево приближалось. Уже стало видно — это старый граб. Причем пня я так и не разглядел. И глупцу ясно — дерево сюда притащили. Умный же при этом видит еще и желания тех, кто тащил его сюда. И чувствует то, чего ожидают они от своего желания.

Я улыбнулся. Повел носом, прянул ушами. Пахло напряжением и ожиданием. Пространство вокруг словно натягивалось — явно слышался тихий скрип. Он силился с каждым нашим шагом и звучал угрожающе. Я улыбнулся еще шире.

И вдруг увидел их. Нет, глаз я так и не распахнул. Зато отчетливо стали слышны чужие желания. Они пахли, они сияли, они звенели, они покалывали кожу. Но точнее сказать — они были. И я их чуял.

Несколько человек притаились рядом с деревом, в темных кустах. Они ничем не выдавали своего присутствия, поэтому ни Берд, ни Диркот их видеть не могли. Зато видел их я. Потому как их желания разгорались все ярче, по мере нашего приближения. Выше по склонам, с обоих сторон пряталось еще десятка три. Словно искры от костра, сияли они в ночи. Желания предательски выдавали своих владельцев. Мне вспомнились старые сказки про фей, которые светились в ночи и оставляли искрящийся след. Мрачный и угрюмый лес превратился в волшебную обитель загадочных светлячков.

— Ну же? — тихий шепот Берда вернул меня к действительности. — Сколько их?

— Человек пять впереди, — потянув носом, произнес я. — Остальные по бокам. Десятка три.

— Не спешим! — приказал Берд, распрямляясь в седле.

— А мы что — спешим? — усмехнулся я.

— Не замедляем шага, — добавил воин. — Разворачиваем коней лишь по моему сигналу.

Диркот кивнул. Я пожал плечами. Пусть будет так.

Шаг и еще шаг. Шаг и еще шаг. Поваленный граб приближался. Напряжение нарастало. Внезапно оживился ветер. Его порывистый вздох прокатился по теснине, заставил трепетать кусты и ветви. Кони изредка всхрапывали. Они тоже чуяли неладное.

— Не бойся, — вдруг подал голос Диркот. — Мы защитим тебя.

— А разве я боюсь? — удивился я. — Разве по мне видно?

— Когда человеку страшно, он пытается отшучиваться.

— Вот именно — человеку, — существенно поправил я.

Диркот метнул на меня пытливый взгляд, но после снова принялся осматриваться.

Толстый ствол уже отчетливо чернел впереди. Уже стали видны сучья и ветви. Дерево столь красноречиво лежало поперек дороги, словно всем своим видом кричало: «Стой!». С тем же успехом можно табличку прибить с такой надписью — ничего не изменится. Я принюхался. Пахло свежесрубленной древесиной. Оно здесь недавно, буквально день. Может, прав барон? Может, поджидают именно его?

До поваленного ствола оставалось несколько шагов, как вдруг вечернюю тишину прорезало хорошо знакомое дребезжание и последующее шипение. Оно нарастало и неслось прямо на меня. Уголки моего рта тронула улыбка. Я резко вскинул руку вверх. И мгновенно поймал стрелу.

Надо же, кто-то очень меткий — летела точно в голову.

Конь подо мной от неожиданности взвился на дыбы. Еще несколько стрел пропели в сумраке. Еще одну я поймал у груди, другая пронеслась мимо, несколько сухо щелкнули по шлемам и плечам всадников. И вдруг Берд громогласно заревел:

— Это засада, милорд! Назад! Назад!

Темные кусты принялись выплевывать стрелы. Неумелые стрелы. Они скрежетали по броне воинов, от остальных я отмахивался.

— Поворачиваем коней, милорд! — призывно кричал Берд, натягивая удила.

— Мой конь ранен, — выкрикивал я, нагло привирая.

— Милорд, берегите мошну, — подхватил Диркот, тоже рывком разворачивая коня. Несколько стрел ударили его в спину.

— Прикрывай господина! — выпалил Берд, — отходим!

Мы слитно качнулись, развернули осевших коней и ударили пятками в бока. Но со склонов нам наперерез хлынули тени. Они неслись, вопили и чем-то размахивали. Сзади жужжали стрелы, но меня уже прикрывал Диркот. То и дело слышался стук наконечника о заднюю пластину кирасы и затылок шлема. Берд вырвался вперед. В его руках уже сиял меч.

— На прорыв! — рычал воин. — Уходим!

— Держитесь, барон, мы вырвемся! — надсадно кричал Диркот.

Тени выскочили на дорогу, как раз, когда мы поравнялись с ними. Берд со всего маху врубился в нестройные ряды. Сильный удар эхом прокатился по теснине. Кто-то с криком отлетел прочь, кто-то отпрянул сам. Конь яростно заржал, Берд выкрикивал проклятья. Но тут же тени ринулись на нас, сжимая смертельное кольцо. Замелькали мотыги, вилы, цепы и дубины. Берд угрожающе взревел и принялся опускать меч направо — налево. Раздался хряск, стон, звук падающего тела. Затем еще раз и еще.

Ко мне тоже кто-то подобрался и попытался ударить цепом. Я увернулся, ладонью отбросил цеп, и пинком отправил кого-то прочь. Он немо отлетел и с треском скрылся в кустах. Другой попытался ткнуть вилами, но они пронеслись надо мной — я глубоко завалился набок. Резко распрямился, ухватил за черенок, сразу за железом. И с силой рванул на себя. Кто-то не удержался, и полетел под коня.