Один из всадников вознес большой рог и приложился, раздувая щеки. Над лесом поплыл низкий тягучий стон боевого рога. Ему хрипло ответил другой рог, и дорога у входа в теснину пришла в движение. Лязг и грохот огласили мрак. Сверху скорым маршем спускалась пехота. Они тоже растянулись, насколько позволяло пространство. Стена щитов грозно мерцала оковками, частокол алебард устрашающе скалился в небо.

При виде надвигающейся пехоты, разбойники заметались, точно загнанные зайцы. Они не понимали, что делать. Стена щитов и алебард выглядела устрашающе. Броситься туда означало превратиться в бесформенное кровавое месиво. Ринуться назад, значит напороться на копья. Да, трудно выбрать из двух зол меньшее, когда каждое одинаково злое.

Тем временем солдаты быстро преодолели разделяющее нас расстояние, и по команде барона остановились. Капкан захлопнулся. Всадники непробиваемыми башнями возвышались над ними, подняв копья. Пехота мерцала шляпами и алебардами. Чувствовалась явная обида и раздражение солдат. Они тоже хотели подраться, поэтому с завистью поглядывали на рыцарей, коим выпала радость сражения. Хотя, сражением то никак не назовешь. Сражаются равные силы. С подобным успехом можно разогнать свору бродячих собак.

— Связать их! — повелел барон. Его голос гремел от самодовольства. Он любил побеждать. Даже бродячих собак.

Стена щитов дрогнула, разошлась. Разбойников обступили арбалетчики. Другие солдаты проворно и быстро связали пленных.

— Вперед, — крикнул Лой де Гарра. — Пора уже выбираться отсюда.

— Не думаешь, что они там еще остались? — предположил Берд, глядя, как сноровисто увязывают разбойников.

— Даже если и есть, что с того? — пожал плечами барон. — Пусть нападают. Будем только рады. Хоть пехота сможет сразиться. А то глянь, точно волки голодные — клыки оскалили, а крови не отведали.

Берд усмехнулся. Затем крикнул двух всадников, и они поехали за отставшим обозом. Хотя подводы стерегли несколько арбалетчиков, но все равно лишняя предосторожность не помешает. Топот копыт удалился. Но тут же приблизился, правда, с другой стороны. Из мрака вынырнул Диркот, мрачный, как его наглазная повязка. В руках он держал какой-то сверток.

— Милорд!

— Да, Диркот? — обернулся на голос барон.

— Милорд, солдаты нашли ваш плащ. И берет.

С этими словами он протянул господину его вещи. Берет оказался дырявым, грязным и мятым, перо сломалось. Плащ выглядел не лучше. Тоже грязный, в нескольких местах порванный, сплошь в кровавых пятнах. Некоторые хранили отпечатки рук. Наверняка его не могли поделить, даже истекая кровью.

Я с затаенным удовольствием поглядел на символы былого могущества. Теперь же они напоминали поломойные тряпки. Хотя не так давно барон щеголял в них, и они подчеркивали его благородство. Да, как быстро можно потерять величие. И как сложно вернуть его обратно. Другое дело — мой плащ. Да я хоть в грязи вываляюсь, он хуже не станет. Он не станет вызывать у людей больше презрения и отвращения, чем сейчас. Тем самым он меня очень радовал. Он давал мне безграничную свободу, не тяготил какими-то условными порядками и сложившимися устоями. Не навязывал нормы поведения, не обременял титулами и именами.

И в том его истинное величие, много большее, чем всех самых прекрасных плащей в мире. Равно как и сила моя в том же. Пусть с виду я самый жалкий и слабый. Просто, тот, кто идет позади, видит всех. Тот же, кто лезет вперед, сознательно лишается обзора. Он видит лишь то, что перед ним. Но это лишь малая часть. Жизнь гораздо обширнее.

Барон брезгливо поморщился, посмеялся и небрежным жестом указал на обноски.

— Убери их куда-нибудь. Потом посмотрим, может, выменяю где на подковы.

Диркот кивнул и удалился во мрак.

— Да, путник, попортил ты мне вещички, — поцокал барон, но в голосе его не звучало угрозы. Да и вообще, он не жадный человек. Просто уж очень жизнь любит, особенно в ее самых ярких проявлениях. И себя, как самую яркую часть ее.

— Мне очень жаль, — огорченно сверкнув глазами, вздохнул я. — Но Берд и Диркот свидетели, я все время кричал: «Мой плащ, мой берет». Не мой, но твой, но это не важно. Даже в разгар схватки я думал о твоей собственности. И пытался ее спасти. Но, увы, не вышло. Они меня едва не сорвали с седла, дергая за плащ. Эх! Но я честен, и готов от всей души предложить тебе свой плащ, дабы ты не думал, что я…

— Не надо! — властно оборвал меня Лой де Гарра, кривя уголки рта. Он даже в жутком кошмаре не мог представить себя в моем плаще. — Обойдусь вовсе без плаща.

— Но то символ моей благодарности, — настаивал я.

— Ты и так уже выполнил сполна все, — напомнил он. — С тебя достаточно.

— Как знаешь, — улыбнулся я. — Да только то плата, достойная короля. Ведь это необычный плащ.

— Ну да, ну да! — со смехом закивал барон. — Оно и видно. Второго такого не сыщешь.

— Благо, хоть что-то видишь, — под нос пробубнил я. — Пусть и не все.

Под окриками барона и десятников, отряд пришел в изначальный боевой порядок. Пехота вытянула ряды щитов, всадники шли теперь в авангарде и в арьергарде. Передние вели связанных разбойников. Мрак не позволял различить их лиц, зато от них сильно пахло холодным потом и липким страхом. Некоторые пахли кровью, чужой и своей. В середине ехала повозка. На ней сидел злой Ричард. То и дело он тихо ругался, скрипел доспехами и зубами. Я так же тихо посмеивался, угнездившись в законно отвоеванном седле. Да, только глупец два раза наступает на одни и те же грабли.

Скорым маршем наш отряд выбрался из теснины. Всадники довольно покачивались в седлах, удерживая пленников в поводу, точно псов. Пехота недовольно бряцала позади. На взгорке из-за деревьев в нас ударило несколько стрел. Но они были не опаснее мух. Зато Диркот и еще десяток арбалетчиков ответили мощным залпом. Мрак застонал и захрипел. Тела грузно упали в кусты. Кто-то принялся карабкаться по склону, спеша навсегда покинуть это проклятое место.

— То-то же! — оскалился барон, хищно всматриваясь во мрак. Я трусил рядом, и тоже смотрел туда. Темнота не служила помехой. Три человека спешно уносили ноги. Даже крутой подъем не убавлял их прыти. Догонять их никто не стал. Лой де Гарра отвернулся, сочтя их недостойными своего драгоценного внимания. К тому же он не видел во тьме, как вижу я. Он лишь высокомерно усмехнулся:

— Вот тебе, путник, и урок. Не суйся против воинов, иначе… сам видишь.

— Но они и не совались, — напомнил я. — Мы их выманили из укрытия, как зайцев, и перебили.

Барон задумался. Глянул на связанных разбойников. Они, понуро опустив головы, шагали за всадниками, которые ехали по бокам вереницы пленных и плетьми подгоняли нерасторопных. Слышались сухие щелчки, следом стоны, исполненные боли и обиды. И шаг снова ускорялся. Лой усмехнулся, поправил меч.

— Неважно. Важно здесь другое, путник. Ты на нас посмотри, а теперь на этих голодранцев. У них ни доспехов, ни оружия. У них нет командира, и нет никакого порядка. Как следствие, у них не было никакого шанса справиться с нами. Таким остается грабить лишь одиноких странников, вроде тебя. Даже с караваном они не совладали бы, если б тот имел охрану.

Я взглянул на него с легким недоумением.

— Меня грабить бесполезно.

— Ха, думаешь, ты бы справился с ними? — насмешливо покривился барон. — Сколько их там? Десятка четыре было?

— Речь не о том.

— О чем же?

— Брать с меня нечего, — красноречиво распростер я руки, словно меня кто-то обыскивал.

Барон на миг потупился, но тут же закивал.

— А, ну да, ну да. Ты прав. Действительно, чего с тебя взять?

Я загадочно понизил голос.

— Обобрать меня может лишь один… Причем, я не обеднею. А вот он обогатится.

От барона запахло любопытством.

— Хм, и кто же такой… такой… хитроумный?

— Мудрец.

— Мудрец?

— Да, лишь мудрец может обобрать другого мудреца, причем до нитки. При этом они оба лишь обогатятся, и никак не обеднеют.